Красные и белые. На краю океана - Андрей Игнатьевич Алдан-Семенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему же нет? —не выдержал Будберг,— Офицеры царского Генерального штаба, питомцы военной академии служат красным. На их стороне генералы Брусилов, Бонч-Бруевич, Са-мойло, Клембовский и еще,— всех не запомнишь. Они организуют войсковые соединения красных, они возродили военную академию, они поставили наши армии в тяжелое положение на Урале, они, они...
Генералы заговорили все сразу, перебивая друг друга.
— Мерзавцы! Опозорили честь военного мундира! — закричал Сахаров.
—- Сахаров тревожится за честь мундира. Что еще важнее? — ехидничал в стороне Войцеховский.
— Нельзя же все переносить в плоскость личных обид. Некрасиво,— мягко выговаривал Каппель.
— Начали с Тухачевского — ругаем царских генералов,— криво усмехнулся Дигерихс.— Пятой армией командует все же ничтожный подпоручик.
— Этот подпоручик опасно талантлив! Глупо недооценивать противника. И смешно! — неожиданно рассердился Колчак.
8
Степной полустанок Кременкуль, находящийся в двадцати верстах от Челябинска, Степан Вострецов занял на рассвете. В бою под Кременкулем он захватил санитарный поезд и
13 *
штабную Канделярию Сибирской дивизии. Трофеям командир Волжского полка обрадовался, от пленных пришел в ужас: Кре-менкуль был битком набит тифозниками.
К полудню на полустанок прибыли командарм и председатель Сибуралбюро; их небольшой поезд, состоявший из двух спальных вагонов, двух теплушек и платформы с автомобилем, поставили на запасный путь. Вострецов встретил Тухачевского и Никифора Ивановича предупреждающим взмахом руки.
— Что случилось? — спросил командарм. — Не хотите нас принимать?
Вострецов многозначительно показал на перрон. На скамейках, вдоль стен, под заборами, в кустах пыльной акации вперемежку с мертвыми лежали больные.
Как и по всей стране, в Кременкуле свирепствовал сыпной тиф. Эпидемия наступала широким незримым фронтом, захватывая города, села, станции, рудники, заводы, армии красных и армии белых. Порождение войны, голода, разрухи — тифозная эпидемия стала каким-то особенным наказанием разоренной, обнищавшей стране.
Командарм, Никифор Иванович, Вострецов прошли на вокзал. Запахи крови, нечистот ударили в ноздри. Во всех углах раздавались стоны, мольбы, проклятия. Тухачевский было приостановился, потом решительно защагал между больными, серая пелена вшей шевелилась на соломе, на солдатских телах. Сдерживая отвращение, командарм спросил у Вострецова:
— Где пленные врачи?
Врачи находились тут же, под охраной бойцов, с испугом поглядывая на красных командиров. Молодой человек с чеканным профилем древнего римлянина казался им особенно страшным.
— Такой милый юноша, и он же настоящее чудовище,— потерянно вздохнул терапевт.
Тухачевский подошел к врачам, заговорил спокойным, ровным голосом:
— С этой минуты вы свободные граждане новой России. Но по роду своей профессии вам надо спасать людей от смерти, страданий и боли. В стенах университета вы давали присягу — спешить на помощь больным. Так выполняйте свою священную клятву! Мирные жители и солдаты тысячами гибнут от сыпного тифа. Эпидемия не признает границ, для врачей нет ни красных, ни белых, а есть больные, ждущие помощи. Я зову вас на борьбу с эпидемией.
— Морально ли атеисту говорить о святости?— спросил хирург.
— Морально, только когда люди поступают по-человечески.
Тогда заговорил терапевт:
— В дни народных бедствий врачи должны быть на своих постах. Я откликаюсь на ваш призыв.
— Вот это и человечно и благородно,— сказал Тухачев*
ский. Приступайте к делу. Мы окажем вам необходимую помощь.
Затрещал автомобильный мотор, на площадь выкатил, выбрасывая из выхлопной трубы газы, потрепанный «левасор». Шофер лихо затормозил.
Как дела, Ванюша? Поедем — не поедем на твоем драндулете?— спросил Тухачевский.
Кажись, все в порядке. Можно рискнуть, Михаил Николаич,— тряхнул желтыми кудрями Ванюша.
Куда это вы собрались? — поинтересовался Никифор Иванович.
— В,рекогносцировку со Степаном Сергеевичем.
— Не подобает командарму ездить в разведку.
— Мы зарываться не станем, рисковать тоже...
Никифор Иванович постучал носком сапога по автомобильной шине.
Прошьет пуля колесо — и загорай. Остерегайтесь в разведке, Михаил Николаевич...
Командарм уехал. Никифор Иванович пошел к вагону.
За вагоном лежала степь, вся в пестрых, по-утреннему благоуханных цветах. Матово белели ромашки, светился синим чабрец, легкими сизыми дымками катился по неоглядной дали ковыль. Никифору Ивановичу захотелось упасть в цветы, рас-крестить руки, забыться от постоянных тревог, от опасных пре-враг ностей жизни. Он сорвал горстку степных цветов, вдохнул пряный их аромат, и покорная печаль овладела им. Пожав плечами, он поднялся в салон-вагон.
На столе лежали еще не разобранные документы штаба Сибирской дивизии, захваченные Степаном Вострецовым. Никифор Иванович стал просматривать их с острым интересом человека, проникающего в загадки и тайны врага.
Подобно натуралисту, восстанавливающему по одной кости весь облик доисторического животного, Никифор Иванович воссоздавал обстановку в стане противника по телеграмме, донесению или перехваченному приказу. Мелкие частности выстраивались в стройные порядки умозаключений, облекались плотью поступков, проясняли атмосферу событий. Никифор Иванович мысленно видел события, слышал разговоры, смысл которых едва угадывался в документах.
У каждого документа был свой язык: «Части полка имени девы Марии выбили противника из селения Усолье и закрепили его за собой»,—рапортовал командир белого батальона Никифор Иванович саркастически усмехнулся: «Над Усольем уже второй день развевается наш флаг. Рапорт явно опоздал». А вот в телеграмме командира полка звучит горькая правда: «В последние дни усилились дерзкие налеты красной конницы на наши подразделения. Требую осторожности на походе, бдительности на отдыхе», Особое внимание Никифора Ивановича
привлек секретный доклад начальника штаба дивизии: «Наше наступление выдохлось. Армии катятся назад, и не за что уцепиться, и нет надежды на лучшее. Местные жители, мобилизованные в нашу армию, разбегаются, унося оружие и обмундирование. Перебегают к противнику даже офицеры, особенно младшие чины...»
«Положение у них хуже губернаторского.— Никифор Иванович придвинул к себе стопку новых документов.— На кого Колчаку положиться? Ему преданы только высшие офицеры, да богачи, да казачьи части, но и они идут за ним до определенной черты».
Вчера Никифор Иванович допрашивал пленных офицеров. Они рассказывали, что
