На берегу Уршдона - Музафер Дзасохов

Как-то я застал Бади грустной. Спрашиваю:

— Что ты?

Молчит, по щекам слезы…

— Тебя кто-нибудь побил?

— Пусть только тронет! — выкрикнула Бади и вскочила. — Скажу вот ему — он покажет!

Это у Бади самая страшная угроза: «он покажет!» Никогда не скажет, кто — «он», но, по-моему, это Баппу. Вся надежда на Баппу, который вернется и защитит…

— Кому покажет? — спросила я.

— Сторожу Караше, вот кому!

— Да что же он тебе сделал такого?

— Он у меня кукурузу отобрал!..

— Какую кукурузу?

— Я в мешочек насобирала. Из сеялки просыпалась — я и набрала. Все равно грачи поклюют. А он отнял…

У Бади уже заботы по дому. Дзыцца считает, что она все еще ребенок. И мы с Дунетхан тоже так думали. А она — смотрите-ка!

Караше не о колхозной кукурузе печется. Отобрал у девочки две горстки — урожай спас! Это он мстит. За ишака, которого нам подарил дядя Алмахшит. Однажды я вывел ишака за село и оставил пастись. А вечером вернулся за ним. Ишак тем временем и к пшеничному полю подобрался. Я за ним, а Караше был верхом, увидел ишака, завернул его у самого поля и погнал перед собой. Я кричу: «Отдайте, нам в лес ехать за хворостом». Караше и слушать не хочет: «Штраф платите!» Так и не отдал.

Я вернулся домой с пустой веревкой. А вечером к нам в окно постучал Джетагаж:

— Сидишь?

— А что мне делать? — чуть не плача спросил я.

— Иди взгляни на этого дурака Караше!

— Чего мне на него глядеть?

— Поглядел бы все же!

— А что случилось?

— Что случилось — спроси ишака.

— Какого ишака?

— Которого Караше загнал на хоздвор.

— А что? — опять спросил я Джетагажа, потому что ничего не понял.

— Да вот, — сказал, посмеиваясь, Джетагаж, — хотел он связать ноги твоему ишаку, а ишак оказался поумней его, так лягнул, что пришлось Караше зубы собирать! Люди будут ишаку благодарны!

— За что благодарны, дядя Джетагаж?

— Ха, за что! Ишак всех умней оказался. Ведь до сих пор такая простая мысль, как проучить дурака, никому на ум не приходила. А тут — копытом!

В самом деле — двух зубов не досчитался Караше. И губы ему здорово рассекло. Но недолго ходил Караше без зубов. Вставил железные. Джетагаж смеялся над ним и людей смешил:

— Дай Бог долгих лет умному ишаку! Так бы и остался Караше с гнилыми зубами!

Караше бесился:

— Погоди, доберусь до тебя. Попридержи длинный язык!

— Что ты мне сделаешь! — ответил Джетагаж. — Говорить правду не запретишь? И болезнь тебя не берет, а помирать все равно будешь. Никто над тобой слезинки не уронит… Зачем обидел семью фронтовика? Был бы он здесь — посмел бы ты, как же! Иди командуй над свиньями! Да наверно, и те скоро станут лягаться…

Сегодня в первый раз подкапывали картошку. Это скороспелка, которую Дзыцца купила на базаре в Христиановском, там этот сорт лучше, чем в Джермецыкке. Мы посадили несколько грядок. А сегодня подкопали три куста, клубни большие, картошка хорошо уродилась.

Молодую картошку чистить одно удовольствие: чуть поскобли ножом — и в чугунок с водой. А когда закипит, такой запах на кухне! Слюнки глотаешь.

— Дунетхан, пойди-ка принеси из огорода фасоли и кинзы, — говорит Дзыцца. — Ох, и суп будет у нас из молодой картошки!

С фасолью, конечно, еще вкуснее. Пока она еще мягкая — для супа очень хороша. А особенно если приготовить со стручковым перцем и сметаной. Вкуснее ничего не придумаешь.

Мы если за стол. Дзыцца сказала:

— Пусть картошечка на радость нам будет, пусть осенью уродится! Чтоб была и в будни, и в праздники…

Не знаю, накроем ли мы когда-нибудь праздничный стол. Кому праздник, а кому сплошные будни. Конечно, таких, как мы, в нашем селе немало. Вот к старухе Фарижат какой-то мулла приехал из Елхотова, зовут Володя (я никогда не думал, что у муллы может быть такое имя) — пришлось хозяйке зарезать быка, которого откармливала к приезду сына. Чтоб быстрее вернулся, сказала. Володя этому поспособствует.

Люди отовсюду потянулись в дом Фарижат. Больше те, у кого муж или сын еще не вернулись с войны. Может быть, утешит мулла? На улице его никто не видел, сидит этот Володя в старухиной темной кладовке и ворожит. Не задаром, а за деньги. Он всех обнадеживал. Я тоже однажды постоял у дверей. Из кладовки слышалось хлопание крыльев и бормотание Володи. Я ни слова не разобрал. Одна из женщин воскликнула:

— Господи, да это же он со святыми, с ангелами разговаривает!..

Перепуганные женщины не знали, верить им или не верить. Некоторые даже крестились, позабыв, что Володя-то мулла. Мусульмане ведь не крестятся! Как говорит Дзыцца, и смех и грех.

А по-моему, никакой он не мулла, этот Володя.

Несколько недель у нас не было дождя, такая сушь стояла, что люди испугались, как бы посевы не погибли. Володя подсказал «верное средство»: зарезать черного быка с белым пятном на лбу да помолиться.

Сложились, купили быка и зарезали во дворе Фарижат. Целый день ели, пили, ведрами таскали воду из родника и обливали друг друга: чтобы дождь накликать, в старину, мол, так делали.

Неделя прошла, а ни капли не упало. В удивительном месте расположено наше село! Вокруг будут громы греметь, молнии сверкать, черные тучи будут себя выжимать, поливая дождем окрестности, а над селом — синее чистое небо. Соберутся реденькие облачка — тут же наскочит на них ветер, примчавшись из горных теснин, погонит перед собой, как пастух отбившихся от стада овец…

Джетагаж так сказал:

— Давайте поставим высокий плетень, обмажем коровьим пометом. Может, удержим ветер.

— А я думаю, — ответил Бимболат, — дело не в ветре.

Его приготовились слушать, потому что Бимболат был неглупый человек.

— Помните, когда сюда переселялись с гор? — спросил он.

Можно было не отвечать: те, кого спрашивал, были ему ровесники. Конечно, они помнили.

— А помните дремучий лес, который тянулся до самого Джермецыкка? — продолжал Бимболат. — Кто, как не мы, его вырубил! Сколько зверья там было, трава какая росла!.. Теперь только пни. И ни зверья, ни травы. И ни одного родника! А когда был лес, боялись ли мы засухи?

Никто не возразил Бимболату. Все было так, как он сказал.

— Ну, а потом? Пошел год за годом, один хуже другого. Дожди над лесами собираются. Где дерево — там и влага. Сами мы во всем виноваты! Сколько родников было напротив дома Байма! Чистых, как слеза. Где они теперь? Росла осока, а сейчас голо.

И Дзыцца так говорит. Много было родников вокруг села. А в низинах стояли болота. Привыкшие к чистому горному воздуху, люди стали хворать: то малярия, то легочные болезни… Уходили на все лето в горы. Пили парное молоко со льдом и осенью возвращались здоровыми. Знающие люди уверяли, что в горных ледниках целебные свойства.

И только на вторую неделю хлынул дождь!

Кто как мог отводил на свои огороды мутные уличные потоки. Пока канава полна, надо поторопиться — ливень короток и солнце быстро подсушит землю…

Ливень был с грозой, плотный, глаза слепило от вспышек молний. Люди с криками загоняли скот. После дождя все высыпали на улицу. Кто искал гусей и уток, кто пропавшего теленка… И тут разнеслось: Караше возле кладбища подорвался на мине! Все бросились туда.

Караше нашли насмерть перепуганным. Он сидел в грязи и прижимал к груди окровавленную ладонь. Как выяснилось, он давно зарился на три акации, посаженные Баппу на могилах сыновей, — акации отовсюду были видны. Когда полил дождь, Караше решил свалить деревья и унести к себе: никто, дескать, не увидит. Он успел срубить самую высокую. Акация упала на мину, оставшуюся с войны. Взрывом Караше отбросило в сторону, а осколок задел ладонь левой руки. Из ладони текла кровь.

Караше на лошади отвезли в больницу.

Когда все убедились, что он жив, то принялись его ругать. Из-за жадности жена Караше тоже вот так подорвалась на мине. После изгнания немцев пошла накопать картошки, которая с осени осталась неубранной. Тысячу раз говорили, чтобы не ходили в поле, пока его не очистят от мин и неразорвавшихся снарядов. Она не послушалась…

И в войну показала себя с плохой стороны. У своих же односельчан воровала!..

А Караше задумал срубить акации, которые стояли как память о моих умерших братьях.

— За грехи свои поплатился, — сказала Дзыцца. — Покойника несут на кладбище, а этого чуть самого оттуда мертвым не вынесли. Поделом ему! Не хочу его смерти, но пусть запомнит: ничто даром не проходит. А как с кем поступить — матушка-земля лучше нас знает.

XIV

Всем классом идем в лес. А сначала долго спорили: одни говорили, пойдем искать солодковые корешки, накопаем осенью, когда созреют; другим хотелось посмотреть на дикую сирень, она вот-вот зацветет; третьи сказали, что лучше всего пойти в Кобошов лес. Мы и пошли.