Властелин колец - Джон Толкин

Примерно в полутора верстах от скалы дорога полого пошла под уклон. Стало сыро. В низине, слабо мерцая в последних лучах месяца, лежал туман. Темные силуэты орков, бегущих впереди, расплылись и исчезли.

– Эй, там, впереди, не так шибко! — гаркнул Углук, замыкавший нестройную колонну.

В голове у Пиппина блеснула внезапная мысль. Он метнулся в сторону, нырнул под руку ближайшего стражника, бросился в туман головой вперед и упал, распростершись на траве.

– Стой! — завопил Углук.

Поднялась суета и неразбериха. Пиппин вскочил и что было силы помчался прочь. Но орки были проворнее: они кинулись наперерез и вскоре выросли из тумана прямо у него на пути.

«Бежать не удастся, — подумал Пиппин. — Зато на мокрой земле наверняка останутся мои следы».

Поднеся к горлу связанные руки, он нашарил на шее застежку и отстегнул ее. Как только к нему протянулись длинные орочьи пальцы и в тело вонзились твердые когти, он дал застежке упасть на землю.

«Лежать ей тут до скончания века, — вздохнул он про себя. — И зачем только я это сделал? Если наши целы, то, наверное, все ушли с Фродо».

Вокруг его ног обвился бич, и Пиппин еле сдержался, чтобы не крикнуть.

– Хватит с него! — скомандовал подоспевший Углук. — Паршивцу еще бежать и бежать. Заставьте–ка этих двоих прибавить ходу! А ты не воображай, что отделался, — повернулся он к хоббиту. — Я ничего не забываю. За расплатой дело не станет! Марш вперед!

Пиппин и Мерри мало что запомнили из этого перехода. Страшные сны сменялись страшной явью и смешивались с ней воедино в длинном туннеле мучений, а огонек надежды, брезживший далеко позади, светил все слабее. Они бежали, бежали и бежали, думая только об одном — как бы не отстать от орков; если же они отставали, ноги им охлестывал хитро скрученный бич, а если останавливались или спотыкались, орки хватали их за руки и волокли по траве.

Тепло орочьего питья улетучилось. Пиппина снова стало подташнивать, по телу пробегал озноб. Наконец хоббит споткнулся и упал лицом в траву. Тут же в плечи ему вонзились безжалостные когти: его подняли и взвалили на плечи. Он снова превратился в дорожный мешок. Вокруг сгустился мрак, но была ли то ночь или просто глаза ему застлала тьма — он сказать не мог.

Откуда–то издалека послышался нестройный гул и гомон. По отдельным выкрикам Пиппин догадался, что орки требуют отдыха. Углук надрывал глотку. Пиппина сбросили на землю, и он остался лежать без движения, пока не провалился в черный сон. Передышка, однако, была недолгой: вскоре его снова охватили стальные тиски орочьих лап — и снова пошла бесконечная тряска. Наконец тьма стала постепенно редеть. Пиппин открыл глаза и увидел, что наступило утро. Прозвучал приказ остановиться, и хоббита грубо швырнули на траву.

Он лежал, борясь с отчаянием. Перед глазами у него все плыло. По жару, разливавшемуся в теле, хоббит понял, что ему опять плеснули в рот огненного зелья. Один из орков бросил пленнику ломоть хлеба и кусок вяленого мяса. Затхлый серый хлеб хоббит проглотил с жадностью, но к мясу не притронулся. Есть хотелось отчаянно, но еще не настолько, чтобы принимать мясо из лап орка. Страшно было даже подумать, чье это могло быть мясо!

Дожевав корку, Пиппин сел и огляделся. Мерри лежал неподалеку. Орки стали лагерем на берегу неширокой быстрой реки. Впереди маячили горы, и самый высокий пик уже розовел в первых лучах солнца.

Орки ожесточенно спорили: похоже было, что между северянами и исенгардцами вот–вот вспыхнет новая потасовка. Одни показывали назад, на юг, другие — на восток.

– Хорошо, — говорил Углук. — Оставьте их мне, раз на то пошло. Убивать их нельзя, я вам давно это вдалбливаю. Если вам охота бросать добычу, за которой мы перлись в такую даль, — бросайте! Я за ними сам присмотрю. Боевые Урук–хаи сделают всю работу сами, как всегда и бывает. Белокожих небось испугались? Что же не улепетываете? Вон он — лес! — На этих словах он перешел на крик и ткнул пальцем вперед. — Метьте прямо туда! Иначе вам крышка. Валяйте! Да поживее, пока я добрый. А то, может, еще с кого башку снять? Сразу очухаетесь!

Северяне поворчали, повозмущались — и наконец всей оравой в сотню, а то и больше голов со всех ног пустились бежать по берегу в направлении гор. Хоббиты остались с исенгардцами — мрачной, дикой сворой из семи дюжин огромных, смуглых, косоглазых головорезов с большими луками и короткими мечами в широких ножнах. Несколько самых рослых и самых отчаянных северян тоже решили остаться с Углуком.

– Ну а теперь разберемся с Грышнахом, и будет полный порядок, — заверил Углук.

Но даже его собственные солдаты маялись, переминались с ноги на ногу и украдкой бросали на юг беспокойные взгляды.

– Знаю, знаю, — проворчал Углук. — Проклятые лошадники! Учуяли все–таки! Это твоя промашка, Снага! Тебе и твоим подчиненным уши надо пообрывать, чтоб неповадно было! Но мы — боевые Уруки. Мы с вами еще полакомимся завтра кониной, а может, чем–нибудь и похлеще!

Пиппин наконец понял, почему некоторые из орков показывали на восток. Издалека донеслись хриплые крики: это приближался Грышнах, а с ним — еще десятка три головорезов, таких же кривоногих и длинноруких, как и он сам. На щитах у них красовался багровый глаз.

Углук шагнул им навстречу.

– Чего приперлись? — рявкнул он. — Передумали, что ли?

– Я вернулся проследить за выполнением приказа. Доложите: живы ли пленники? — не растерялся Грышнах.

– Вот оно что! — фыркнул главарь Урук–хаев. — Ну так вы зря силы тратили! Тут командую я, а стало быть, приказы выполняются в точности. Может, ты что–нибудь забыл? Давеча, помнится, уж больно торопился!

– Осла мы тут безмозглого забыли, — оскалил клыки Грышнах. — Но с ним осталась парочка крепких ребят, которых жалко отпускать на верную гибель. Я давно понял, к чему идет дело, и вернулся их спасти.

– Ух ты! — расхохотался Углук. — Молодец! Только ты все перепутал! Если у тебя кишка тонка драться, надо было брать ноги в руки и драпать в Лугбурц. Там таким, как ты, самое место. Белокожие–то уже на подходе! Видать, бросил тебя твой драгоценный Назгул? Или под ним опять лошадку подстрелили? Нет? Что ж ты его не привел? Он бы тебе сейчас ох как пригодился! Или зря об этих Назгулах такой трезвон идет? Тоже небось дутые пузыри, как и все прочее!

– Назгулы! Назгулы! — повторил Грышнах, вздрагивая и быстро облизывая губы, как будто это слово обожгло ему рот. — Ты болтаешь о том, чего и в снах–то своих паршивых не видал! Назгулы! Это Назгулы–то пузыри? Ты еще крепко, крепко пожалеешь о том, что сказал, да поздно будет! Обезьяна безмозглая! — И он гневно фыркнул. — Тебе следовало бы знать, что Назгулы — зеница Большого Ока! Крылатые Назгулы себя еще покажут. Но их время пока не пришло. Пока Властелин не хочет, чтобы они показывались на этом берегу Великой Реки. Не так скоро! Час еще не пробил. Их приберегают для Войны и еще кое для чего.

– Что–то ты больно много знаешь, — ощерился Углук. — Думаешь, за это по головке погладят? В Лугбурце могут полюбопытствовать, где ты всего этого набрался и зачем тебе было вызнавать да вынюхивать. Вот так всегда: одни бездельничают и суют нос куда не надо, а другие делай за них черную работу!.. Короче, нечего мне глаза мозолить. Собирай манатки, бери свою сволочь и канай к лесу, во–он за теми свиньями. Да пошевеливайся! До Реки ты живым уже не дотрюхаешь. Пошел! А ежели что — мои парни враз оттопчут вам пятки, понятно?

Пиппин с Мерри снова повисли на хребтах исенгардцев. Отряд снялся с места. Час проходил за часом, а орки все бежали, останавливаясь только изредка, чтобы сменить хоббитам «лошадок». То ли Урук–хаи действительно были быстрее и выносливее, то ли Грышнах нарочно не торопился — но исенгардцы постепенно опередили мордорцев. Вскоре показались вдали и северяне. До леса оставалось не так уж далеко.

На Пиппине живого места не было. Голова у него болела, лицо беспрестанно терлось о грязные загривки орков, об их заросшие волосами уши, а перед глазами мелькали одинаковые сгорбленные плечи и крепкие, толстые ноги, будто сделанные из перевитого жилами рога, мерно, без устали отбивающие счет бесконечным секундам бесконечного кошмара…

После полудня отряд Углука нагнал северян. Те вконец размякли от яркого света — даже зимнее солнце, так некстати рассиявшееся на бледном, холодном небе, было для них чересчур жарким. Головы северян свесились на грудь, языки вывалились.

– Во червяки! — гоготали исенгардцы. — Тюхряки несчастные! Ну что, сварились? Ух, слопают вас лошадники! У–у! Они уже тут!

Тут Грышнах что–то крикнул, орки оглянулись — и стало ясно, что и в насмешках исенгардцев чересчур много правды. Пожалуй, смеяться оркам не следовало. Отставшие действительно заприметили всадников. Кони мчались во весь опор, стремительно нагоняя мордорцев, — так волна прилива настигает зазевавшихся гуляк, увязших в зыбучих песках.