ВОПРОС КРОВИ - Иэн Рэнкин

— Хорошо бы услышать, что в последний раз ты видел его в тот день, когда между вами произошла драка.

— Это было бы неправдой.

— Так когда же на самом деле ты видел его в последний раз?

Ребус вскинул голову, чтобы встретиться с ней взглядом.

— В тот вечер, когда он погиб. — Он помолчал. — Но ты ведь и раньше это знала, верно?

Она кивнула:

— Мне Темплер сказала.

— Я путешествовал по пабам и в конце концов столкнулся с ним. Мы перекинулись словцом-другим.

— Обо мне?

— О твоем подбитом глазе. Он сказал, что защищался. — Ребус помолчал. — Судя по твоему рассказу, может, так и было.

— В каком же это пабе вы встретились?

Ребус передернул плечами:

— Возле Грейсмаунта, кажется.

— С каких это пор ты пьешь так далеко от Оксфорд-бара?

Он глянул на нее исподлобья:

— Ну, может, я и желал побеседовать с ним.

— Ты за ним охотился?

— Нет, вы только послушайте этого юного прокурора! — Лицо Ребуса залило краской.

— И без сомнения, половина посетителей паба вычислила тебя как сыщика, — уверенно заявила Шивон. — Почему это и стало известно Темплер.

— Разве это — не типичный случай «давления на свидетеля»?

— Знаешь, я достаточно твердо стою на своих двоих, Джон.

— Хоть ему случалось и сбивать тебя с ног. Он настоящий хулиган, Шивон. Ты же видела его досье…

— Но это не давало тебе права…

— При чем тут право? — Ребус вскочил с кресла и бросился к столу за новой бутылкой: — Еще пива хочешь?

— Но если садиться за руль…

— Ты сама так решила.

— Правильно, Джон. Конечно, это я решила. Я, а не ты.

— Я не убивал его, Шивон. Единственное, что я себе позволил, это… — Остальные слова Ребус проглотил.

— Что ты себе позволил? — Шивон всем корпусом вывернулась на диване, чтобы смотреть ему в глаза. — Что ты себе позволил? — повторила она.

— Я пошел к нему домой. — Она лишь глядела на него во все глаза, чуть приоткрыв рот. — Он пригласил меня.

— Он пригласил тебя?

Ребус кивнул. Открывалка задрожала в его руке, и он перепоручил работу Шивон, которая, открыв бутылку, передала ее Ребусу.

— Подонок любил поиграть в игры, Шивон. Сказал, что мы должны пойти к нему и выпить — так сказать, зарыть томагавки в землю.

— Зарыть томагавки?

— Его слова.

— И вы так и сделали?

— Он был настроен поговорить… не о тебе, обо всем, кроме тебя. Служба в армии, тюремные байки, его детство. Обычная слезливая исповедь — отец бил его, матери до него дела не было…

— А ты сидел и слушал?

— Сидел и думал, как хорошо было бы врезать этому мерзавцу по первое число.

— Но не врезал?

Ребус покачал головой:

— Когда я уходил, он уже здорово набрался.

— И оставался не в кухне?

— Нет. В гостиной.

— А в кухне его ты был?

Ребус опять покачал головой:

— Не был.

— Ты рассказывал это Темплер?

Ребус поднял было руку, чтобы потереть лоб, но вовремя спохватился, вспомнив, какой жгучей болью грозит ему это движение.

— Отправляйся-ка домой, Шивон.

— Сначала мне пришлось разнимать вас, а после ты уверяешь, что он пригласил тебя к себе, что вы с ним пили и болтали. И ты думаешь, что я тебе поверю?

— Я не прошу тебя чему бы то ни было верить. Отправляйся лучше домой.

Она встала:

— Я могу…

— Я уже слышал, что ты можешь твердо стоять на своих двоих, — с неожиданной усталостью в голосе сказал Ребус.

— Я хотела сказать, что если ты хочешь, я могу помыть посуду.

— Не надо. Я сам ее вымою утром. Давай-ка лучше заляжем спать. — Он прошел к большому окну в эркере и стал глядеть вниз на пустынную улицу.

— Во сколько мне за тобой заехать?

— В восемь.

— В восемь так в восемь. — Она помедлила. — У такого, как Ферстоун, должны быть враги.

— С большой долей вероятности.

— Возможно, кто-то увидел вас вместе, а потом выждал, когда ты уйдешь, и…

— До завтра, Шивон.

— Он мерзавец, Джон. Я хочу постоянно слышать это от тебя. — Голос ее задрожал. — За его смерть мир только спасибо скажет.

— Не помню, чтоб я так отзывался о нем.

— И тем не менее ты так говорил, и не так давно. — Она направилась к двери. — Ну, до завтра!

Он выжидал, слушая, когда щелкнет дверной замок. Вместо этого откуда-то из глубины квартиры раздалось журчание воды. Он сделал несколько глотков лагера, глядя в окно. На улице она не появилась. Приоткрыв дверь гостиной, он услышал шум наполняемой ванны.

— Ты что, и спинку мне потереть надумала?

— Это, конечно, не входит в мои служебные обязанности. — Она искоса взглянула на него. — Но сменить одежду тебе не мешает. Я помогла бы тебе достать чистую.

Он мотнул головой:

— Ей-богу, я и сам справлюсь.

— Я задержусь, лишь пока ты будешь мыться. Хочу убедиться, что ты сможешь вылезти из ванны.

— Все будет отлично.

— И все-таки я подожду.

Подойдя к нему, она вырвала из его неверных рук бутылку лагера и поднесла к своему рту.

— Не переусердствуй с кипятком, — предупредил ее Ребус.

Она кивнула, не отрываясь от бутылки:

— Меня одно интересует.

— Что именно?

— Как ты управляешься в туалете?

Он прищурился:

— Как и любой другой мужчина.

— Что-то подсказывает мне, что дальнейшие расспросы были бы неуместны. — Она отдала ему бутылку. — Пойду посмотрю, не слишком ли горячая вода на этот раз.

Позже, кутаясь в банный халат, он глядел, как она вышла на улицу, как посмотрела по сторонам, как оглянулась, хотя ее преследователь теперь и оставил ее в покое на веки вечные.

Но Ребус знал, что людей, подобных Мартину Ферстоуну, по улице шатается много. Что их тьма и тьма. В школе их дразнят. Вечно становясь козлами отпущения, они прибиваются к бандам, где их поначалу тоже в грош не ставят. Но, закалившись в должной мере, они и сами начинают тяготеть к насилию и мелкому воровству, так как другой жизни они и не видывали. Ферстоун рассказывал ему свою историю, а Ребус слушал.

— Небось думаешь, мне надо к врачу, башку проверить, да? А я скажу тебе, что одно дело, как ты себя ведешь, и совсем другое — что у тебя внутри в башке происходит. Похоже на бред, да? Может быть, и так, потому что я уже здорово набрался. А ты, если хочешь залакировать, то пожалуйста — виски еще полно. Ты только пальцами щелкни, а то я, знаешь, не очень-то привык угощать, как хозяину положено. Разболтался тут, а ты… ты, если что, не стесняйся. — Он все говорил, говорил, а Ребус слушал, потягивая виски, чувствуя, что больше пить не в силах.

Ферстоуна он нашел лишь в пятом из пабов. И когда монолог собутыльника наконец иссяк, Ребус, подавшись вперед, наклонился к нему. Они сидели в продавленных креслах, разделенные кофейным столиком с картонной коробкой вместо одной ножки. Два стакана, бутылка, переполненная пепельница и Ребус, наклонившийся вперед, чтобы подать наконец голос впервые за эти полчаса:

— Марти, давай забудем эту историю с сержантом Кларк, засунем все это куда подальше, ладно? Ну не нарочно я это, погорячился, вот и все. А у меня есть вопрос, который я все задать тебе хотел…

— Какой? — Ферстоун сидел осовелый в своем кресле с сигаретой, зажатой между большим и указательными пальцами, глаза его слипались.

— Я слыхал, что ты с Павлином Джонсоном знаком. Что о нем скажешь?

Стоя у окна, Ребус прикидывал, сколько еще болеутоляющего осталось в пузырьке. Хотелось выйти и выпить как следует. Отойдя от окна, он направился в спальню. Открыл верхний ящик комода и, роняя на пол галстуки и носки, нашел наконец то, что искал.

Зимние перчатки. Черные кожаные перчатки на нейлоновой подкладке. Совсем новые. Надеваемые впервые.

День второй

Среда

4

Иногда Ребус готов был поклясться, что чувствует запах духов, какими душилась жена, запах, исходящий от холодной подушки. Это было невозможно — ведь со времени их развода прошло двадцать лет. Даже и подушка-то сменилась: на этой жена не спала и к ней не прислонялась. Примешивались и другие запахи — духов других женщин. Он понимал, что ему это только кажется. Что на самом деле ничем не пахнет. Вернее, пахнет отсутствием.

— О чем задумался? — спросила Шивон, кидая машину с полосы на полосу в робких попытках ускорить ее движение: они ехали в густом потоке транспорта утреннего часа пик.

— О подушках, — признался Ребус. Она приготовила кофе для них обоих, и он сжимал в руках свой стаканчик.

— Между прочим, красивые перчатки, — сказала она, и видимо, не в первый раз, — в это время года весьма впечатляют.

— Я ведь, знаешь ли, могу и другого шофера себе нанять.