Лик зверя - Сергей Дмитрюк

Когда поезд начал пересекать бескрайний фруктовый пояс, сменивший собой сухие бесплодные степи, когда-то простиравшиеся здесь, и за окном вагона потянулись бесконечные, геометрически правильные ряды цитрусовых деревьев, Таня повернулась ко мне. Долго и пристально смотрела на меня. Потом, облокотившись на мягкий боковой выступ окна, спросила:

— Скажи, Влад, хорошо ли живут люди в Сообществе?

Я посмотрел на нее. Всю дорогу она молчала, задумчиво глядя на открывавшиеся за окном вагона пейзажи. Я видел, что она поглощена какими-то своими мыслями, и не мешал ей.

После моего выздоровления она очень сильно изменилась. В ней появилась странная молчаливая покорность, которой раньше я не знал у нее. Она старалась всюду следовать за мной, выполнять малейшие мои желания, опекала меня, как ребенка. Ее внимание доставляло мне несказанную радость, и вместе с тем я чувствовал себя неловко, сознавая, что она с трудом перенесла случившееся со мной и теперь боится его повторения. Отсюда и эта ее покорность, и постоянное желание быть рядом со мной, и готовность ободрить меня приветливой улыбкой, ласковым словом или взглядом. Наверное, она наивно полагала, что тем самым сможет уберечь нас от повторения случившегося. Она была напугана тенью смерти, прошедшей надо мной, и этот страх сломил в ней что-то, заставил смотреть на мир по-иному. Сама она никогда не говорила мне об этом, но я знал, я чувствовал, что все именно так, и без ее слов.

Таня ждала ответа. Я посмотрел ей в глаза.

— Почему ты спрашиваешь, дорогая?

— Я много думала о том, что ты рассказывал мне об этой планете и о ее людях… Ведь у нас, в Трудовом Братстве, почти ничего не знают о нравах, царящих в Сообществе, и о том, как там живется простым людям. Конечно, в том не наша вина, а правителей Сообщества, которые не хотят мирного сосуществования с Землей…

— Ты правильно сказала о правителях Сообщества. Шестьсот лет назад, когда Высший Суд приговорил «черных мятежников», пытавшихся помешать Мировому Воссоединению, к вечному изгнанию с нашей планеты, никто не задумывался о будущем, вернее, очень трудно было заглянуть в него так далеко. Сама эта высылка горстки отщепенцев была нужна людям Земли, чтобы избежать возможности повторения подобной трагедии впоследствии. Мы получили хороший урок, но горечь утраты была слишком велика, чтобы в тот момент смотреть на вещи трезво. Хотелось поскорее все забыть… Сейчас же даже ребенок понимает, что забыть навсегда целые периоды своей истории невозможно, как бы мы того ни хотели.

— Да, я понимаю, — грустно кивнула Таня.

— Теперь, — продолжал я, — по прошествии времени, когда маленькая группа изгнанников с родной планеты превратилась в целый народ, заселивший чужой мир, — народ со своей культурой, обычаями и нравами, — невозможно и дальше делать вид, будто бы мы не существуем друг для друга. Ты права, мы не хотели отгораживаться от Гивеи глухой стеной непонимания и недоверия. Мы всегда шли на любые контакты с Сообществом, помогая им в освоении нового мира. Люди, имеющие общие корни на Земле, общих предков, одну кровь, наконец, не могут и не должны враждовать между собой! Это прекрасно понимают простые люди Сообщества, но так уж сложилось, что у власти на Гивее стоят недалекие и злобные правители, все помыслы которых направлены на завоевание космического господства ради личной выгоды, а не на мирное добрососедство с нами. К счастью, многие на Гивее понимают бессмысленность подобной вражды и готовы бороться с деспотией и угнетением властей. Таких борцов — отчаянных и бесстрашных, настоящих героев — становится все больше и больше. И хотя их силы еще слишком малы, чтобы свергнуть преступных диктаторов, я уверен, что не далек тот день, когда мы сможем протянуть друг другу руку дружбы сквозь безбрежные просторы космоса, разделяющие наши миры.

— Да, я знаю, ты встречался там с ними, — сказала Таня.

— Встречался, — подтвердил я. — Я видел их лица, смотрел им в глаза, полные мужества и веры в свою победу. Такие люди способны повести за собой народ к светлому будущему…

— Ты имеешь в виду ту девушку? — тихо спросила Таня. — Дочь промышленника? Кажется, ее имя Кунти? Я помню, ты рассказывал мне о ней.

— Да. Но не только ее. Подобных ей много в Сообществе.

— Но почему, Влад, почему тогда они не могут добиться успеха в своей борьбе?

— Видишь ли… — Я замялся. Вопрос, который задала Таня, был непростым. — Здесь не так все просто, как кажется на первый взгляд. Причин много, и одна из них, безусловно, кроется в той пропагандистской шумихе, полной лжи и ненависти к нам, которая развернута правителями Сообщества. На Гивее обывателя чуть ли не с самого детства приучают видеть в Трудовом Братстве своего заклятого врага, намеренно искажая ту немногочисленную информацию о Земле, которая иногда просачивается в Сообщество. Фальсифицируя очевидные факты, правду подменяя домыслами, правители Гивеи стремятся воспитать из людей нерассуждающих фанатиков, покорных их воле.

— Какой ужас! — прошептала Таня, хватаясь за вспыхнувшие щеки. — Какой ужас! — повторила она, сокрушенно качая головой.

— В отношении простого народа, — продолжал я, — их тактика совсем иная. Если проводить параллели, то правильнее всего будет сравнить ее с политикой, основанной на принципах философии «Лао-цзы»[11]. Сам Лао-цзы, наверное, и не предполагал, что его учение окажется как нельзя более подходящим для угнетения целой планеты. В руках хитрых и коварных диктаторов оно обрело совершенно иное звучание. Взяв за основу только образ действий — недеяние, уступчивость, покорность, отказ от желаний и борьбы — и преподнеся его народу как основополагающий, предначертанный богами смысл существования каждого человека, они сумели добиться полного подчинения. Самих себя они тоже показали в особо выгодном свете: правитель-мудрец, который, отвергнув роскошь и войну, возвращает народ к простоте, чистоте и неведению, якобы существовавшим до возникновения культуры и морали. Тем самым они добились желанного результата, одурманив слепой ненавистью к нам одну половину своего народа и притупив бдительность другой половины призывами к покорности и всепрощению.

Я помолчал, глядя в окно. Широкая полоса солнечного света, лившегося сквозь прозрачную крышу вагона, лежала яркими бликами на стекле, искрилась в Таниных волосах.

— Впрочем, — снова заговорил я, повернувшись к ней, — правители Сообщества не открыли ничего нового. Правители-тираны древних государств Земли поступали точно так же со своими народами. Вот почему так трудно тем, кто решил бороться против угнетения и произвола властей на Гивее. Им приходится вести двойную борьбу: с одной стороны, это борьба с угнетателями — жестокая и кровопролитная, уносящая жизни лучших, а с другой стороны, это борьба за души людей — не менее тяжелая и кропотливая, требующая огромного терпения и времени.

Я посмотрел на Таню. Глаза у нее блестели.

— Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор, но я стал невольным свидетелем его и не мог сдержаться.

Я вздрогнул от неожиданности и обернулся, встретившись взглядом с человеком средних лет, сидевшим в соседнем ряду кресел и смущенно улыбавшимся. В его лице не было ничего особенного: широкое и добродушное, с твердым волевым подбородком и немного крупноватым носом, оно походило на лица с древнерусских картин, не раз виденных мною в художественных и исторических музеях. В серых глазах незнакомца застыл живой интерес.

Таня выглянула из-за моего плеча, с любопытством рассматривая нашего попутчика. Заметив ее интерес, незнакомец смутился еще больше.

— Еще раз простите, — торопливо заговорил он, — но вы так интересно рассказывали о борьбе народов за свою свободу, с таким запалом… Вы бывали в Сообществе?

— Довелось побывать, — кивнул я.

— О! Это сразу заметно, — еще больше оживился человек с русским лицом. — Не каждый из нас может похвастаться таким глубинным пониманием жизни на Гивее. М-да… — Он замолчал, о чем-то задумавшись. Потом спохватился: — Но я позволю себе не согласиться с вами!

— В чем же? — поинтересовался я.

— В трактовке идей борьбы. По-моему, если народ действительно жаждет освобождения от гнета тиранов, его нельзя одурманить никакими призывами к покорности и отказу от борьбы и тем более опорочить в его глазах представление о своих братьях по крови, представить белое черным.

— Разве я сказал, что народ Гивеи одурманен и потерял желание бороться? — удивился я. — По-моему, «Свободная Республика для Народа», основанная Квой Сеном, доказала всем, что народ Сообщества не сломлен. Наоборот, он непреклонен в своем стремлении к свободе и равенству. Народный вождь Квой Сен первым ступил на путь, ведущий к победе, и его смерть и смерть его сподвижников придала остальным уверенности в правильности избранного пути.