О верности крыс - Мария Капшина

Потом поднёс кубок ко рту, с некоторым удивлением обнаружил, что тот пуст, и заоглядывался в поисках полного. Углядел, направился к ближайшему столу, выхватил почти полный кубок, едва не опрокинув, чуть ли не из-под локтя нок Фирдзава и залпом выпил.

Ближайшая к ним часть зала замерла.

Ол Кайле сама замерла на пару мгновений: красть судьбу так нагло, на глазах у всех, кажется, ещё никто не додумался, ни в истории, ни в литературе.

И этого действительно нок Фирдзаву не замять даже при всём желании.

Нок Фирдзав вскочил, красный от ярости, хватаясь за меч.

Ол Каехо этого не видел, он уже шёл прочь от стола, вяло уронив пустой кубок. Кубок лениво подпрыгнул раз на серебряном боку, тускло звякнув, и остановился. Ол Каехо с искренним любопытством обернулся на возмущённый рёв нок Фирдзава, заметно качнувшись на повороте.

— Это переходит все границы!

— А-а, — сказал ол Каехо, разглядывая нок Фирдзава. — Это был твой кубок?

— Вы безобразно пьяны, — с отвращением сказал нок Фирдзав. — Принесите мне официальные извинения, и этот эпизод, возможно, удастся решить без кровопролития.

Кошка едва не фыркнула в голос. Хриссэ сдерживаться не стал. Затем сообщил, что не пьян, а под пылью.

— И я не настолько невменяем, чтоб мне пришло в голову перед кем-то извиняться.

Нок Фирдзав взвился опять, а ол Кайле не стала дожидаться логической развязки и вышла наружу, чтобы без суеты и толкотни занять стратегически выгодную позицию на краю галереи, на верхней ступеньке широкой лестницы.

Скандал вылился из зала почти сразу вслед за ней, бурля вокруг двоих поединщиков. В победу нок Фирдзава верили на удивление многие — отчасти потому, что он действительно считался хорошим фехтовальщиком, отчасти же потому, что ол Каехо сейчас таковым совершенно не выглядел. Слишком расслаблен, слишком небрежен в движениях, в таком состоянии нужно лежать и любоваться потолком, а не лезть в драку. Нок Фирдзав тоже это видел и к началу поединка смотрел куда уверенней, чем при зарождении скандала.

Кошка тоже видела, и увиденное её беспокоило. Хриссэ выглядел слишком неадекватно — и слишком достоверно для притворства.

С началом поединка внимание Кошки переключилось, хотя бы потому, что первое время она никак не могла сообразить, что не так с этим боем. Потом она поняла и заулыбалась; заодно стало ясно, что имел в виду Хриссэ, называя нок Фирдзава слишком хорошим фехтовальщиком. Нок Фирдзав и верно был отличный фехтовальщик, с безукоризненной техникой. Идеальная стойка, идеальные переходы между элементами связки. Это не слишком бросалось в глаза, пока Хриссэ явно не подыграл ему: атака, уход, атака, блок — не то тренировка, не то ожившая миниатюра к учебнику. С той разницей, что один из участников пыльный. Сверх всяких разумных пределов. Держаться ему удавалось, но явно с трудом: он оступался, делал лишние шаги, раз или два глупейшим образом провалился в выпад — по счастливой случайности как раз тогда, когда нок Фирдзав никак не мог этим воспользоваться.

Веселило публику главным образом то, что бился пыльник, кажется, не с одним противником, а как минимум с тремя. Блокировал несуществующие удары сбоку, отмахивался назад, уклонялся от пустого места и крутился вокруг себя, сбиваясь с шага и сбивая с толку нок Фирдзава. Нок Фирдзав второй раз подряд пошёл на классическую связку: в голову, в бедро, колющий в живот, — ол Каехо вместо блока нырнул вперёд, едва не оставшись без правого уха. Бить в бедро нок Фирдзаву уже не удалось бы, слишком мала дистанция, но и Хриссэ этим не воспользовался, пролетев по инерции слишком далеко и врезавшись в противника. Да так, что чуть не сбил с ног. В круге зрителей рассмеялись.

Хриссэ сразу же отскочил, в два прыжка, шагов на семь, и завертелся на месте, отбиваясь от невидимых нападающих. Опять-таки, троих, кажется. Отсутствия нок Фирдзава он, кажется, не заметил. С галереи, где толпилась гвардейская молодёжь, кто-то крикнул подбадривающе, галерея рассыпалась хохотом, и кричать стали уже несколько человек. Ол Каехо был полностью доволен жизнью, судя по пьяному азарту на лице. Он скакал так выразительно, что Кошка чуть ли не видела вживую его противников: двое нападают с разных сторон, Хриссэ отмахивается от одного и уходит за спину другого, мешая им нападать одновременно… Кошка хмурилась. У неё крепло подозрение, что Хриссэ всё же ошибся с дозой.

Пунцовый от возмущения граф прекратил, наконец, стоять столбом в стороне от этого фарса, в который превратился его поединок, и рванул в атаку.

Хриссэ толкнул одного воображаемого нападающего на другого, тот упал слишком легко, и пыльник потерял равновесие и упал следом, как раз в тот момент, когда налетел нок Фирдзав. Граф целил ударить в голову, и вместо этого всем весом нанизался на нелепо выставленный пыльником меч.

Кошке плохо было видно за нок Физрдзавовой спиной, она видела только, как спина вдруг ссутулилась, вспухла левей позвоночника острым бугром, и нок Фирдзав повалился лицом вперёд. Одновременно на двор навалилась тишина. Слышно было, как барахтался Хриссэ, выбираясь из-под упавшего.

— Ну? — возмущённо сказал он, оглядываясь. — И где все?

Двор был пуст, за исключением зрителей. Хриссэ плюнул.

— Таго свидетель, каждый раз одно и то же: одного убьёшь — остальных как дождём смыло.

Он покачнулся и махнул рукой, отгоняя что-то невидимое от головы.

— Ну? — повторил Хриссэ. — Неужели никто подраться не хочет!

Кошка соскочила со ступенек и решительно подошла, вызвав у Хриссэ бурю возмущения.

— Не-не, с тобой я драться не хочу! Я со своими…

— Хватит уже, — оборвала его Кошка. — Убери оружие, пойдём.

— Куда? — ещё больше возмутился Хриссэ.

— Домой, — мрачно сказала Кошка.

— Не хочу домой, хочу драться!

— Не с кем тут драться.

Хриссэ удивлённо огляделся, обводя зрителей мечом.

— Как не с кем? А они?

— А они тебе мерещатся. Пыли надо меньше глотать.

— Хал, — печально сказал Хриссэ, убирая меч. — Что за жизнь… Столько всех вокруг, а подраться не с кем.

В карете он развалился на сиденьи, раскинув руки по спинке и закрыв глаза. Куртка на груди и правый рукав были вымазаны в крови, и Кошка поймала себя на мысли, что ей жаль куртки: шитьё зелёной и серебряной нитью по бархату неопределённого тёмно-сизого оттенка, отдающего в тусклую синеву. Хриссэ задумчиво улыбался чему-то.

— Я тебя домой отвезу, — с неудовольствием сказала Кошка. — Только я тебя прошу, не лезь никуда искать приключений в таком состоянии.

Хриссэ открыл вполне нормальные глаза и рассмеялся.