Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок - Юлий Буркин

Люди слушали молча, завороженно глядя мне в рот. Я чувствовал себя удавом Каа в городе обезьян. Но краем глаза я увидел, как из-за соседнего столика поднялся какой-то человек и проворно вышел из нашего зала. Все, что я успел заметить в нем, — зачесанная на лоб челка и большие уши. Не всем, значит, нравится, как я пою. Ну и ладно, скатертью дорога. Я опустил глаза, чтобы больше не видеть ничего такого, что могло бы меня сбить.

- На город мой безмолвна и белаЛожится ночь, укутавшись в метели,Волшебное виденье стало теньюИ отраженьем тени в зеркалах,И страхом плотским пред Господним гневом.Для всех живая умерла сегодня Королева.И значит, все грехи я оплатилТем, что другой такой мне не найти.

Я замолчал и поднял глаза. Не знаю, может, я преувеличиваю или выдаю желаемое за действительное, но лица окружающих казались мне потрясенными.

— Тебе, братец, не здесь надо петь, — сказал Бенедикт, — а в столице, на сцене выступать. Бабки бы огребал немереные.

Я с удивлением увидел, что у него на коленях примостился молодой штурман Брайан и по щекам его текут слезы. Надо же, какой чувствительный. И это при том, что не понимает слов. Или Бенедикт так и не отпустил его руку и бедняга плачет от боли? Но нет, руки Брайана свободны.

— Все равно я с вами не пойду, — хлюпнув носом, сказал тот, — хотя уже хочется…

Бенедикт словно и не слышал его. Сделав глубокий вдох, будто бы отгоняя от горла комок, он изрек:

— Такой странной музыки я еще не слышал. Ни на что не похоже. — («Еще бы, — подумал я, — все-таки пять столетий прошло».) — И язык… Чей, говоришь, это язык?

— Джипси, — привычно соврал я. — Этот табор ползает по задворкам, и мало кто его знает…

— А вот и лжете, сударь мой. Роман Михайлович, — раздался скрипучий голос неподалеку.

Я вздрогнул. И поразило меня даже не то, что кто-то произнес мое имя. А то, что сказана эта фраза была на русском языке двадцатого века.

Я без труда нашел глазами говорившего. Это был тот самый человек, который слинял из зала, когда я пел. Не зря мне это не понравилось. Внешность его была бы неприметной, если бы не идиотская прическа и непропорционально большие уши. Он стоял совсем рядом, за спиной Бенедикта, между двух здоровенных жандармов в лиловой форме.

— Я надеюсь, вы не станете совершать глупости, — ласково улыбнулся ушастый. — Будьте любезны, проследуйте с нами в участок. Сбежать вам не удастся, даже и не пытайтесь.

Я обернулся к Гойке и по выражению его лица понял, что объяснять ему ничего не надо. Главное он уразумел: у нас неприятности.

— Что лопочет эта лопоухая гнида? — спросил меня Бенедикт.

Неожиданно ему ответил Гойка:

— Он говорит, что ты, ты и ты, — он ткнул в грудь Бенедикта и еще двоих самых грозных на вид головорезов, — пожаловались ему на то, что мы, подлые грязные джипси, обокрали вас.

Лицо ушастого вытянулось.

— Что?! — поднимаясь, обернулся к нему Бенедикт. Указанные Гойкой парни повели себя так же грозно, и все, кто только что слушал и наши песни, обернулись и сомкнулись в хмельную стенку, закрывая нас от шпика.

— Разойдись! — взвизгнул ушастый. — Приказываю именем Его Величества! Я следователь имперской прокуратуры! У меня есть ордер на арест! Если вы сейчас же…

Договорить он не успел, так как получил от Бенедикта увесистейшую оплеуху. Гойка, вырвав у меня из рук балисет, вспрыгнул на стол и что есть силы треснул им по башке одного из жандармов. Струны взвыли, и инструмент развалился на куски.

И тут началось. Жандармы палили, проститутки визжали, с потолка на головы сыпались куски оплавленного пластиката, летали, ударяясь о черепа, кружки и подносы… Гойка поволок меня за руку в какой-то проем, а я, в свою очередь, потащил за собой втянувшего голову в плечи Брайана. Выбравшись на воздух, мы втроем кинулись к воротам космодрома.

Стоило мне почувствовать приятный огонь в теле, как я, не раздумывая, воспользовался своими возможностями. Схватив за руки Гойку и Брайана, я принял горизонтальное положение и, таща их, стремительно полетел вперед. Они мчались за мной семимильными шагами, словно маленькие дети за спешащим папашей. Мы домчались до «бегушки», и я смог увеличить скорость еще…

Неожиданно Брайан вырвал свою руку из моей. Я отпустил и Гойку, встал на ноги. Бегущая дорожка продолжала мчать нас в сторону нашей шлюпки. И та была уже близко.

— Куда вы меня тащите?! — взвизгнул Брайан. А с ним одновременно, обращаясь ко мне, воскликнул Гойка:

— Как ты это делаешь?!

— Потом! — ответил я ему и повернулся к Брайану: — Нам нужен репетитор, ты же слышал!

— Это ваши проблемы. А я ни на что не соглашался. Я бежал только для того, чтобы не связываться с жандармами. И все. Дальше с вами идти у меня нет никаких веских причин.

— Есть! — возразил Гойка. Неуловимым движением он выдернул из-за пояса кинжал, наставил на Брайана и щелкнул переключателем режимов. Плазменный клинок вмиг вытянулся до размеров шпаги и почти коснулся кончиком здоровенного кадыка Брайана,

От неожиданности тот сглотнул, и его глаза округлились.

— Стой, молчи и не двигайся, — приказал ему Гойка. — Рома, обыщи его.

Я старательно обшарил парнишку и, найдя бластер, передал его Гойке.

— Теперь так, — сказал тот. — Если ты вякнешь еще хоть слово, я сделаю то же самое, только рукоятку поднесу поближе. Ты понял, а? Если понял, мигни глазами.

Брайан мигнул. Гойка отключил нож.

Мы были уже возле шлюпки и соскочили с бегущей дорожки. Краем глаза я увидел какое-то шевеление возле ворот, позади. Погоня? Действительно, несколько фигур мчались к нам по воздуху так, как это только что делал я, но значительно быстрее. Воздух с шипением рассекли плазменные заряды бластеров: преследователи стреляли.

Но мы успели забраться в шлюпку живыми и невредимыми, задраили люк, и Гойка ударил по газам.

… Мы пристыковались к звездолету. Непрерывно слыша требования планетной жандармерии остановиться, мы отогнали его на расстояние, безопасное для гиперпрыжка. Тут только Гойка разрешил Брайану говорить:

— Все, — сказалон. — Заклятие снято. Ты обретаешь дар речи. Садись на мое место, останавливай корабль и прыгай.

Только что подоспевшая Ляля опасливо прижалась ко мне.

Брайан сел на штурманское место, положил руки на колени и, глядя в одну точку, тихо сказал:

— Я не умею.

— Что?!! — вскричали мы хором.

— Я ни разу не прыгал через гиперпространство. Я все врал. Меня выгнали с первого курса космоколледжа. Сразу после практики.

— За что? — невпопад спросил я. Какая разница, за что?!

Но Брайан с готовностью объяснил:

— О, я учился только на «отлично»! Но на практике совсем ничего не мог сделать правильно. Я волновался… Трусил. И меня выгнали.

Мы слушали его с открытыми ртами, а он все так же нудно бубнил:

— Я работаю продавцом средств от домашних насекомых в папашином магазинчике. А по вечерам хожу в «Преисподнюю» и вру. Мне там хорошо. Но я ничего не умею. Простите меня, — жалобно попросил он под конец.

«Приказываем немедленно остановиться! Приказываем немедленно остановиться! — передавал модуль связи. — В случае неповиновения ровно через парсек ваш корабль будет уничтожен!..» Жандармский крейсер был уже явственно виден на экране. Он приближался.

— Остановиться я могу, — добавил Брайан. — А вот прыгать не умею.

— Так останавливайся, — сказал я и посмотрел на Гойку. — Им нужен только я.

— Останавливайся, — эхом повторил за мной Гойка и отключил на модуле связи звук.

Брайан принялся деловито манипулировать приборами управления. Мы молча следили за ним. Скорость корабля стала падать, и жандармский крейсер подошел к нему вплотную.

«Почему они не стреляли? — подумал я. — Ах, да. Они, наверное, знают, что никто из джипси не умеет нырять в гиперпространство. Умные люди, если это возможно, всегда стараются взять врага живым, чтобы использовать его в каких-нибудь политических целях».

— Все, — сказал Брайан. — Мы стоим.

И тут Ляля, оттолкнув меня, шагнула к штурманскому креслу и, схватив Брайана за грудки, закричала:

— Ты! Ты учился, сукин ты сын! Ты знаешь, как это делать! Прыгай или задушу тебя! — Она бессильно опустилась перед ним на колени и заплакала. — Ну пожалуйста. Я прошу тебя, миленький мой, алмазный… — И она принялась осыпать поцелуями его руки.

Отдернув их и прижав к груди, Брайан пролепетал:

— Вообще-то я могу попробовать… Но мы тогда, наверное, погибнем.

— Да, — подтвердил Гойка. — Крейсер уже слишком близко.

— А вот и нет, — ответил Брайан, не глядя на него и лихорадочно настраивая какие-то приборы. — Это я вам говорю, как отличник. Вы немножечко, ничего не понимаете в гипертеории. Если бы мы были рядом с телом, значительно превышающим нас по массе, отраженная сила нас маленько уничтожила бы. Если же массы примерно равны… Нас, конечно, чуть-чуть тряхнет, очень сильно, и вынырнем мы не совсем там, где собирались, но взорвется только тот, кто останется. Были прецеденты.