Шерлок Холмс пускается в погоню (сборник) - Мэтью Эллиотт

Полные ужаса крики преступников не могли быть истошнее, даже если бы к ним забрался призрак Черной Бороды собственной персоной. Двое в панике покинули воздушный корабль, спрыгнув с двадцатифутовой высоты. Я слышал, как треснули кости их ног, ударившись о землю. Другой бандит стоял, угрожая Холлису каким-то непонятным холодным оружием. Холлис уклонился от удара, проворно схватил злодея за шею и швырнул за борт к товарищам.

Дирижабль – а это был именно он – продолжал лететь на юг, быстро спускаясь и визгливо шипя, словно раненый зверь. Я бросился в погоню. Воздушное судно уже достаточно снизилось, чтобы мне удалось схватить Холмса за ноги и, приподняв его тело, ослабить натяжение веревки. Как только он коснулся земли, я уложил его и ухватился за петлю, но руки так дрожали, что мне никак не удавалось сбросить удавку с шеи друга. Все еще движущийся дирижабль тащил за собой безжизненное тело Холмса. В отчаянии оглядевшись по сторонам, в нескольких ярдах от себя я заметил большую косу, которую обронил бандит, когда Холлис выбрасывал его из корзины. Я ринулся к смертельному оружию, подхватил его и точным ударом рассек веревку, идущую к шару. Затем вернулся к Холмсу и с осторожностью хирурга перерезал петлю. Когда последнее волокно распалось, я с радостью услышал глубокий вдох.

Холмс закашлялся, краска начала понемногу возвращаться на его побледневшее лицо.

– Слава Богу! – выдохнул я и попытался удержать Холмса от излишних движений – на случай, если имелись повреждения шейных позвонков.

Оглянувшись на дирижабль, я увидел Холлиса, целого и невредимого. Он выпрыгнул из гондолы и с грохотом врезался в мерзлую землю. Когда вызванный этим прыжком снежный шквал улегся, за спиной у меня послышался шум. Снова взяв в руки косу, я развернулся и встал, готовый встретить любую опасность, но, узнав сержанта Куина, опустил оружие. С ним было три констебля, которые уже окружали раненых преступников.

– Он в порядке, доктор? – спросил Куин, указывая на моего друга.

– Да, но его нужно доставить в больницу. Наша повозка стоит позади Стрелкового павильона.

Куин послал за ней одного из своих людей и помог мне уложить Холмса на носилки, после чего я увидел лесоруба, шагающего к нам. Великан волочил за собой, словно сучья деревьев, еще двоих бандитов, потерявших сознание.

– Повыдергал, как папоротник, констебль, – со смехом сказал Холлис, положив злоумышленников к ногам Куина.

Когда мы уже ехали вниз по Вуд-лейн, я еще раз оглянулся на место крушения. Махина была там же, где и приземлилась. Сдувшаяся, искромсанная, со спутанными канатами, она лежала у конюшен к востоку от тюрьмы на небольшой боковой дороге, по сей день называемой местными не иначе как «Убежище лесника», в честь отважного лесоруба.

Глава одиннадцатая

Следующие два дня я провел в больнице, ухаживая за Холмсом. Благодаря его способности быстро восстанавливать силы, мы уже на третий день вернулись на Бейкер-стрит, где миссис Хадсон тут же взяла на себя роль сиделки. Холмс и мечтать не мог о лучшем присмотре и к концу дня вернулся к своему обычному состоянию. Когда он удобно расположился на кушетке, а я уселся в кресло напротив, раздался неистовый стук в дверь. Подскочив, я подошел к двери и открыл ее. Инспектор Лестрейд ввалился в комнату, пытаясь уклониться от материнского гнева миссис Хадсон и зонта, что она подобрала у подножия лестницы.

– Я сказала ему, что мистер Холмс не в состоянии принимать посетителей, доктор Уотсон! – воскликнула она.

Холмс поднялся и хриплым сухим голосом произнес:

– Все в порядке, миссис Хадсон. Я уже давно хотел поговорить с инспектором.

Миссис Хадсон в последний раз вытянула Лестрейда зонтом по спине, развернулась и в крайнем раздражении покинула комнату. Как только дверь закрылась за ней, Лестрейд попытался восстановить чувство собственного достоинства.

– Я всего лишь выполню свой долг, если подам на нее в суд за нанесение побоев офицеру полиции ее величества! – вскричал он, указывая на дверь.

– Боюсь, вы проиграете это дело, инспектор. Я буду самым ярым ее защитником, – прохрипел Холмс и тут же схватился за больное горло.

Я помог ему сесть. Лестрейд опустился в кресло у камина, бормоча что-то о долге, справедливости и уважении.

Вспомнив о деле, инспектор вытащил записную книжку и карандаш из жилетного кармана.

– Начнем, мистер Холмс, если вы готовы дать официальные показания по делу Уормвуд-Скрабса.

Холмс взбил подушку и подложил ее под голову.

– Конечно, инспектор, но я должен настоять на том, что буду излагать факты в том порядке, который сочту уместным. И прошу меня не перебивать и не переспрашивать.

– Как пожелаете, – согласился Лестрейд, нетерпеливо взмахнув рукой.

Холмс прочистил горло и произнес хриплым голосом:

– Я начну с того дня, когда мы прибыли на место первого преступления. Как вы помните, тело Дженкинса лежало в открытом заснеженном поле, и вокруг не было никаких следов, кроме его собственных. Это несоответствие поначалу и заинтересовало меня. Обследуя местность, я попытался установить, с какой стороны произошло нападение. Я взял за основу свой главный принцип: отбросьте всё невозможное, и оставшееся, каким бы невероятным оно ни казалось, и будет истиной.

Исключив возможность нападения с севера, юга, востока или запада, я принялся рассматривать два оставшихся направления. Верх и низ. Низ можно было сразу отбросить, поэтому оставался один вариант: нападение сверху. Вы помните, что я лег в след, оставленный телом в снегу. Пока лежал, я подумал о воздушном шаре. Отложив на время эту догадку, я обошел все место преступления и обнаружил крошечные капли крови, которые удалялись в северо-восточном направлении. И там, где встретил свою смерть Болдуин, я нашел похожие капли, опять-таки цепочкой уходящие на северо-восток. К сожалению, в обоих случаях на некотором отдалении следы исчезали.

В трактире тем же вечером я вернулся в своих размышлениях к возможности нападения с шара, наполненного горячим воздухом. Имея в виду, что такие шары производят достаточно много шума и к тому же светятся, я поинтересовался у Холлиса и малышки Агнес, не наблюдали ли они чего-то необычного той ночью. Получив отрицательный ответ – не считая сказочных голосов малышки Агнес, – я вынужден был исключить версию воздушного шара. И все же упоминание Агнес о духах, пролетевших над ее головой, и погоня Кромвеля за «ночной птицей» не позволяли мне окончательно скинуть со счетов возможность нападения с воздуха.

А когда я посетил сумасшедший дом, стало понятно, что те два убийства являются не основными, а всего лишь побочными преступлениями.

– Не основными? Что же это было тогда? – усомнился Лестрейд.

– Расплата, инспектор. Заметание следов, если угодно, – парировал Холмс.

– Каково же тогда «основное» преступление? – спросил Лестрейд.

– Побег из тюрьмы, инспектор, – кратко ответил Холмс.

На этом месте рассказа мой друг поднялся, подошел к камину и набил трубку табаком из персидской туфли. Закурив ее и выпустив несколько колец дыма, он начал расхаживать взад и вперед перед очагом.

– Мне стало понятно, – продолжил он, – что Данфорт Скиннер каким-то образом очутился внутри тюремных стен. Однако как подобный трюк удалось провернуть под носом у охранников, для меня оставалось загадкой. Тут явно не обошлось без пособничества надзирателей. Тогда я вспомнил о двух мертвых тюремщиках, Дженкинсе и Болдуине. Согласно показаниям мистера Тига, оба отчаянно нуждались в деньгах, которые неожиданно получили, не потрудившись придумать убедительное объяснение своему внезапному богатству. По моему мнению, будучи людьми беспринципными, они согласились помочь Алфею Скиннеру бежать. Окончательно склонить надзирателей к предательству, несомненно, помогли заверения Алфея, что камера его не останется пустой, поскольку узнику найдется замена. Нет пустующей камеры – не было побега. Довольные Дженкинс и Болдуин приняли взятку и сполна заплатили за попрание долга, потому что либо стали бесполезными для преступного синдиката, либо задолжали ему.

Таинственное появление Данфорта Скиннера в тюрьме и обезглавливание двух охранников имело между собой одну общую черту. Мистер Тиг слышал в ночь на Хеллоуин в небе над собой то, что посчитал «воплем банши». Малютке Агнес послышались «голоса фей» и «хлопанье крыльев», а пес Кромвель погнался за невидимой «птицей». К тому же оглушенного Данфорта Скиннера никак нельзя было незаметно пронести через главные ворота тюрьмы или перетащить через стену, равно как и Алфей не мог незаметно ускользнуть из Скрабса. Все эти детали приковывали мое внимание к небу и позволили сделать предположение, что убийства и побег из тюрьмы каким-то образом связаны.