Литературная Газета 6460 ( № 17 2014) - Литературка Литературная Газета

Точнее, у него дар стилизовать, имитировать повествование – ну как у попугая – имитировать человечью речь. Можем же мы с чистым сердцем, не кривя душой воскликнуть, что попугайчик молодец, умница, талантище?

Ну вот и наш автор тоже – умница и талантище.

И кто же будет вслушиваться в содержание попугаичьей речи? Только идиот какой-нибудь. Попугайчик не для того бормочет, чтобы его слушать, а для того, чтобы… Ну, вы понимаете. Для искусства.

«Окна во двор» книга называется в том смысле, что там-то, конечно, тише, во дворе, но и значительно непристойнее: хлам какой-то свален, мусорные ящики какие-то, люди с улицы заходят… В общем, «изнанка жизни».

Темы собранных в книгу рассказов и рассуждений такие: почему женщины «дают»; почему они «не дают», почему в СССР плохо одевались и так редко мылись, что от людей воняло; как в СССР занимались сексом: кто с кем, в каких местах, позах и обстоятельствах; как разглядывали порнографические фотокарточки и где их брали; как жёны изменяли мужьям и наоборот; как молоденькие хищницы подцепляли богатеньких старичков и наоборот и какая выгода была от этого тем и этим – и так далее.

Ну и чуть-чуть разоблачений ужасов сталинизма, нельзя же совсем без этого.

Автор, возможно, видит своего героя-рассказчика этаким приятно загорелым и седеющим джентльменом, умудрённым и слегка утомлённым, эдак, знаете, по-монализовски улыбающимся уголками глаз в закат, не знаю. Однако ощущение возникает совсем другое – потливости, суетливости, жаркого несвежего шёпота и торопливых настырных рук, которые вообще непонятно что тут делают, я же никогда не носил бюстгальтера...

А, ну да, это же я сам почитать купил.

Автор, разумеется, не равен герою-рассказчику, это только самые глупые из нас подумают, что равен, и предъявят автору счёт, но, с другой стороны, ничего другого, кроме «дала – не дала», в книжке по большому счёту всё равно нет, а значит, можно считать, что равен. Что это вот его Денискина жизнь и протекла так – во всех этих самых неловких неприятных положениях и позах.

И тут, конечно, встряхивает немножко.

Как мог такой нежный, такой чуткий Дениска из рассказов своего папы – за светлячка не пожалел грузовик, на мишку плюшевого не поднялась рука – превратиться в такое… в такого вот героя-рассказчика?

И вдруг я понял.

Ну конечно! Кого изобразил Леонардо на своём самом знаменитом портрете? Себя, только без бороды. В виде женщины. Художники всегда изображают себя – вот и Достоевский говорил, что из всех братьев Карамазовых от него, от Достоевского, большего всего – в ком бы вы думали, помните?.. В Смердякове.

Так вот в том-то и дело, что в «Денискиных рассказах» изображён не Денис Драгунский, не его внутренний мир. Там изображён внутренний мир писателя Виктора Юзефовича Драгунского.

Писать о детях – это вроде как писать о животных, неизбежно приходится их сентиментализировать, наделять их не свойственными или не вполне свойственными им мотивами, придумывать им «психологию». Сами по себе дети или слишком парадоксальны, или, напротив, обескураживающе просты.

Так что «Денискины рассказы» они на самом деле совсем про другого мальчика. И папа, который в финале «Девочки на шаре» шагал по улице, крепко держа сына за руку и не зная, что сказать, был Виктором Драгунским, и тот, кто семенил рядом – искал глазами его лицо и надеялся, что папа что-нибудь ему скажет, – тоже был им.

А Дениски там с ними не было.

«Он шёл очень быстро, и я еле-еле поспевал за ним. Отчего он шёл так быстро? Почему он не разговаривал со мной?»

Душераздирающая история.

Теги: Денис Драгунский. Окна во двор

Счастье смотреть и мыслить

Наталья Гранцева. Золотое решето: Книга стихотворений. - СПб.: Союз писателей Санкт-Петербурга, 2013. – 192 с. – Тираж не указан.

Что ныне ищет читатель поэзии? Лёгкое чтение или трудное? Внешнюю новизну или внутреннюю?

Наталья Гранцева пишет классическим стихом, классическими размерами – густо, щедро. Уж если поднимаются "вверх по теченью реки крейсера, бригантины, сторожевики, нефтесборщики, баржи, буксиры", то «в окруженье тритонов, речных субмарин, под охраной сирен, ихтиандров, ундин, в хороводе русалок холодном». Уж если лето – «сокровище, буйное царство!», то это «Фрукты, пломбир, сигареты, напитки[?] // В белых рубахах речные кибитки». На читателя обрушивается шквал аллюзий, реминисценций, ассоциаций, иносказаний, перифразов. Блоковские облака соседствуют с набоковским лугом в мотыльках и жуках. Россия отождествляется с павшим Илионом. И Россию, большой проект большой страны, придумала Москва, духовная преемница Мосха:

В больном меду воображенья,

уснув, как зимняя пчела,

в тоске по головокруженью

свой образ мира создала.

Легко и органично вплетаются в стихотворную ткань Атлант и Тантал, Геродот и Еврипид, Шекспир и Вольтер, Ломоносов и Херасков, Гайдн и Сальери, Сарасате и Перголези. И каждое имя – ёмкая, выразительная и неожиданная метафора. Скрытые отсылки, поэтические переклички – с Блоком, Тютчевым, Фетом, Северяниным, Бродским.

Поэтическое пространство Натальи Гранцевой – это «цветущая сложность веков», огромный мир, где неразрывно взаимосвязаны времена и культуры, прошлое и настоящее – от Античности до наших дней. Она всегда готова достать нечто чудесное и из «волшебного ларца Русского Просвещенья», для неё и весь XVIII век – заповедник идей. Прошлое не исчезает, оно всегда рядом с ней, просится в стихи.

Оказывается, интеллектуальная лирика вполне органично может жить и переливаться тысячами новых граней в традиционной силлаботонике. Недаром Л. Аннинский определяет лирику Гранцевой как «свидетельство вселенского бытия». Сплав космогоничности, социальности, эстетической чувственности – редкое для поэзии качество.

Как поэт мыслящий, интеллектуальный, погружённый в историю, Наталья Гранцева, являясь современницей того, как

Россия сошла с исторической сцены

Под слёзы восторгов и грохот оваций

И скрылась осмеянной жертвой измены

В кругу умирающих цивилизаций, –

не может не осмысливать судьбу России конца ХХ – начала ХХI века. Отслеживая «фантомных болей русский взвод», автор стремится во что бы то ни стало «спасти погибающий образ столетья», не черня его, не обеляя, но запечатлев всю его многомерность, сложность, драматизм.

Эта лирика умеет незаметно превращаться в напряжённый диалог автора с читателем, в разговор о почти физически осязаемом счастье смотреть и мыслить.

Елена ЗИНОВЬЕВА

Теги: Наталья Гранцева. Золотое решето

Скоморохи- былинники

Всеволод Миллер. Очерки русской народной словесности: Былевой эпос. - М.: Академический проект, Гаудеамус, 2013.– 448 с. – (Серия: Технологии культуры). – 2000 экз.

Книга В.Ф. Миллера, одного из крупнейших исследователей русской былевой поэзии, главного представителя Московской этнографической школы, выдающегося русского учёного, фольклориста, этнографа, языковеда, востоковеда и археолога, посвящена разработке идей сравнительного метода в отношении русской былинной традиции. В последние 20 лет своей жизни Миллер преимущественно сосредоточился на исследовании русского языка. Учёный сформировал корпус основных былинных героев и сюжетов, показал, как множество бродячих сюжетов, соединяясь с духовным миром конкретного народа, создаёт неповторимое своеобразие, которое отличает фольклорные традиции каждого народа. Путь, которым шёл Миллер, переходя постепенно от лингвистики через этнографию к изучению памятников народной поэзии, оказался очень плодотворным.

Его стремление обосновать выводы на точном критико-филологическом изучении текстов былин, определить степень участия скоморохов в деле образования былин и проследить этнографическое и географическое распространение нашего национального эпоса привело к значительным историко-литературным результатам в изучении материала, где до тех пор специалисты вращались в области смелых предположений и интересных, но дающих мало положительных выводов параллелей.

М.С.

Теги: Всеволод Миллер. Очерки русской народной словесности: Былевой эпос

Портрет влюблённого писателя

Андре Маиссё. Последний полёт / Пер. с фр. Льва  Гуревича. - Оренбург: ООО "Издательство «Оренбургская книга", 2014. – 240 с.– 1000 экз.