Последняя битва - Тим Строгов

– Гоблины – всегда гоблины. Но ты хотел найти отрывок про синих демонов.

– Погоди… Вот. «Ракши пришли в Фаркрайн насаждать свою волю, воевать и порабощать. Но перед ними возникла маленькая проблема – воевать было решительно не с кем. Густонаселенная страна не собиралась выставлять войско на поле брани. Нет, никто, разумеется, не бросился рассыпать перед наступающими демонами цветы, но и хвататься за копья и луки жители Фаркрайна тоже не спешили. Тогда ифриты заложили свой первый город Кламардис и объявили все население страны собственными данниками. Дань категорически не собиралась. Была выслана карательная экспедиция, которая дала результат и разорила местность, где побывала. Оттуда немедленно откочевало все население. Такое положение дел не устраивало демонов. Требовалась не единоразовая богатая добыча, а постоянные поступления ресурсов. Были назначены сборщики налогов и регенты, которые исчезли без следа. Ракши предприняли новый поход. Были казни устрашения и еще много жестоких и бесполезных дел. Но как только они отводили войска, история повторялась. Небольшие посты и представители ифритов словно растворялись в воздухе Фаркрайна. Дань пришлось сильно понизить, но это не вызвало с противоположной стороны никакого энтузиазма. Население вполне можно было грабить, но оно упорно не желало отдавать ресурсы по доброй воле. Ситуация изменилась, когда один из ракшей-магов изготовил волшебный амулет, способный извлекать огонь. Произошел акт обмена, и это перевернуло новый лист в истории Фаркрайна. Началась активная меновая торговля магическими причиндалами, а потом синим демонам нашлось прямое применение. Ракши оставались воинами и бойцами и частенько вмешивались в споры местных в качестве независимой третьей стороны. Конфликты гасились, споры справедливо разрешались, и в отношении синих демонов зародилось уважение. И постепенно они, маги и воители, превратились для всего Фаркрайна в блюстителей порядка. На берегу Шейны был основан еще один город, вернее сторожевая застава под названием Кансион, потом выше по течению реки демоны построили третье малочисленное поселение – Воензан. Дело в том, что, будучи слишком независимыми, ифриты плохо уживаются друг с другом. Им требуется большее рассредоточение, и значительная часть ракшей через некоторое время разъехалась по разным деревням в качестве стражников. Там бывшие поработители продолжили оставаться ревнителями закона, но все больше и больше синих демонов переквалифицировалось в поставщиков полезных в хозяйстве магических предметов и самой магии, как товара и услуги». Я вот думаю, зачем Джоэвину пытки и допросы? Шел бы себе в летописцы!

– Может, призвание? А насчет Фаркрайна, любопытно. Мирный народ сумел перевоспитать воинственных ракшей. Очень любопытно. Но я так и не поняла – кто в этой стране главный? Если не синие демоны, то кто? С кем придется иметь дело Лиге?

– Знаешь, Эйра, похоже, что ни с кем. У них там вольные города. В каждом – свое начальство и свои вельможи. Так… Джоэвин отдельно выписал… Например, у гномов заправляет некий Рули Шпаклер. Звание, между прочим, как и у меня – инженер. В Хандварке Первым Голосом Камня восседает тип по имени Фальк Точило. У ракшей в Кламардисе дела ведет высший феомант Караннон. Эти вольные города торгуют друг с другом, проводят ярмарки.

– Слушай, Галвин, сдается мне, что в Фаркрайне нам будут не слишком рады. Еще меньше, чем синим демонам.

– Погоди, но мы же их родичи, в отличие от ракшей.

– Мы принесем в их страну войну.

Они замолчали. Война. Она стала обыденной частью существования обоих и уже воспринималась так же естественно, как обычный человек воспринимает работу. Гибель друзей, ненависть врагов. За годы сражений каждый из них уже и не понимал толком, в чем состоит уклад другой, мирной жизни. Но все равно никогда не переставал мечтать о ней.

– В последнее время я часто думаю, а не пора ли мне оставить службу? Знаешь, я ведь давно в армии, – медленно произнесла девушка.

Ну, конечно, он знал. История Эйры Торкин, почти такая же легендарная, как и история самого Громмарда была известна всему войску. По какой-то причине ее родители не поладили и разошлись, хотя это большая редкость в патриархальных семьях дворфов. Мать снова вышла замуж – за работящего ювелира, Второго Голоса управы городка, в котором они жили. А горемычный отец завербовался в ополчение Лиги и ушел на войну. Маленькая Эйра пробралась вслед за ним на фронт. Ее детское сознание по-своему рассудило семейную дрязгу и вынесло окончательный приговор, кто виноват. За девочкой приезжали родичи, дважды возвращали домой, но она оба раза убегала и снова появлялась в обозе Лиги – осунувшаяся от недоедания, чумазая, но полная решимости быть вместе с папашей. В третий раз из дома по ее душу никто не заявился. Позже девчушка призналась, что подожгла мастерскую отчима и пообещала родне в записке, что запалит все строения в городке, если ее не оставят в покое. Через три года отец Эйры пал в бою под ударами воинов холодного полка, а она к тому времени уже прижилась в обозе, выучилась на повариху. Так что прогонять ее никто не решился. Эйра постоянно тренировалась с оружием, а чтобы привыкнуть к тяжести доспехов, круглые сутки таскала на себе полное облачение дворфского пехотинца. И через какое-то время оказалась в пешем строю. После того, как в одном из сражений враги пробились к фуражным телегам и она собственными руками сумела уложить трех зомби. Это было за несколько лет до того, как сжигаемый пламенем мести гном Галвин открыл дверь рекрутского пункта Лиги. Эйра Торкин даже состояла в Трезубце, но потом ее оттуда вытеснила новая легенда лигийской армии – легенда отважного инженера Громмарда. После назначения в штаб он сам пришел к ней с повинной головой и бочонком эля. К удивлению гнома, его встретила не разгневанная отставкой командирша тяжелой пехоты, а смешливая русоволосая красавица. Она много слышала о нем, вместе с остальными восхищалась удивительной смелостью артиллериста. Так началась их боевая дружба, которая в первую ночь на корабле переросла в горячие любовные ласки в его, Галвина, маленькой каюте.

– Сама подумай, что ты будешь делать на гражданке? – непонимающе спросил Громмард.

– Глупый мужчина. У женщин свои заботы. Выйти замуж, родить детей. Когда мне этим заниматься? Когда стану беззубой старухой? Мое время уходит. Как считаешь, получится из меня хорошая жена? А, Галвин?

Она спросила это каким-то совсем другим голосом. Гном повернулся и встретил ее взор. Задумчивый, оценивающий, настолько глубокий, что казалось – Эйра заглядывает в будущее. Под ним Громмард смешался и заерзал:

– Не знаю. Проклятье! Да, конечно, да! Из тебя получится самая лучшая на свете подруга, Эйра. Только… Тебе нужен кто-то хозяйственный, домовитый. Такой степенный дядька, которого ты станешь уважать и слушаться.

Мелодичный смех Торкин зазвучал в его каюте переливами серебряных колокольчиков.

– Хочешь поставить в тупик мужчину – заговори с ним об ответственности, – в ее голосе промелькнули нотки разочарования. – И грозный лев сразу превратится в меленькую ящерку, которая пытается спрятаться между камнями. Я пошутила, Галвин. Не обращай внимания.

Гном вдруг почувствовал себя последним болваном и забеспокоился, что обидел девушку.

– Когда ты совсем не думаешь о будущем, от таких вопросов бросает в дрожь. Даже если их задает первая красавица армии. Такая, как ты, – мечта любого из мужчин. Сильная, смелая. Настоящая.

– Первая красотка армии… Какой-то сомнительный комплимент. Ладно, расслабься, мой герой. Просто от событий последних дней все перепуталось в голове. Что будет дальше? И потом – у меня странное чувство, Галвин. Мы бросили своих на произвол судьбы. Да, я знаю, что так было договорено и что у Шенка вырван из рук карающий меч завоевателя. Но все равно мне гадко и тоскливо на душе. Это не предательство и предательство одновременно. Иногда я думаю, что лучше было бы погибнуть там, на наших родных берегах. И вместе с тем я, стыдно признать, чувствую облегчение… Это как… Помнишь Хартумское сражение?

– Конечно.

– Нас едва не смяли тролли. Ими тогда командовал Керруш. А привидения навалились на фланг моего полка. Мы отбивались, как могли, а потом один из латников Керруша своим мечом едва не сделал из меня две половинки, – Эйра распахнула одеяло.

Галвин сглотнул. Ему тягостно было видеть, как на молочно-белой коже Эйры, под бесстыдно налитой грудью, обнажился серый жгут зарубцевавшейся раны. Что-то ужасно неестественное было в этом. Изящная женская красота, гибкость и сила, а по соседству – след страшного удара. Словно сама смерть схватила ее своей костлявой лапой, а потом, не справившись в борьбе с этим полным жизни и способным порождать жизнь телом, она отпрянула, но оставила на нем свой отпечаток. Эйра с лукавой улыбкой следила за выражением его лица и не торопилась прикрываться.