Посёлок - Кир Булычев

Первыми в зале появились два медика в таких же голубых халатах, как Иерихонский. Павлыш старался не смотреть на дверь и думать о посторонних вещах: например, удобно ли играть в пинг-понг при такой малой силе тяжести? То ли надо утяжелять шарик, то ли привыкать к замедленным прыжкам. Движения у людей на Проекте были куда более плавными и широкими, чем на Земле.

Медики сразу бросились к столу, но Ван остановил их:

— Погодите, пока все соберутся. Вы же знаете…

Ван явно был формалистом и поклонником ритуала.

На мгновение Павлышу показалось, что вошла Марина. Девушка была черноволосой, стройной, смуглой, но на этом ее сходство с Мариной кончалось. У нее были мокрые волосы, а белое сари кое-где прилипло к влажной коже.

— Ты обязательно простудишься, Сандра, — сварливо сказал Иерихонский.

— Здесь тепло, — ответила девушка.

Говорила она медленно, словно вспоминала нужные слова.

Потом глубоко вздохнула, откашлялась и повторила:

— Здесь тепло, — звонче, чем в первый раз.

Зал наполнился народом. Люди были в рабочей одежде, будто на секунду оторвались от дел и тотчас вернутся к ним. Павлыш крутил головой, ему казалось, что он упустил, потерял Марину, что она уже в зале.

Ван священнодействовал. Он подвинул стопку официальной почты Димову, затем принялся брать письма и пакеты из самой большой пачки, читать вслух фамилии адресатов. Эта процедура явно была освящена традицией, никто не роптал, кроме Иерихонского, который оказался записным бунтарем.

Люди подходили, брали письма и посылки для себя и для тех, кто не смог прийти, и толпа, окружавшая Вана, постепенно рассасывалась, люди устраивались поудобнее, чтобы прочесть письмо, или спешили уйти, чтобы в одиночестве прослушать пленку. Стопки подошли к концу. Марины Ким в числе адресатов, имена которых называл Ван, не было. Ван взял предпоследнюю пачку, протянул Сандре.

— Для морской станции, — сказал он. — Там есть и тебе посылка.

Потом он положил руку на последнюю, тонкую пачку писем, на голубой конверт Марины Ким.

— С Вершины никого? — спросил он. И тут же добавил: — Я сам отнесу.

«Конечно, — подумал Павлыш, — ты сделаешь это с удовольствием». Он подумал, что Марина без всяких к тому оснований постепенно превращает его, бравого дальнелетчика, в банального ревнивца.

— Павлыш, вы меня слышите?

Рядом стоял Димов.

— Мне сейчас надо уйти, а когда я вернусь, то уделю вам время для ответов на вопросы. Догадываюсь, что пока вопросов нет. Но советую вам проводить Сандру. Она идет вниз, на морскую станцию.

— Я с вами, — кинул Иерихонский. Потом он обернулся к своим коллегам и добавил: — Некоторые, вместо того чтобы возвращаться на свои рабочие места, направляются к нашему гостю с корыстными намерениями. Я отвечу за него. Он не с Земли. Он меньше нас знает, что творится дома, он не занимается спортом и не собирает марок. Он человек неинтересный и неосведомленный. Все остальное вы узнаете от него за ужином.

Закончив монолог, он шепнул на ухо Павлышу:

— Для вашего же блага, коллега. Вдалеке от дома люди становятся болтливы.

Когда они шли длинным наклонным туннелем, освещенным редкими светильниками под потолком, он развивал свою мысль:

— Если бы наша работа была напряженной, если бы нас на каждом шагу подстерегала опасность, мы бы и не замечали, как идет время. Но работа у нас монотонная, в лабораториях развлечений мало… Вот мы и тянемся к новым лицам.

— Ты не совсем прав, Эрик, — возразила Сандра, — это у вас наверху все спокойно. У других не так.

Винтовая лестница, по которой они начали спускаться, вилась вокруг вертикального столба, в котором находился лифт. Но они шли пешком.

— Я доморощенный философ, — продолжал между тем Иерихонский. — И должен вам сказать, коллега, что обстоятельства моей работы склоняют к абстрактному мышлению. За внешней будничностью нашей сегодняшней жизни скрывается напор будущих катаклизмов и водоворотов. Но, повторяю, это мы воспринимаем лишь как фон, а к любому, даже самому экзотическому фону быстро привыкаешь. Вот Сандра сказала, что у других здесь жизнь не такая спокойная. Может быть… Когда вас ждет Димов?

— Через полчаса.

— Тогда мы вам покажем аквариум, и сразу обратно. Димова очень интересно слушать, но он не выносит, когда опаздывают.

— Странно, — удивился Павлыш, — здесь говорят о Димове как о самодержце. А он производит впечатление очень мягкого, деликатного человека.

— С нами нельзя не быть самодержцем хотя бы в лайковых перчатках. Я на месте Димова давно бы сбежал от этого скопища интеллектуалов. Нужно иметь невероятную выдержку.

— Эрик опять не прав, — заметила Сандра, которой как будто нравилось во всем оспаривать мнение Иерихонского. — Димов и в самом деле милейший и мягкий человек, но мы понимаем, что последнее слово всегда за ним. Он не имеет права ошибаться, потому что тогда может произойти что-нибудь очень плохое. Здесь нет никакой мирной жизни. Это все выдумки Иерихонского.

Шахта кончилась. Павлыш несколько секунд стоял у стены, стараясь переждать головокружение. Иерихонский заметил это и объяснил:

— Мы стараемся как можно больше двигаться. По работе нам не приходится много передвигаться…

— Кому как, — сказала Сандра, к которой Павлыш уже обернулся, ожидая очередного возражения. — Мне приходится много двигаться, другим тоже.

— Но я же не говорю о вашей группе, — ответил Иерихонский. — Ваша группа — другое дело.

— А Марина Ким? — спросила Сандра.

У Павлыша екнуло сердце. Впервые это имя было произнесено здесь просто и буднично, как имя Димова или Вана. По крайней мере, теперь можно быть уверенным, что Марина здесь и ей приходится двигаться. Из этих слов следовало, что Марина не входит в группу, к которой принадлежит Сандра. Но она на Станции, близко, может, именно сейчас Ван передает ей письмо с Земли.

— При чем тут Марина? — удивился Иерихонский. И обратился за поддержкой к Павлышу, видимо, считая его куда более информированным, чем было на самом деле: — Разве можно сравнивать?

Павлыш пожал плечами. Он не знал, можно ли сравнивать Иерихонского и Марину Ким. Хотя это также подтверждало его подозрение, что Иерихонский живет спокойной жизнью, а вот Марина нет. Иерихонский бегает по лестницам, чтобы не потерять форму, а Марине это не грозит.

— Он же не знает Марину, — напомнила Сандра.

— Ах да, я совсем забыл.

— Я ее как-то встречал, — сказал Павлыш. — Давно еще, на Луне, полгода назад.

— Не может быть! — воскликнул Иерихонский. — Вы ошиблись!