Год на севере - Сергей Максимов

Милости государя состояли в том, что Баженин получил сначала звание корабельного мастера, а потом вместе с братом (Федором) назван именитым человеком гостиной сотни, мог отпрввлять свои корабли за море с разными товарами, имел право держать пушки и порох, мог, без всякоЙ пошлины, вывозить из-за моря все материалы, нужные для кораблестроения, нанимать шкиперов н рабочих всякого звания, не спрашивая согласия местных властей. Все это Баженин получил за то, что был одним из первых и лучших ценителей начинаний Петра I и был первым основателем и строителем первого русского коммерческого флота. Все это совершилось таким образом.

Давно когда-то; еще в XVI столетии, в селении Вавчуге построена была лесопильная мельница, принадлежавшая некоему Ивану Попову. Один из наследников этого Попова в 1671 году передал мельницу и всю землю подле (занимавшую пространство в 5 сох) холмогорскому посадскому человеку Баженину. Баженин завод перестроил «без заморских мастеров по немецкому образцу», успел выиграть дело, заведенное с ним каким-то иноземцем Андреем Крафтом. Грамотою царей Иоанна и Петра Алексеевичей Вавчуга* передана братьям Бажениным в их полное и потомственное владение. В первое посещение свое Архангельска (1693 года 21 сентября) Петр I с Холмогор «изволил, — по словам продолжателя двинского летописца (Иова, холмогорского протопопа), — с немногими шествовать в малом корабле в Вавчугу для осмотрения пильныя мельницы, и оттуда выехать на Крылово, а оттоле шествовать сухим путем». Место Вавчуги полюбилось царю, и он внушил Бажениным мысль основать здесь корабельную верфь. В том же году Баженин начал строить корабль, за изготовлением которого со сосредоточенным вниманием следил Петр все время, пока жил в Москве. Весною следующего года (1694) готов был и спущен с вавчужской верфи русский первый корабль с первым русским коммерческим флагом — «Св. Петр», отправленный в Голландию с грузом русского железа. Баженин между тем деятельно продолжал постройку военных и коммерческих кораблей, гукоров и гальотов, так что в 1702 году Петр, в третий и последний раз посетивший Двину, сам спустил в Вавчуге два новых фрегата.

Народное предание рассказывает при этом следующее:

Баженин ждал царя с великим нетерпением, которое в конце возросло до такой степени, что старик перестал ждать в Вавчуге, — выехал к царю навстречу. Ехал скоро, — насколько сильно было в нем желание поскорее лицезреть Петра и насколько быстро могли везти ямщики, хорошо знавшие, что Баженин друг царя.

На одной из станций — именно в Ваймуге — Баженину показалось, что ямщик не скоро впрягает лошадей и таким образом как бы намеренно задерживает момент свидания его с Петром. Баженин вспылил и ударил ямщика в ухо, но так неловко, что попал в висок, и так сильно, что ямщик тут же на месте упал и умер.

Между тем приехал Петр. С Бажениным отправился он в Холмогоры и в Вавчугу. В Вавчуге пировал. Съездил в Архангельск и поехал назад в Петербург; Баженин его провожает. В той же Ваймуге, где Бажекин убил ямщика, собрались мужики царю пожаловаться, что зазнался-де Осип Баженин и никакого суда на него не найдешь. Прямо сказать мужички не смели, а придумали сделать это дело так, что когда вы шел царь из избы к повозке — мужики стали перешептываться промеж себя, потом громче и громче переговариваться:

— Баженин мужика убил. Мужика убил Баженин!

Услыхал Петр улыбнулся. Остановился на одном месте, да и опросил весь народ громким голосом:

— Ну так что ж из того, что Баженин мужика убил?

У мужиков и ноги к земле и язык к гортани прилипли, стоят и слушают:

— Это ничего, что Баженин мужика убил. Больно бы худо было, кабы мужик убил Баженина.

У мужиков и ушки на макушке. Царь продолжал:

— Вас, мужиков, у меня много. Вот там под Москвой; за Москвой еще больше; да на Казань народ потянулся, к Петербургу подошел: много у меня мужиков. Вот вас одних сколько собралось из одной деревни. Много у меня вас, мужиков, а Баженин — один.

С тем царь и уехал.

В это же посещение Ванчуги, как говорят, царь подарил Баженину медальон из кизила со своим портретом, вырезанным собственными руками. Медальон этот с двумя царскими грамотами хранился у покойного владетеля Вавчуги, гостеприимство и любезность которого делали их доступными вниманию всякого проезжего. По третьей грамоте Петра Алексеевича разрешалось Бажениным строение кораблей и беспошлинная вырубка 4000 дерев (2000 в Архангельске и 2000 в Каргополе).

Впоследствии, когда беломорская торговля упала, и уничтожены были все привилегии, какими пользовался Баженин, дела их пришли в упадок. Предание указывает на какого-то Кочнева, бывшего у Баженина приказчиком. Этот Кочнев будто бы злонамеренно вел дела своих доверителей, обворовывал их и впоследствии сам строил корабли и крупные суда на собственные, наворованные деньги. Вавчужская верфь потеряла свою нравственную силу и значение. Но старший Баженин до конца своей жизни не переставал пользоваться в окольности всеобщим почетом и уважением. И до сих еще пор живет в Холмогорах присловье «словно у тебя Баженин в гостях!», — когда замечено будет, что в комнате собралось много свечей, хотя бы то произошло случайно...

Впрочем, следует дополнить, что наружное почтение, оказывавшееся братьям Бажениным, было скорее вынужденным и лицемерным, чем заслуженным. Так, по крайней мере, следует думать о том самом Осипе Андреевиче, о тяжелом и забалованном нраве которого сохранилось рассказанное выше народное предание. Замечательно, что оно подкрепляется и документальными данными, недавно отысканными в подвалах Преображенского собора. В одном из этих актов именно этот самый Осип Баженин, владевший Вавчугою вместе с родным братом Федором, назван был «самосильным, самовольным и самосудным». Судя по судебному делу, начатому тогдашним холмогорским архиереем Варнавою, Осип Баженин являл в себе ту двойственность характера русского человека, которая особенно свойственна была этому переходному времени борьбы старых народных порядков с новыми петровскими. Будучи передовым человеком в делах, вызвавших одобрение великого преобразователя России, Баженин осталался человеком старых привычек, и в семейной жизни показавшим грубое самоуправство и безграничные насилия. Избалованный удачами в общественной деятельности, он был прихотлив в семейной жизни и не терпел никаких препятствий своему нраву. Будучи женат два раза он уже в преклонных летах домогался развода, чтобы вступить в третий брак, и, не получив архиерейского разрешения, повенчался со своею работницею. Жена законная вступилась за свои права, и началось любопытное дело, которое тянулось целых десять лет (с 1713 по 1723 год). Архиерей Варнава, приняв сторону несправедливо обиженной, осторожными и настойчивыми действиями сумел осветить отношения супругов и разъяснить характер самого Баженина, оказавшегося виновным перед церковным и общественным судом.

Осип Баженин обвинял жену, Прасковью, между прочим, в волшебстве, имевшем будто бы вредные последствия для его здоровья, называл ее волшебницей и чародейкой: призывала знахарей, лила в умывальник и в питье наговорную воду, сыпала какое-то неведомое зелье, посещала какие-то подозрительные дома. По допросам и следствии оказалось лишь то, что, заметив охлаждение мужа, старинная русская женщина оказалась верною завещанным от предков преданиям, в советах со знахарями и в невинных чарах искала возможности возвратить любовь мужа. При этом и самые чары были невинны и забавны. Главная состояла в том, что чародей велел отыскать «первородного» человека, сходить ему к ручью, который течет в Двину повыше часовни Архангельского монастыря и зимою не мерзнет, и взять из него воды. Над нею чародей говорил, наклонясь, слова между прочим такие: «и спущаются со Христом с небес тридесять ангелов золотоперых и золотокрылых и с собой спущают тридевять луков и тридевять стрел, и стреляли они сквозь семеры облака, отстреливали они рабы Божией и уроки, и призоры. Как с гоголя вода катится, так бы катилась с тоя рабы, с ясных очей, с бела тела и с ретива серца, и век по веку и отныне и довеку». И по той воде ножом чертил. Ту воду гонимая жена пила, и ею умывалась. Подозрение архиерея, выраженное вопросом; «не через образ ли перепускал, яко в сказках иных?» — также не оправдалось допросами, а обиженная простодушно созналась, что «пользы от воды никакой не было». Муж в то же время прибегает к побоям, которые она терпеливо и молчаливо переносит, заставляет прислугу не почитать и бранить ее, а в одной телогрейке в трескучий мороз выгоняет из дому и отнимает все ее приданое; она начинает жаловаться и предъявляет иск. Опираясь на благоприятелей в губернской канцелярии, Баженин, при их помощи, знает о ходе розысков, а надеясь на покровителей в столице - вступает в решительную и открытую борьбу с епископскою властью, вынужденною вмешаться в семейные дела супругов. На разводе и запнулась своеобычная воля Бажелина.