Русско-турецкая война 1686–1700 годов - Андрей Геннадьевич Гуськов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В нескольких документах упоминается о том, что после сдачи Азова в 1696 г. его покинули 3 тыс. человек[1449]. Переводчик П. Вульф сообщал в своем письме, что уходили они «с несколькими женами и с детьми»[1450]. Поскольку, судя по другим источникам, гражданское население в основном покинуло город еще до начала осады, эту цифру следует признать нижней границей при определении численности осажденного гарнизона. Однако остается вопрос, насколько больше людей было в городе в начале осады, а также каково было качество этих войск. «Сказание о взятии города Азова» свидетельствует о том, что осажденные потеряли из-за обстрела 2 тыс. «боеваго люду»[1451]. Если принять на веру эту цифру, то получается, что общая численность гарнизона к началу осады составляла 5 тыс. человек. Однако нет уверенности в том, что известие «Сказания» точно отражает действительность. 27 июня один из перебежчиков сообщил, что в Азове погибло и умерло 500 человек[1452]. За последующие дни осады турецкие потери, безусловно, возросли, но вряд ли столь радикально.
Гордон отметил в своем дневнике, что бежавший из Азова пленный 10 июля 1696 г. сообщил, будто бы в начале осады гарнизон Азова составлял 4 тыс. человек[1453]. Можно предположить, что шотландец указал те данные, которые ему казались наиболее достоверными.
Следует отметить, что в распоряжение российского командования постоянно поступали сведения от перебежчиков и захваченных пленных. Порой, казалось бы, добросовестные, информаторы могли сообщать недостоверные данные, причем как завышенные (7 тыс. человек)[1454], так и заниженные (меньше 2 тыс. человек)[1455]. В означенном диапазоне в документах можно найти почти любую круглую цифру. Поскольку о численности турецкого гарнизона спрашивали всех выходцев и пленных, то вариантов ответа получилось множество. Приведем цифры, которые кажутся наиболее заслуживающими доверия. На кораблях, повезших в Азов жалование и последнее подкрепление говорили, что в Азове находится 3,5 тыс. человек: «а слышел де от тех, которые были в Озове, и приезжали к ним на суды ради выгрузки, что в Озове служилых и всякого чина людей и с новыми присланными с полчетверты тысячи, а видели де они те силы, как озовцы против русских выходили»[1456]. С учетом вновь высаженных с кораблей янычар общая численность должна была составить 4,5 тыс. человек.
Татары, чья служба была связана с Муртазой-пашой, в конце мая указывали цифры от 4 до 5 тыс. человек[1457]. Пленный «поляк» из-под Львова, поступивший в янычары, а затем перебежавший в русский лагерь, сообщал, что слышал, будто бы в Азове 5 тыс. человек, но сам не видел больше 3 тыс. пеших и 20 конных[1458]. Яков Янсен на допросе после окончания осады сообщил, что общая численность войск в Азове достигала 5 тыс., а к концу осады, из-за того что многие погибли при обстрелах, осталось не больше 3 тыс.[1459] Следует учитывать, что при подходе российских войск служилые люди стали разбегаться. Чтобы это прекратить, азовским властям пришлось выставить караулы[1460]. Впрочем, массовым это бегство не было. Один из пленных сообщил, что служилые люди бегут из Азова «по одному человеку и по два»[1461]. На наш взгляд, 5 тыс. человек — это максимальные данные, округленные в большую сторону. Реальная же цифра находилась в диапазоне от 4 до 5 тыс. человек.
Подсчеты затрудняет тот факт, что пополнения прибывали в Азов на протяжении нескольких месяцев. Первые отряды, как уже говорилось выше, подошли зимой и в начале весны, в основном из Крыма. Один из пленных янычар этой группы сообщил, что зимой по указу султана с Муртазой-пашой и Аджимуратом-агой из Крыма явилось 1500 человек[1462]. Качество этих войск явно оставляло желать лучшего. При допросе обнаружилось, что пленный — калека: «Да он же Усейнко увечен левою ногою, и спрашиван, для чего он выслан в Озов увечен. И он сказал, что в Крыму за малолюдством того не розбирают»[1463]. Причина низкого качества контингентов состояла в том, что «в Кафу де хан присылал указ, чтоб ис Кафы старым янчаром в Озов, и воивода де кафинской их не отпустил для того, что бояца приходу фуркатов руских»[1464].
Отсутствие какого-либо отбора при формировании новых контингентов в Крыму подтверждают биографии двух перебежчиков из этой группы. Один из них, родом русский, был взят в плен в двухлетнем возрасте, продан в Кафе, «обусурманен», после чего сидел в лавке и бил хлопчатую бумагу. После смерти хозяина его отпустили на волю, где он кормился «тою ж своей работой и промыслом». Из Кафы он пришел в Азов, где и записался «в янычаны» ради жалования и одновременно желая «уйти на Русь»[1465]. Очевидно, что военного опыта у него не имелось. Другой случай кажется и вовсе вопиющим. В янычары попал православный «поляк» из-под Львова, который был взят в плен двенадцать лет назад и продан в рабство. Он «ушел» от хозяина и скитался по разным крымским городам. Беглый раб пришел из Кафы в Азов с кучук-чаушем (малым чаушем), который привел 300 турок с пятью знаменами. По утверждению перебежчика, он изначально поступил на службу, чтобы перебежать к единоверцам[1466].
Пополнения, приходившие из других мест, также не отличались особым качеством. Зимой в Азов прибыли из Константинополя (Царьграда) три отряда янычар: в 100 (с «хасеки-чюлаком» Ахмет-агой во главе), 150 (с чаушем) и 50 человек. Об этом рассказал перебежчик, русский по происхождению, захваченный еще ребенком, он провел в плену около семи лет, служа сначала в Азове, а потом в Лютике у янычарского сотника[1467]. Информатор отметил, что вновь присланные янычары «зборные, а не прямые старинные янычаня и к бою неспособны»[1468]. Среди вновь собранных артиллеристов также попадались случайные люди. В числе пушкарей из турецкой столицы мы видим и сына умершего купца, и раба «черкасские породы» (захваченного в двенадцатилетнем возрасте), получившего свободу после смерти этого купца. Последний перебежал в русский лагерь[1469].
Весной подкрепления продолжали прибывать из разных мест Османской империи.
