Черный Баламут. Трилогия - Олди Генри Лайон

Первые стрелы и дротики издалека обрушились на сына Жаворонка. Боль была сладостна, она кружила голову, оставляя рассудок холодным и проницательным… Слоны двинулись наискосок, отрезая зарвавшихся колесничих, "Стражи Стоп" ощетинились серпами на длинных рукоятях, и пращники встретили противника убийственным градом ядер.

Молния ударила в землю за дальними холмами, и лицо аскета-погонщика стало ясно видимым, как если бы он стоял совсем рядом.

Тонкие губы выплюнули пять слов мантры, змеи рук грозно вскинулись к бурлящему небу - и, упав из ниоткуда, пламенные языки облизали центр северных войск. Дрона собрал волю в кулак, отсекая лишние ощущения, и внезапно почувствовал себя бронзовым зеркалом. Полированной гладью, способной отразить мир, как отражают удар.

Ему никогда не требовалось больше двух прослушиваний, чтобы запомнить любую мантру или гимн во всех подробностях и с необходимыми интонациями, чаще же хватало одного. Хватило и сейчас.

Руки Брахмана-из-Ларца двумя струями плеснули в стороны и вверх, и, выкрикивая слова услышанной впервые мантры, он ощутил: душу захлестывает экстаз.

Это был чужой экстаз, краденый, отраженный но Дроне-зеркалу было все равно.

Сокровищница Астро-Видьи распахнулась перед сыном Жаворонка - мечта становилась реальностью.

Ответные зарницы наотмашь хлестнули по колесницам южан, и звонко расхохотался с дальних холмов аскет-погонщик, видя, как "Посох Брахмы" уничтожает часть его самого.

- В следующий раз бери брахмана? - ликующе раскатилось над Началом Безначалья. - Бери брахмана, да?!

И бой продолжился.

Воспоминания Летящего Гения[97], порученца из свиты Лакшми, супруги Опекуна Мира, случайно пролетавшего через земли ядавов, занесено в анналы писцами в Вайкунтхе, конец сезона Васанта

Тропинка ужом вилась по лесу. Переваливая через узловатые корни капитх, ныряя в тень и сырость оврагов, она взбиралась на пологие склоны холмов, сплошь заросших травяным ковром, и блаженно подставляла спину утреннему солнцу. Кожаные сандалии странника (латаные-перелатаные, но еще вполне годные) отмеряли очередной дневной переход - споро, хотя и без лишней спешки. Лес благоухал, звенел птичьим Щебетом, он плыл навстречу, обтекая человека справа, слева, оставаясь позади и насмешливо ухая в спину, а невозмутимый путник все шел и шел, позволяя игривому сквознячку трепать полы мочального платья цвета корицы.

В это утро Дрона свернул с проторенной дороги которая вела прямиком в крепкостенную Матхуру намереваясь сократить путь до ближней обители. Там он собирался провести неделю-другую, изучая редкие записи, хранившиеся в архиве.

Брахман-из-Ларца слыхал, что в последнее время земли ядавов и бходжей пользуются дурной славой Даже купцы старались пореже заезжать в пределы Матхуры, но сплетни и страхи глупцов мало интересовали сына Жаворонка.

* * *

Лес расступается, открывая широкую поляну, пряный запах травки-вираны ударяет в ноздри путника - и вдалеке слышится конский топот.

Ближе.

Еще ближе.

Рядом.

Миг - и на противоположном конце поляны возникает всадник.

Нет, всадница.

Женщина на неоседланной лошади.

Толком рассмотреть ее Дрона не успевает. В воздухе хищно присвистывает стрела с раздвоенным жалом чалая кобыла захлебывается отчаянным ржанием, взвивается на дыбы, сбрасывая с себя наездницу, и, рухнув у самого края поляны, бьется в агонии.

Оглушенная падением, женщина пытается подняться на ноги, но колени подламываются, и она на четвереньках ползет в сторону ближайших деревьев.

Дрона стоит, не двигаясь с места.

Буквально сразу из леса с гиканьем, ревом и треском сминаемых кустов вылетают преследователи.

Ракшасы.

Четверо.

На огромных, чуть ли не вдвое больше обычных, вороных жеребцах, которые злобно храпят и гарцуют под страховидными седоками.

Вслед за четверкой ракшасов, чуть подзастряв в чаще объявляются двое людей. Тоже конные, вооруженные до зубов, они кажутся игрушками, потешными забавками рядом с исполинами.

- Доездилась, сучья слякоть?! - довольно рявкает первый ракшас, встряхивая огненно-рыжей гривой и сверкая золоченым клыком (правым верхним).

Он спрыгивает наземь, гулко шлепая ножищами, и самодовольно добавляет:

- От Златоклыка не уйдешь!

Очевидно, это вожак. На нем имеется хоть какая-то одежда - подобие кожаного дхоти с бронзовыми бляшками-чешуей. Голый зад прикрывает, в бою худо-бедно убережет, а чья кожа пошла на изделие - о том задумываться вредно.

Особенно учитывая наличие полустертой татуировки в срамном месте.

Всем же остальным ракшасам одежду заменяет густая шерсть, в которой прячутся широкие пояса и перевязи с оружием.

Дрона молчит и внимательно разглядывает преследователей, сгрудившихся вокруг затравленной жертвы. Люди при этом жмутся в стороне, явно побаиваясь своих клыкастых спутников.

Потом Брахман-из-Ларца направляется через поляну.

- Мир вам, воины! Да поддержит вас в бою Индра-Громовержец…

В ракшасах чувствуется недюжинная выучка. Такие встречались лишь в рядах бойцов знаменитого Десятиглавца, когда тот еще потрясал землю своими подвигами и злодеяниями. Они разом как по команде оборачиваются и расслабляются лишь спустя минуту.

Человек перед ними выглядит более чем безобидным.

- Миру мир, приятель! - Первым вновь обретает дар речи Златоклык. - Счастливой дороги, попутного ветра!

Брахманов трогать - себе дороже, это даже ракшасы знают! Тем паче ракшасы цивилизованные, не чета чащобному отребью! Но вожак погони явно торопится избавиться от лишнего свидетеля. Не из боязни длинных языков, а так, на всякий случай. Шел себе - ну и иди мимо, чего уставился!

Пока я добрый.

- Позвольте узнать у вас, храбрые воины, в чем провинилась эта бедная женщина?

Ответить вожак "храбрых воинов" не успевает - его опережает успевшая прийти в себя беглянка.

- Спаси меня, благочестивый брахман! Вели им убираться прочь!

- Цыц! - Один из ракшасов дает ей подзатыльник, и беглянка тыкается лицом в траву.

- Не в моих силах приказывать первым встречным, - спокойно отвечает Дрона. - Они - вольные… существа, а если и слуги, то чужие. Значит, не обязаны меня слушаться.

Женщина садится, и вся ее понурая фигура выражает безнадежность. Беглянка красива, прилипшее к разгоряченному телу сари не скрывает, а лишь подчеркивает округлую мягкость форм, кудри цвета воронова крыла растрепались и прядями упали на лицо, из-за их завесы влажно поблескивают карие очи, наполненные слезами, чувственные губы рождают стон отчаяния…

Такая картина способна растрогать и Адского Князя.

Все смотрят на женщину: ракшасы-загонщики, люди-стражники и бесстрастный брахман с лицом, высеченным из чунарского песчаника.

От них ли ждать милосердия?!

- Твои слова да Брахме в уши! - щерится в довольной ухмылке Златоклык. - Сразу видать, что ты это… как его?.. просвещен и сведущ в Законе!

Вожак презрительно косится на подчиненных: вот, мол как положено изъясняться меж нами, умниками!

- Однако ты до сих пор не ответил на мой вопрос,- прежним безразличием замечает путник.- И отвечу! И с превеликим удовольствием! Мы выолняем приказ царя Кансы: доставить к нему эту женщину из племени ядавов, которую зовут Красна Девица[98]! Слыхал небось про царя Кансу?

Златоклык подмигивает брахману: дескать, кто не слыхал про нашего царя, ракшаса-полукровку, тем не менее севшего на трон абсолютно законным путем!

Глухим - и тем на пальцах разъяснили…

- Она - его подданная? - интересуется брахман.

- А то! От отцов-прадедов!

- Тогда Закон соблюден. Вы исполняете приказ царя, и никто не волен препятствовать вам.