Комплекс Росомахи. Книга вторая из серии «Сказки мегаполиса» - Марина Зосимкина

не приводил. Ни одну. И не приведет. Это его берлога, и впускать в нее кого-либо

он не намерен. Его бесила одна только мысль, что некое манерное существо будет

перемещаться по его квартире и рассматривать его вещи. Или даже хозяйничать.

Идите, девушка, на фиг, вы тут лишняя.

Он не стремится стать кому-то там защитой и опорой и не собирается

обременять себя заботами, посвящая время, силы и деньги абсолютно чужой

женщине только потому, что так велят инстинкты и диктует социум. А когда захочет,

заведет себе хомячка. И точка.

Кстати, не нужно лишнего трагизма. Может, и не втрескался еще, а просто

глючит. Правда, глючит конкретно. Хорошо, что еще под землю он редко

спускается. В метро в час пик чего только не унюхаешь. Но и так, безо всякого

метро, сплошные дуновения. Всюду теперь «Клима» – и в лифте, и в коридорах на

работе, и даже, блин, в курилке.

«Ничего, прорвемся», – успокоил себя Егор.

К реальности ему помог вернуться Колянов сиплый бас:

– Извини, конечно, Жорка, но твою девочку выкупить тебе не получится. И

дело не в цене вопроса или моем типа упрямстве. Ты помнишь Нину Михайловну?

– Дорошину? – переспросил Егор, удивляясь тому, что недавно о ней

вспоминал, и вот на тебе, заговорили. – Как она? Жива старушка?

– Жива, здорова, – подтвердил Колька, не поддержав Егорова

фамильярного тона. – И этот самый письменный набор твоя зазноба притырила у

нее. Поэтому, сам понимаешь, никакими деньгами ты у меня ее не отмажешь.

Егора покоробило от «зазнобы», покоробило, что «притырила», но общий

смысл сказанного был для него настольно неожиданным, что он решил не

размениваться на перепалку, а предложил:

– А давай, Колян, ты введешь меня в курс дела, а? Что конкретно

произошло, когда, какие у тебя есть факты. Может, ты ищешь не там, время зря

теряешь. Может быть такое?

Ревякин недовольно посмотрел на него, посопел, почесал мясистой лапой за

ухом и согласился.

– Ну, хорошо. Дело в следующем, Жора. Неделю, примерно, назад

позвонила мне Нина Михайловна на мобильный. Слышу, что расстроена она

конкретно. И кажется, плачет. А ее в школе никто не мог до слез довести, даже я не

смог. А тут всхлипы. Я переполошился, конечно, в чем дело, спрашиваю, Нина

Михайловна, объясните. Она мне и объясняет, что накануне утром к ней заходил

какой-то гаденыш, ну, и обворовал. Естественно, я аккуратно так ей говорю, ну что

же вы, такая умная, образованная женщина, а незнакомого в квартиру пустили,

однако не беда, мол, купим новое, лучше прежнего. И тут зарыдала моя Нина

Михайловна в голос, я прям напугался даже. Но все же сквозь рыдания разобрал,

что взяли у нее чернильный набор, который когда-то был подарен ее покойному

мужу, Евгению Тимофеевичу, за безупречную работу на посту председателя

какого-то там исполкома и в связи с шестидесятилетием. Чернильница именная,

на передней части маленькая табличка с выгравированными словами. Я решил

было к ней Самуилыча по-быстрому отправить для выяснения подробностей, но

тут же передумал, лучше, думаю, дела отложу, а сам к ней сгоняю, так

уважительнее. Ну и полетел мухой.

– А Самуилыч – это кто? – решил сразу же уточнить Егор.

– Да вон он там, Марк Самуилович, в приемной сидит, Марек мой.

После небольшой паузы Егор спросил:

– Колян, а ты женат вообще-то?

– А вот не хами, Росомаха. Женат.

И Колька развернул к нему массивную фоторамку, стоящую на почетном

месте возле монитора.

Егор рамку подтянул поближе и смог в подробностях рассмотреть все

Коляново семейство, которое состояло, если верить фотоизображению, из самого

Коляна, его жены, моложавой смешливой особы, щекастой дочки-подростка и двух

щекастых же малолетних пацанов, отличающихся друг от друга только цветом

бейсболок.

Настроение у Егора испортилось. Колян, между тем, с самодовольным

видом давал пояснения.

– Это моя Нелька, она пока дома сидит, не работает. Да и незачем ей.

Старшая – Сусанна, красавица растет. Скажи, Жора, правда красивая у меня

девочка?

Егор с кислым видом покивал.

– А это близнецы, им по шесть лет в этом году будет. Вот этого, – и Колька

ткнул толстым пальцем в одного из близнецов, – Левой назвали. В честь Нины

Михайловны.

Егор моргнул, силясь найти связь.

– Ты что, не понял? А еще отличник! Ох, зря тебе Нина Михайловна пятерки

за сочинения ставила!.. Вот, представь. Вырастет Лева, а как его будут звать? Лев

Николаевич! Дошло, двоечник?

До Егора дошло. Стараясь не испортить наступившую оттепель своим

идиотским смехом, он спросил:

– Второго Лехой назвали?

– А ты как понял? – ревниво спросил Колька.

– Случайно догадался, – поспешно произнес Егор.

– А… – со снисходительным самодовольством протянул Колян. – Я тебе

сейчас вот что скажу. Великих русских классиков Толстых Николаевичей было два.

Да, да, точно! Один Лев Николаевич, ну этого ты знаешь, его все знают, а второй –

Алексей. И они тоже братья были. Но не близнецы.

– Клево, – не нашелся, что еще сказать Егор.

– А с Нелькой меня Нина Михайловна познакомила. Век за нее буду Богу

молиться. Я ведь после ПТУ, колледжа то есть, автослесарного, в армию сразу

загремел. Ну вот, отслужил, вернулся. Осмотрелся, а вокруг – мама родная!..

Помнишь, что в середине девяностых творилось? Работы никому и никакой, а если

и найдется, то за копейки. Так что я собирался уже быковать идти, пацаны были

знакомые, которые у одного авторитета на подхвате бегали, они меня за собой

тянули. А тут Нина Михайловна мне как-то звонит и на чай приглашает. Прихожу,

гвоздички преподнес, тортик песочный. А она мне и говорит, что сейчас девочка

одна придет, хорошая, присмотрись, говорит, к ней. Она недавно родителей

потеряла, тоже, как и ты, сирота. Ты, говорит, не пугайся, что у нее высшее

образование, она не заносчивая. И добавила, что закончила эта девочка ВГИК,

институт кинематографии короче, по специальности «киновед». Ты, говорит,

Николаша, не опозорь меня только, с кинологом не спутай. А тут как раз девочка

эта и приходит, чистенькая, улыбается приветливо. Нина Михайловна нас

представляет со всеми церемониями, меня специалистом по автомобилям

назвала, а ее дипломированным киноведом. Тут меня, как бес за язык дернул. А

что это, говорю, за специальность такая – киновед? Это тот, кто про собак много

понимает? Нина моя Михайловна аж кулачком по столу стукнула, а девчонка

засмеялась и говорит: «Сейчас, говорит, наши такие фильмы ставят, что иначе, как

собачьими их и не назовешь, одна чернуха с порнухой. Выходит, одно это и то же –

что киновед, что кинолог». Так и познакомились.

Колян водрузил фоторамку на место и обратил вдруг снова ставший

мрачным взгляд на Егора.

– А твоя деваха мою Нину Михайловну обидела. Догоняешь?

– Ты не закончил, – невозмутимо напомнил ему Егор. – На середине

застрял. Расскажи лучше, что тебе твоя Дорошина поведала, когда ты к ней мухой

прилетел.

Ревякин нехорошо посмотрел на него и угрожающе произнес:

– Сейчас ты перестанешь скалиться, друг, блин, детства.

– Не злись, Коль. Извини, – примирительно сказал Егор. – Это я от нервов.

– Тогда слушай, нервный ты наш. А рассказала мне Нина Михайловна, что

кого попало в дом она не пускает. Утром того дня, часов в десять, позвонили в

дверь и очень интеллигентным голосом, ссылаясь на какого-то старого пенька,

знакомого Нины Михайловны, через дверь спросили, не продаст ли уважаемая

Нина Михайловна – по имени, блин, назвал! – кое-что из коллекции советских

значков, которые собирал ее покойный супруг. Сечешь, Росомаха? В теме тот урод

был, конкретно. Она и впустила. Вошел. В очках и старом берете. Долго вытирал

ноги об коврик, извинялся за причиненное неудобство. Представился менеджером

по закупкам в антикварном магазине. Пожалился, что работает за маленький

процент, вот и вынужден наводить справки и крутиться. В результате, продала моя

Нина Михайловна ему грошовый значок какого-то съезда механизаторов, получила

от упыря расходный ордер на сумму пятьдесят рублей семнадцать копеек, и на

том их общение закончилось. Пропажу она заметила лишь на следующий день.

Вот так, Росомаха. Этот расходничек я у нее изъял и кое-что по нему выяснил. И

выяснил я, Жорик, что такая антикварная лавка и впрямь существует, и владеет ею

некая сволочь по фамилии Самолетов. Ты понимаешь, конечно, что не составило

мне никакого труда узнать его телефончик и позвонить. Я и позвонил. Он

отнекиваться принялся, ничего, мол, не знаю, какая чернильница, какой

менеджер?.. Типа, он не при делах. Я тогда ему говорю спокойно, что мне некогда

да и не очень интересно его слушать, а только сроку ему неделя, и чтобы вещь у