НАРОДНОСТЬ, НАРОД, НАЦИЯ... - Сергей ГОРОДНИКОВ

В идейной и политической борьбе это зарождение мелкобуржуазной национально-духовной городской культуры наёмных рабочих и служащих выразилось в общеевропейском кризисе марксизма, в ревизии его радикально антибуржуазных идеалов вождями парламентских социалистических, социал-демократических партий. Идеологами мелкобуржуазного в своей сути ревизионизма закладывались краеугольные камни новых целей рабочего движения, в их работах совершалось перерождение идей общемирового пролетарского социалистического союзничества в классовой борьбе с мировой промышленной буржуазией в идеи социал-национализма и национального социализма. В новых воззрениях на национальное общество, которые предлагались мелкобуржуазными ревизионистами марксизма, должно было складываться сотрудничество политически организованного труда и связанного с производством капитала, рабочего класса и класса индустриальных предпринимателей.

Из мелкобуржуазных взглядов ревизионистов следовали совершенно определённые выводы. Только конкретные страны с национальными обществами готовы и могут осуществлять индустриальное цивилизационное развитие, и городское промышленное предпринимательство, капиталистические рыночные отношения есть благо. А национальное общество есть продукт конкретно-исторического этапа развития конкретного государства, которое стало индустриально развитым и успело создать предпосылки появлению рационально образованных рабочего класса и среднего, собственно гражданского класса, главного движителя внедрения достижений знаний в производство и в общественную жизнь. Ради устойчивости политического общественного и экономического развития каждое национальное общество должно вести рыночную борьбу с другими национальными обществами, подобно тому, как это делают корпорации, создавая собственные сферы мирового влияния. И лишь в способном на борьбу за национальные капиталистические интересы обществе становится возможным бурный рост производительности труда, национального богатства и общественного развития. Остальной же мир должен подстроиться под экономические и политические интересы индустриальных держав, обслуживать их потребности в сырье и рынках сбыта готовой промышленной продукции.

В обстоятельствах становления национальных рабочих движений и теоретического развития нового понимания идеала социалистического общества, как общества с политическим господством не пролетариата, а собственно рабочего класса, оказалось, что немецкие социал-демократы гораздо решительнее защищали интересы индустриального производства, чем французские социалисты и английские тред-юнионисты. Немецкие рабочие в условиях военно-бюрократического абсолютизма Прусской империи предстали гораздо более организованными, имели гораздо более высокое классовое и политическое самосознание, создавали гораздо более сложное социальное взаимодействие и разделение труда в промышленных производственных отношениях, чем французские и английские рабочие. А потому Германия осуществляла индустриальное развитие самыми быстрыми темпами не только в Европе, но и в мире в целом, превращалась во вторую индустриальную державу мира, уступая в промышленной мощи только США.

Причина была в том, что английские тред-юнионисты и французские социалисты не имели идеологической защиты от либерализма, мешающего усложнению социального порядка в производственных отношениях культом индивидуализма и потребительской вседозволенности. В Англии пролетарский марксизм не был воспринят рабочим движением, рабочее движение не смогло его переработать и приспособить для осознания своих долгосрочных политических целей и интересов. Поэтому либерализму в Англии противодействовали только лейбористские представления о сиюминутных экономических интересах британских рабочих, которые защищаются при помощи стачек и последующих компромиссов профсоюзов с предпринимателями. Во Франции же теория научного социализма Маркса прививалась к уже сложившемуся французскому социалистическому движению, которое сделало идеологические уступки масонскому либерализму, подстраивалось под него. Лишь в Германии социал-демократия развивалась на основе марксизма и его ревизий, вследствие чего идеология немецкой социал-демократии изначально была антилиберальной. В идеале будущего национального социалистического общества с демократическим самоуправлением немецкие социал-демократы изначально видели политическое господство индустриального рабочего класса и ради успеха борьбы за осуществление этой цели непрерывно усложняли индустриальную производственную и политическую дисциплину в своих рядах, которая способствовала усложнению индустриальных производительных сил.

Успешная индустриализация привела Германию к тому, что с конца 19 века в стране накапливались признаки индустриального перепроизводства, и это вынуждало военно-бюрократическую государственную власть искать способы соучастия правительства в расширении сбыта производимой промышленной продукции. Отсутствие опыта рыночной капиталистической конкуренции, привычка к постоянным правительственным заказам не позволяли немецким предпринимателям самостоятельно проникать на рынки богатых капиталистических держав Великобритании, США и Франции и их колоний. А исчерпание дешёвых трудовых ресурсов вследствие сокращения притока из немецкой деревни наёмного пролетариата ставило вопрос о необходимости перехода от экстенсивного развития к интенсивному развитию, немыслимому без демократических и рыночных свобод, без определённого раскрепощения коммерческого интереса и идеологического либерализма. Однако рыночные товарно-денежные отношения и политические свободы подрывали основы военно-бюрократического абсолютизма и были ему неприемлемы. Пытаясь выйти из обостряющихся противоречий на пути завоеваний собственных колоний с избытком дешёвых трудовых ресурсов и возможностями для нерыночного поглощения товаров немецкой промышленности, Германия и её союзница Австро-Венгрия столкнулись с интересами передовых колониальных держав Англии и Франции, с одной стороны, и отсталой феодально-бюрократической Российской империи – с другой. Военно-бюрократическая власть Германии смогла лучше наладить военное индустриальное производство, чем её противники, и Первая мировая война за передел сфер колониального влияния стала неизбежной.

Первая мировая война надорвала военно-бюрократический абсолютизм Прусской империи. Он не смог налаживать производство и снабжение армий без привлечения коммерсантов и финансов ростовщических банков, но оказался не способным управлять коммерческой и банковской финансовой деятельностью с опорой на внутреннюю мировоззренческую этику и мораль чиновников абсолютистского управления. Либеральный индивидуализм, оправдывающий коммерческие космополитические воззрения, а с ним взяточничество, воровство распространялись в огромном аппарате управления, что говорило об идеологическом кризисе государственной власти в прусской Германии. Управляемое военно-бюрократическим абсолютизмом производство едва справлялось с военными заказами, и чёрный рынок спекулятивной торговли дефицитными товарами и сырьём позволял делать огромные состояния самым асоциальным элементам за счёт спекулятивного ограбления большинства во всех социальных слоях населения Германии, но особенно пролетариата и рабочих в крупных городах. Массовые бессознательные пробуждения традиций родоплеменной общественной власти среди рабочих и пролетариата, вызванные резким ухудшением условий их жизни, превратили вождей социал-демократической партии в сторонников буржуазно-демократической революции, как единственного способа обеспечить управление настроениями низов. Они и возглавили в октябре 1918 года буржуазно-демократическую революции в Германии. Но воспользовались плодами революции коммерческие спекулянты и выражающие их интересы либералы, чаще всего представляющие собой слои инородцев, ублюдков и тех немцев, в ком были слабыми или вовсе отсутствовали проявления этнического общественного самосознания и архетипического бессознательного умозрения.