Демократия. Вашингтон, округ Колумбия. Демократия - Генри Адамс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Клей рассмеялся. Иниэс встревоженно улыбнулся. Питер остался сидеть на полу посреди обломков. Он с достоинством скрестил ноги и спросил, какова тема книги.
— Американская мысль, что же еще? «Мысль» с маленькой буквы. Может, ты выбросишь обломки в камин? Никто этого не заметит. — Происшествие насмешило Клея, но Питер словно не слышал его последних слов.
— Ну, и какие же у тебя мысли по поводу американской мысли? — Со своего места на полу Питер производил впечатление очень рассудительного человека.
— Надеюсь, в книге все будет ясно.
— Что именно?
— Кто мы такие, по моему мнению, и какими нам следует быть.
— Так кто же мы такие?
— Прежде всего, наилучшая альтернатива коммунизму, — живо ответил Клей.
— Ну, тут тебе Иниэс все растолкует. А какими нам следует быть?
— Хорошими.
— Вот оно что! — фыркнул Питер. — Ведь это легко, не так ли? Во всяком случае, на словах.
— Это вовсе не легко, — обеспокоенно проговорил Иниэс. — В сущности говоря, это всего труднее поддается определению. Даже Витгенштейн[111]…
— Для нас — нелегко, согласен, но для Клея быть хорошим — значит сдерживать коммунизм, сбалансировать бюджет…
— Мне кажется, его амбиции идут дальше.
Сообразив наконец, что к чему, Питер даже не пытался скрыть свое изумление.
— Иниэс! Ты собираешься писать книгу за него?
— Я обещал помочь. Ну, знаешь, мыслишку здесь, мыслишку там. — Иниэс чувствовал себя неловко, однако не думал оправдываться.
— Но какую именно из твоих мыслишек? Необходимость отойти от двухпартийной системы, сходство между оргазмом и атомным взрывом, телереклама как главная причина рака? — Отступничество Иниэса не только изумило, но и странным образом развеселило его. Он повернулся к Клею: — Иниэс набит идеями. Придется выбирать осторожно.
— Постараюсь. — Клей чувствовал себя как нельзя более непринужденно. — Я не собираюсь забираться слишком глубоко…
— Естественно. — Питер посмотрел на встревоженного Иниэса и спросил: — Ну а ты, Иниэс, почему ты хочешь забраться так глубоко?
— Я смотрю на это дело иначе. В конце концов, я буду просто помогать. — Но Питер видел, что Иниэс страдает, что в нем идет ожесточенная внутренняя борьба.
— Он парень что надо, — сказал Клей. — И в философском плане мы не так далеки друг от друга, как можно подумать.
— Король-философ! — Питер медленно поднялся на ноги. — Вы меня поражаете. Оба.
— Спасибо. — Клей тоже встал. Он улыбнулся. Он был само обаяние. — Не тужи, Питер. Все будет хорошо.
— Для тебя или для страны?
— А это одно и то же. Разве я тебе не говорил? — Клей произнес это так, словно хотел подразнить его, но Питер знал, что он говорит совершенно серьезно.
— Нет, это не одно и то же. — Питер держался за свои позиции, словно за глыбу, случайно преградившую противнику путь.
— А кто может сказать? — Клей попытался обойти Питера, но тот намеренно закрыл собой проход, не желая упускать добычу.
— Я могу, в числе прочих.
— Ну так скажи! Объясни всем, что во мне не так. А что, в самом деле? — Клей не переставал обаятельно улыбаться.
— Я уже писал об этом, — ответил Питер. — По-моему, я сказал все.
— Но тебе никто не поверил.
— Да, но, несмотря на это, правда не перестала быть правдой. Грубо говоря, ты не то, чем ты кажешься. Разумеется, и с большинством людей обстоит так же, но между тем, что ты есть на самом деле, и тем, чем ты кажешься, — на миллион долларов рекламы. Она старается внушить нам, будто ты герой войны, — а ты не герой; будто ты серьезный, думающий сенатор, — а ты не таков; будто тобою руководят лучшие побуждения, — а ты…
— А откуда ты знаешь, кто я и что я? — Голос Клея прозвучал резко, а лицо его было теперь таким же серым, как и то, что за минуту до этого глядело на них с экрана телевизора.
— Я знаю, что ты сделал и чего ты не сделал. В политике ты играешь в шахматы. Если опрос общественного мнения обнаруживает сдвиг влево, ты сдвигаешься влево. Компьютер может предсказать твою позицию по любому вопросу. — Питер повернулся к Иниэсу: — Ты совершенно правильно разгадал его. Он занимается политикой в вакууме. В нем ничего нет, кроме желания быть первым.
Клей отступил от Питера и придвинулся к Иниэсу, словно ища в нем союзника, но затем вдруг остановился, поняв, что это может быть расценено как отступление. Он повернулся к Питеру и сказал:
— Ты завидуешь мне потому, что твой отец больше заинтересован в моей карьере, чем в твоей…
Выпад был настолько неожиданный, что Питер рассмеялся:
— Нет! Придумай что-нибудь получше. У тебя никогда не было отца, и ты преувеличиваешь значение отцов для тех, у кого они есть. Я не завидую тебе ни в чем, вот разве что твоему необыкновенному успеху. Это что-то поразительное, но, в конце концов, это зависит не от тебя.
— Ты ревнуешь меня, — упорствовал Клей, — к Инид.
Питер подумал, что, быть может, он недооценивал Клея.
Он знал, что наглости у его врага хоть отбавляй, но считал его неспособным сказать правду.
— Я не уверен, — продолжал он, — что ревность — это то слово. Но я не отрицаю, что никогда не прощу ни тебе, ни отцу ее убийства. — От проницательных глаз Питера не укрылось, что лицо Клея стало как маска, отлитая из металла.
Но вот Клей заговорил совершенно бесцветным голосом:
— Я сделал то, что считал для нее наилучшим. Она была алкоголичкой, и мне сказали, что она неизлечима. Возможно, мы были не правы, поместив ее в лечебницу. Не знаю. Но я любил ее, хотя, возможно, не так страстно, как ты.
Питер сжался, приготовившись к удару, который — он это знал — должен был незамедлительно последовать.
Клей был решительно настроен идти до победного конца.
— Она рассказала мне, что случилось. Она мне все рассказывала. Вот почему она всегда трепетала перед тобой. Из-за того, что произошло между вами в тот день, в этом вот доме, в подвале, в кладовой.
В наступившей тишине пробили часы. Клей подобрал с полу обломки чайного столика и сложил их на столе.
— Я скажу Айрин, что кто-то сломал столик. Наверное, его можно отреставрировать. — Он направился к двери и задержался на пороге. — У Инид не было секретов. Но ведь она любила и приврать, так что… — Не договорив, Клей вышел из комнаты.
— Ну что же, — сказал Питер Иниэсу, — герой нашел своего автора.
— Дело обстоит совсем не так. — Иниэс был потрясен услышанным не меньше, а, пожалуй, даже больше, чем Питер. Оказывается, между средним классом, к которому он принадлежал, и классом, само существование которого он нередко отрицал, есть гораздо более глубокое различие, чем он предполагал: греховные мечтания одного оборачивались действиями другого.
— Желаю удачи, — сказал Питер и пошел к выходу, но Иниэс схватил его за руку, словно ища у него поддержки.
— Нет, я правда помогу ему, но это совсем не то, что ты думаешь.
— А я разве сказал тебе, что я думаю? — Голос Питера звучал очень вежливо. — Но объясни мне, почему ты помогаешь ему?
— Прежде всего, я думаю, что он станет президентом. — Иниэс проявил не свойственную ему прямоту.
— Это возможно, и как раз поэтому мы… я должен приложить усилия к тому, чтобы он потерпел поражение.
— Ты не видишь, что люди меняются, растут? — Иниэс перепевал последнюю рекламу Клея. Как утверждали авторы журнальных статей, за последние годы Клей «вырос», «пошел вглубь», и теперь уже все, кроме безнадежно предубежденных против него из партийных соображений, признавали, что он вступил в полосу «новой зрелости».
— Разумеется, люди меняются: они меняют свою тактику. Клей привлек на свою сторону консерваторов. Теперь ему понадобился ты. Все это ясно как божий день.
— Положим, ты прав. Тогда из соображений чистого практицизма не следует ли стать в его ряды, попытаться воздействовать на него?
К чему вели эти логические ухищрения Иниэса, слишком легко было предсказать, и Питер оборвал его:
— Не будь ребенком. — Этим он оставлял позади своего прежнего учителя. — Он использует тебя. Но ты никогда не сможешь его использовать.
— Ты несправедлив, — упорствовал Иниэс. — Мне кажется, в нем есть нечто большее.
— Ладно, пиши за него книгу, там посмотрим. — Питер направился к двери, даже не поинтересовавшись, как, когда и по чьей инициативе родился этот замечательный союз.
Но Иниэс от него не отставал. Он жаждал слов утешения.
— Если бы Клей был способен осуществить все, что следует сделать, ты бы все равно был против него?
— Он не способен на это. Он будет продолжать в прежнем духе, будет делать лишь такие ходы, которые напрашиваются сами собой. Но если бы он вдруг изменился к лучшему, я и тогда был бы против него.