Кризис совести. Борьба между преданностью Богу и своей религии - Реймонд Франц

Первичная цель всех человеческих институтов и субкультур состоит в самосохранении. Сохранение веры является центральным в Божьем плане человеческой истории; сохранение конкретных религий — нет. Не рассчитывайте, что те, кто стоит во главе таких институтов, обращают внимание на эту разницу. Для выполнения своей цели Богу не нужен какой — либо конкретный человек, церковь, деноминация, вероисповедание или организация. Теми, которые готовы к использованию им (во всем их многообразии), он будет пользоваться, тех же, кто стремится к своим собственным целям, он оставит самим себе.

Несмотря на это, для многих подвергать сомнению человеческие институты — это то же самое, что нападать на Бога, а этого нельзя долго терпеть. […] В сущности, они защищают самих себя, свой взгляд на мир, свое чувство безопасности. Религиозные организации дали им смысл, чувство значимости, иногда карьеру. Если кто то угрожает всему этому, значит он действительно угроза.

Этой угрозе противостоят силой, часто еще даже до того, как угроза всплывет на поверхность. […] Учреждения наиболее явно проявляют свою силу, когда формулируют и истолковывают правила для субкультуры, а также настаивают на их выполнении. В каждом учреждении есть свои правила и способы проследить за их выполнением, иногда они очевидны, иногда нет, но это не делает их менее реальными[254].

Стоит отметить, что автор пишет не о Свидетелях Иеговы, но о религиозных учреждениях широкого спектра. Люди многих вероисповеданий допускают общую ошибку, думая, что обязательства перед религиозной системой равнозначны обязательствам перед Христом как Господом.

Здесь я вспоминаю о высказывании, которым поделился со мной друг:

Человек, отказывающийся раз и навсегда от необоснованной надежды, получит награду во все возрастающем покое.

Это высказывание оказалось верным не только в моем случае, но и в жизни других людей.

Каким бы ни было первоначальное потрясение — иногда потрясение от унизительного допроса, на котором судьи лишают вас всякого человеческого достоинства, заставляют вас ощутить вес их власти и с самого начала настроены осуждать ваше положение перед Богом, — каким бы подавленным ни чувствовал себя человек, после этого действительно появляется ясное ощущение покоя, облегчения. И это происходит не только из — за осознания того, что эти люди больше не имеют над вами власти, что вы больше не подвергнетесь их церковному расследованию и давлению. Истина, отказ поступиться истиной, приносят свободу и другими чудесными способами. Чем более ответственно человек пользуется этой свободой, тем больше пользы.

Самая великая свобода — это возможность служить Богу и его Сыну, а также служить для блага всех людей, без всяких препятствий со стороны несовершенных людей: свобода служить, руководствуясь собственной совестью, отзываться на голос собственного сердца. Вместе с этой свободой приходит ощущение, что исчезло великое бремя, с плеч сняли тяжелую ношу. Если человек по — настоящему это ценит, ему дается желание делать не меньше, а больше для служения Тем, Кто подарил ему эту свободу[255].

Каким бы болезненным ни был изначальный переход, он может привести к развитию по — настоящему личного отношения с этими двумя самыми лучшими Друзьями. Наверное, нет ничего важнее, и ничто так не помогает во время такого перехода, как полное осознание того, что нам действительно необходимы личные отношения с Богом и его Сыном. Если их не будет, человек может просто потерять себя, если не будет принадлежать к какой — либо человеческой системе.

Христос ясно подчеркнул важность этих личных взаимоотношений (Матфея 10:32,33). Он не приглашает «придите в мою организацию» или «придите в ту или ту церковь или деноминацию», но он приглашает: «придите ко мне» (Матфея 11:28). Когда он говорил притчу о виноградной лозе и ветвях, он не сказал: «Я есмь Лоза, религиозные организации это ветви, а вы веточки и листья на этих ветвях». Его слова были: «Я есмь Лоза, а вы ветви», которые прямо пребывают в Нем (Иоанна 15:5). В красивом описании хорошего пастуха, он говорит: «Я есмь пастырь добрый, и знаю Моих, и Мои знают Меня: как Отец знает меня, так и я знаю Отца, и жизнь Мою полагаю за овец» (Иоанна 10:14, 15). В то время на востоке пастухи давали имена каждой из своих овец, и потому могли «звать своих овец по имени» (Иоанна 10:3). Знать, что наш добрый Пастырь, Сын Бога, знает каждого в своем стаде по имени и заботится о каждом лично и по отдельности, придает чудесное чувство покоя и уверенности.

Какое бы чувство «принадлежности» не придавало членство какой — нибудь религиозной системе, оно никогда не сможет сравниться с силой, красотой и поддержкой, которые дают близкие личные отношения, о которых говорится в Писании. Любовь Сына отражает любовь его Отца, о котором апостол написал: «все свое беспокойство возложите на Него, потому что Он заботится о вас»[256].

Нужно также понять, что для того, чтобы вера была настоящей, она должна быть по — настоящему личной, к которой пришли и которой достигли самостоятельно. Не бывает общей или коллективной веры — это может быть только если каждый в отдельности в таком коллективе или обществе приобрел и проявил свою личную, собственную веру. Также и убеждения — в них нет смысла или вескости, если только это не личные, собственные убеждения. Верить потому, что верят другие — значит только брать веру взаймы, иметь взятые взаймы убеждения. Чтобы быть настоящими и привести к жизни, вера и убеждения должны исходить из ума и сердца отдельного человека.

Апостол говорит именно о личных делах и убеждениях каждого человека, когда говорит: «Каждый, кто в сердце своем верует, что оправдается перед Богом, устами объявляет свою веру, чтобы обрести спасение. Ибо каждый, кто доверился Господу, будет спасен» (Римлянам 10:10, 13, СоП). Здесь не описывается простое рассказывание другим традиционных учений какой — либо религиозной системы, еще раньше пророк назвал такое поклонение «выученной заповедью человеков» (Исаия 29:13, ПАМ). Во время Божьего суда мы не предстаем перед Богом и его Сыном как члены какой — либо религиозной группы или организации. Мы предстаем там как отдельные люди, и «каждый из нас за себя даст отчет Богу» (Римлянам 14:10–12).

Печально, что в случаях с большинством Свидетелей, организация так настойчиво выдвигала себя на первый план, занимала такое большое место на духовной сцене, так много внимания уделяла собственной значительности, что удержала многих от близких взаимоотношений с небесным Отцом. Образ организации была настолько преувеличен, что затмил величие Сына самого Бога; замутил зрение многих людей, помешал им увидеть, к каким теплым отношениям он их призывает; исказил их восприятие его сострадательности[257]. Поэтому неудивительно, что многие исключенные из организации испытывают ощущение одиночества, оторванности, смятения, — ведь они больше не привязаны к некой видимой организационной структуре, их жизнь больше не направляется жесткой рутиной запланированной деятельности, они больше не чувствуют ограничивающего давления политики и решений организации.