Дочь Востока. Автобиография - Беназир Бхутто
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Избирательная кампания 1996 года оказалась еще более управляемой и подтасованной, чем выборы 1990 года. В итоге моей партии выделили «от щедрот» 18 мест из 207. Навазу за хорошее поведение выдали аж 137. Мне опять отводилась роль бойца из оппозиционной глубинки.
Однако, когда Наваз решился наконец замахнуться на знаменитую восьмую поправку о роспуске парламента президентом, крушившую пакистанскую демократию, ПНП поддержала его.
Большинство остальных мероприятий правительства Наваза носило явно реакционный характер. Пакистан откатывался назад. Наваз Шариф пытался обеспечить конституционное прикрытие своей политике «исламизации», публично восхвалял режим талибов как достойный пример для подражания. Оппозиция обвинила его в стремлении к статусу «царя правоверных», «эмир-уль-моминин», вроде Муллы Омара.
После ухода в отставку моего правительства талибы отказались подписать соглашение по составу афганского правительства, выработанное нами совместно с особым представителем ООН. Его наметили к подписанию на седьмое ноября, но отсрочили в связи со сменой правительства. При Навазе Талибан отбросил всякую сдержанность, полностью открыл карты. Талибы убивали иранских дипломатов, они разрешили бен Ладену объявить с их земель войну Соединенным Штатам. Талибан из режима национального превратился в транснациональный, используя территорию своей страны для агрессивных актов в других странах.
Из зала заседаний парламента Пакистана, где я снова выполняла функции лидера оппозиции, я призывала Исламабад пригрозить талибам разрывом отношений, если они не будут придерживаться правил международных отношений. Я предупреждала, что политика «стратегической глубины» может обернуться реальной стратегической угрозой для Пакистана.
Моя партия использовала свой перевес в верхней палате парламента для блокирования попыток Наваза превратить Пакистан в теократию. И снова я начала поездки по планете с целью призвать общественность мира поддержать силы пакистанской демократии.
Мне повезло, что в апреле 1999 года я оказалась в отъезде. Режим оформил ордер на мой арест. Я с детьми переехала в Дубай, в Объединенные Арабские Эмираты, где мы и живем в изгнании по сей день.
Сказано в древности, что «нет ничего нового под солнцем». Если поинтересоваться пакистанской политикой, то это высказывание кажется особенно верным. Друзья, враги, союзники тасуются, меняются местами в орвелловской чехарде. «Брак по расчету» Наваза Шарифа с военными и службами безопасности и разведки развалился, дожив лишь до каргильского конфликта, после которого все принялись валить вину за провал друг на друга и выгораживать себя.
Каргил довел Индию и Пакистан до грани ядерной катастрофы и способствовал свержению Наваза Шарифа. Этот стратегический пункт в Гималаях, господствующий над частью Кашмирской долины, зимой необитаем. С наступлением очередной весны к нему подтягиваются индийские и пакистанские войска. Но в этот раз кашмирские моджахеды успели занять привычные индийские позиции до подхода индийских войск. Это повлекло за собой крупные неприятности.
Когда дело запахло крупномасштабной войной, Наваз Шариф понесся в Вашингтон за помощью и спасением. Однако вместо помощи он получил от президента Клинтона публичную выволочку и требование немедленного отвода пакистанских войск. Режим Наваза поспешил это требование исполнить без всякого плана, без подготовки. В результате при занятии индийцами высот погибли десятки наших солдат. Осведомленные друзья сообщали мне, что трупы солдат складировали в замороженном состоянии и отправляли внутрь страны мелкими партиями, чтобы не выдать истинного числа жертв бездарности командования.
Началось перепихивание ответственности. Премьер-министр жаловался, что военные не поставили его в известность о движении моджахедов, генералы же утверждали, что он все знал и одобрил операцию. В соответствии со своим утверждением, что генералы действовали за его спиной, Наваз Шариф волей-неволей предпринял шаги к наказанию виновных. Отношения между Навазом и генералом Мушаррафом, к тому времени вышедшему у военных в главные, ухудшились до полного разрыва. Стало ясно, что они дошли до такой степени вражды, что примирение невозможно, выжить может лишь один.
Наваз уволил Мушаррафа 12 октября 1999 года, когда тот возвращался в Пакистан из-за границы. Наваз не дал самолету генерала приземлиться, после чего военные захватили аэропорт Карачи и спасли Мушаррафа, самолет которого, оставшись без топлива, мог потерпеть крушение. Мушарраф тут же объявил военное положение, арестовал премьер-министра, разогнал правительство и парламент. На этот раз обошлись без всяких ссылок на конституцию, переворот получился классический, старого образца.
Как водится, Мушарраф пообещал восстановить демократию и, тоже как водится, обещание выполнять не собирался. Он объявил плебисцит на тему своего президентства. Хотя все наблюдатели, как отечественные, так и зарубежные, сообщали, что явка оказалась почти нулевой, Мушарраф объявил, что проголосовало 70 процентов избирателей и из них 98 высказалось в его пользу. Таким образом, получилась модель Политбюро, а не обещанная демократия, однако мировая общественность, завороженная ростом опасности со стороны исламских террористов, этот фарс охотно проглотила и попросила добавки.
Добавкой к фарсу референдума послужил подобный фарс выборов в парламент. Я получила от пособников Мушаррафа несколько предупреждений не выставлять свою кандидатуру, однако мною руководило чувство ответственности перед народом. Я отказалась отступить, и тогда администрация проштамповала несколько указов, которыми я отсекалась от участия в выборах. В изданной в 2006 году автобиографии Мушарраф открыто признает, что не дал мне участвовать в выборах, опасаясь, среди прочего, что я снова стану премьер-министром. Моя жалоба на незаконное отстранение от участия в выборах до сих пор «рассматривается» пакистанскими судами, через несколько лет после выборов 2002 года.
Несмотря на все препоны, Пакистанская народная партия набрала самое большое количество голосов. Однако некоторые выбранные по ее списку парламентарии поддались на угрозы и подкуп. Обвинения против них вдруг отпали. Взамен посыпались контракты и министерские портфели. Сила моей партии оказалась подкошенной. Шеф федеральной службы безопасности вызвал избранных парламентариев к себе. За его креслом скромно жался на стульчике кандидат в премьеры господин Джамали. Парламентариям без всяких околичностей велели голосовать за господина Джамали, что они и выполнили.
Муж мой, уже шесть лет томившийся в тюремной камере без предъявления обвинения, с жаром выступил против моего возможного отказа от участия в выборах. Я гордилась его замечательным поведением. Ему еще предстояло провести два года в тюрьме при Мушаррафе, он там чуть не умер, но все время мы оставались духовно связаны, и эта связь поддерживала нас обоих, давала силы продолжать борьбу.
Исламские партии никогда за три десятка лет не набирали на выборах больше тринадцати процентов голосов. По результатам выборов 2002 года — на следующий год после нападения террористов на Нью-Йорк и Вашингтон — радикальные исламские партии захватили контроль в провинциальных ассамблеях Белуджистана и Приграничья. Эта группа партий называлась ММА (Муттихада меджлис-и-амаль), что злые языки расшифровывали совсем иначе: «муллы
