Странствия хирурга: Миссия пилигрима - Вольф Серно

— Уй, моя овещка шамать захотела, — догадался Энано. — Пора бежать за Бородащом. Щао, господа, увидимся в обжорке. — И он исчез, прижимая к себе крошку.

Не успела дверь за ним затвориться, как снова открылась. На пороге стоял брат с кухни. Потупив глаза, он смиренно произнес:

— Простите за беспокойство, ваше преподобие, служба шестого часа уже закончилась. Брат Фестус спрашивает, может ли он рассчитывать, что вы пожалуете на обеденную трапезу.

— Что? Уже так поздно? — Взгляд Гаудека скользнул по песочным часам на стене, показывавшим, что час уже истек. Он торопливо допил вино. — Tempus avis est! [63] Скажи повару, что мы уже идем. Пусть поставит побольше тарелок. Нас пятеро, нет, шестеро. Наверняка к нам присоединится Энано.

Все торопливо направились к главному зданию старого монастыря, где располагалась просторная трапезная. Полнотелый брат Фестус, прозванный Сира dicens — Говорящая бочка, расплылся в радостной улыбке, завидев Витуса.

— А ты помнишь, сын мой, чем я снабдил тебя, когда ты уходил от нас четыре года тому назад? — прогремел он.

— Да, ты сказал: еда да питье тело с душой связывают, и чтобы я не забывал об этом, если мне придется в жизни туго.

— Правда? Я это сказал? Ха-ха-ха! Я-то имел в виду каплуна, которого тайком сунул тебе. Нарушил я тогда законы поста, до сих пор не замолил грех.

Магистр усмехнулся:

— Полагаю, ваше преступление уже неподсудно за давностью срока.

— За давностью? Хо-хо-хо! Ты слышал, Гаудек… э-э… простите, ваше преподобие?

— Слышал. — Тихий голос аббата сильно контрастировал с зычными раскатами Говорящей бочки. — Думаю, нам пора сесть за стол, вся братия уже с любопытством поглядывает на нас. — И он провозгласил в полный голос: — Продолжайте трапезу, дети мои, не отвлекайтесь!

Брат Фестус без приглашения подсел к столу.

— Послушай, Витус, а этот странный карлик, который так кудряво изъясняется, он тоже с тобой? — спросил он. — Он тут всю кухню поставил на уши, заставив меня варить молочную кашу для своего ребенка.

— Да, — кивнул Витус, заметив, как омрачилось лицо Гаудека.

— Ede et tace[64] — вот как должно быть за столом, ты не забыл, Фестус? Уж если не несешь нам еду, то, по крайней мере, молчи.

— Простите, ваше преподобие! — Бочка поднял свое грузное тело и поспешил на кухню. Вскоре появились посланные им два брата, которые несли поднос размером со столешницу, уставленный яствами, приготовленными сегодня Фестусом. — Это всего лишь скудная постная еда, Витус, — громогласно пояснил он, вновь подойдя к столу. — Похоже, мы с тобой встречаемся только тогда, когда надо жить впроголодь. Тебе и твоим друзьям придется довольствоваться луковым супом и запеченным лососем. Еще могу предложить грибной паштет с морковью. Или скромное овощное суфле, правда, без моей знаменитой свиной подливки.

— Щё такое? Сальца не будет? Только суп из ветра да рыбьи кости? — Коротышка незаметно прошмыгнул в трапезную. — Ну, главное, щёб моя овещка была сыта, тощно? Ну-ка, утю-тю-тю, давай-ка отрыгни. Как мы умеем отрыгивать, у-сю-сю!

Гаудек откашлялся. Предписанную уставом тишину во время приема пищи уже столько раз нарушали, что он был вынужден вмешаться.

— Энано из Аскунезии, — торжественно начал он, — я был бы весьма признателен вам, если бы вы побуждали вашего отпрыска отрыгнуть во дворе. Помимо этого, потрудитесь пеленать ребенка не в трапезной.

Коротышка, еще не успевший присесть, завращал глазами и пропел фальцетом:

— Уй, будет исполнено, ваше преподобное аббатство. Одна нога здесь, другая там. Ща вернусь!

Гаудек с облегчением вздохнул и взял в руки большой нож, на лезвии которого в две строки были выгравированы слова благодарственной молитвы, исполнявшейся перед каждым приемом пищи. Нож был старый, поэтому текст почти стерся:

Gratiarum actio

protuis beneficiis Deus gratias agimus tibi.

Он выражал благодарность за благодеяния Господа. Такой нож лежал на столе перед каждым монахом — своего рода подсказка для тех, чья память ослабела. Только вот петь после непривычной болтовни аббат Гаудек не имел ни малейшего желания и решил использовать нож по прямому назначению: начал разрезать паштет.

Остаток трапезы прошел в благодатном молчании.

После обеда полил сильный дождь, однако Витус не хотел отказываться от намерения посетить могилу матери. Верный Магистр вызвался его сопровождать, Томас также нашел время пойти вместе с ними. Надев длинные накидки, они шагали старыми извилистыми тропами в Пунта-де-ла-Крус. Не доходя до селения, свернули на узкую тропинку, которая петляла по небольшой рощице и привела к дому ткачихи.

— Вот мы и пришли, — сказал Томас, показывая на покосившееся строение. — Садик прямо за домом. — Они обошли ветхий домишко, и их глазам предстал заросший клочок земли. Лишь два свежих деревянных креста говорили о том, что здесь не так давно хозяйничала рука человека.

С бьющимся сердцем Витус подошел поближе и прочел надписи на крестах. На первом значилось: ТОНИЯ ПЕРЕС, затем следовали даты рождения и смерти. «Что будет написано на втором кресте?» — промелькнуло в голове у Витуса, и он невольно опустился на колени, чтобы прочесть:

Леди Джейн

Томилась в Англии

Умерла 9 марта. A.D. 1556

— Мы не знали даты рождения и титула твоей матери, — произнес за его спиной Томас. — И все-таки сочли правильным поставить новый крест, после того как похоронили рядом старую Тонию.

— Да, — пробормотал Витус. Собственный голос казался ему доносящимся откуда-то издалека. — Я тоже не знаю точной даты, мне лишь известно, что моя мать родилась anno 1534. Да это и неважно.

Он попробовал представить себе, как выглядела его мать, и не смог. А впрочем, ведь она имела сходство с Арлеттой, а внешность Арлетты он помнил в мельчайших подробностях. Повинуясь порыву, он молитвенно сложил руки и прочел молитву, которую уже произносил у гроба старого аббата Гардинуса. Это были бессмертные слова, написанные много веков назад в Англии, откуда родом были и он, и леди Джейн, его мать.

Да святится в наших сердцах вечный свет,Предвечная доброта да спасет нас от всякого зла.Бессмертная мудрость, изгони тьму невежества нашего.Милосердный, смилуйся над нами,Чтобы сердцами своими, умом и душами —Всем естеством своим мы восприняли обличье Твое,Чтобы Ты в своей бесконечной милостиПривел нас к Твоей божественности.Амен[65].

Витус поднялся с земли с молитвенно сложенными ладонями.