Печальный демон Голливуда - Анна и Сергей Литвиновы

И вот она, странность! В речи Курта тоже фигурировали Южнороссийск и имя Кира. Но Кира, согласно письму, которым австралийцу ответили советские власти, числилась погибшей в лагерях. Так кто же она, ее настоящая мать? И кто – отец? Неужели и впрямь: гауптман нацистской армии? Тот самый отец Курта?

Ирина думала об этом неотступно. Мысль о том, что ей надо, наконец, узнать о себе всю правду, постепенно овладевала сознанием. И еще она безоговорочно поверила Курту, поставившему ей диагноз-приговор. Капитонова чувствовала: времени у нее остается мало, отступать и оттягивать больше нельзя.

Она даже не стала обращаться к американским врачам. Врачи-«штатники» подарят надежду и заставят бороться. А она не хотела бороться. Она желала узнать все свои тайны – и спокойно уйти.

Когда Эжен на своем «мерсе» укатил, Настя наконец вылезла из машины и отправилась на стройку – зря, что ли, приезжала. А там – аврал. Все носятся с ведрами, криками, матерком. Бригадир хрипит: «Извините, Анастасия Эдуардовна, отойдите в сторону, позже доложу!»

Когда прорыв ликвидировали, бригадир, в буквальном смысле слова ломая перед Настей шапку, сообщил:

– Паркетчик…, – последовала семиэтажная конструкция, характеризующая самого паркетчика, его мать и других родственников по материнской линии, – настилал фанеру под паркет, – бригадир в кратких, но сильных выражениях охарактеризовал также и фанеру, и паркет, – и пробил гвоздем трубу под теплым полом, представляете?!

– Представляю, – вздохнула Настя.

– В результате поврежден контур отопления – раз. Затоплен потолок нижнего этажа – два. И обои, кстати, тоже. – Бригадир отозвался в самых сильных выражениях о потолках и обоях. – Надо заново вызывать сантехников и отделочников. В копеечку обойдется.

– Обойдется – тебе, – хладнокровно молвила Капитонова. – Все затраты вычту из твоей зарплаты.

– Ну, Настечка Эдуардовна!.. – заныл прораб. – Ну почему я? Я тут при чем? Это все Василь! Я ни сном ни духом!

– Да мне плевать, кто конкретно виновен! Ты у меня за все всегда отвечаешь. С тебя – спрос, неужто не привык?

– Ну, Настечка Эдуардовна! Мы все исправим! Сами!

– Когда?

– В три дня уложимся.

– Нет уж. Мне легче Василя твоего уволить, а у тебя из зарплаты бабло удержать, чем ждать.

– Два дня!

– Не торгуйся со мной, Николаич!

– Сегодня к вечеру сделаем.

– Да? К вечеру? О цэ дило, как твой Василь говорит. Но если нет – я проверю! Василя уволю, тебя накажу рублем. Ладно, пойдем смотреть, что вы еще там натворили.

Они стояли на участке рядом со строящимся домом. Рабочие, которые еще полчаса назад, во время разговора Насти с Эженом (она украдкой наблюдала в зеркальце заднего вида), еле ползали, теперь изображали лихорадочную активность. Настя отправилась осматривать объект. Прораб поспешал на угодливом расстоянии от начальства – чуть сзади и справа. Именно в таком порядке, видела Капитонова на телекартинках, всегда ходят прибывшие на места высокие российские руководители.

Наверное, таким манером, вдруг подумалось ей, и дед Егор Ильич обычно осматривал объекты. А он строитель был знатный. Во время послевоенного восстановления – зампред, а потом председатель южнороссийского горисполкома. Полгорода, считай, отстроил. Потом директор целлюлозного комбината в Коми, затем секретарь Карельского обкома и, наконец, зампред Госстроя СССР. Славная строительная карьера! В связи с такой Настиной наследственностью Сеня шутил: «Ты пошла в руководители стройфирмы, потому что кровь в тебе дедушкина взыграла!» Но штука-то заключалась в том, что дед Егор был, как оказалось, неродным дедом Насти и родным, подумать только, Арсению[4].

– Почему еще не установили нормальную лестницу?! – обрушилась Капитонова-младшая на прораба, поглядев, как лихо, словно матросы по трапу, взбегают работяги на второй этаж по приставной.

– Виноват, смежники комплектующие не подвезли.

– Ты на фирму звонил?

– Так точно!

– И?..

– Завтраками кормят!.. – в сердцах покрыл Николаич лестничную фирму.

– Хватит тут при мне материться! – неожиданно для самой себя рявкнула Настя, спустила пар. – Дед мой – между прочим, заслуженный строитель СССР – никогда не матерился.

– Ну, это он, наверно, при вас. Когда вы девочкой были, – заметил прораб угодливо.

– Ничего не только при мне! Все говорили, и даже на похоронах у него: Егор Ильич не терпел, когда при нем ругаются, и сам никого по матушке никогда не посылал.

– Как же он руководил-то? – искренне изумился строитель.

– А вот ухитрялся. И между прочим, десятки объектов сдал. Твоим не чета. Порты, плотины, гидростанции, газопроводы, комбинаты металлургические, города целые. Ими до сих пор страна гордится. И ими кормится.

– Ну, тогда время такое было!..

– Какое – такое?

– Тогда страх был. На работу опоздал – будьте любезны, десять лет лагерей.

– Ну, мой дед в основном в пятидесятые строил. И в шестидесятые, семидесятые. Когда культ личности уже разоблачали, Енисей перекрывали, в космос летали. Тогда – какой страх?

– А все равно. Чуть не сделал чего – партбилет на стол положи. А у наших Василей да Джамшутов – откуда партбилет? У них даже регистрации нет.

Настя только рукой махнула. Строители, заметила она, сильны были отвлеченные дискуссии заводить. Им бы все о высоком спорить (а не работать). Хлебом не корми, дай порассуждать – а зайдет речь о политике, любого переговорят.

– Ладно, Николаич, утомил ты меня. Иди работай уже. Глянь: вон твой хлопец половую доску на веранде прибивает. А он ее с торца и с тыльной стороны антисептиком промазал? Что-то я не заметила.

Прораб сунул четыре пальца в рот, оглушительно свистнул и заорал:

– Эй, ты! Ты куда доску ложишь?! Так тебя и перетак, в мать и в задницу! – Потом покосился на Капитонову и буркнул: – Виноват. Но они по-другому не понимают.

Как же случилось, что Настя, дипломированная журналистка и подающая надежды сотрудница издательства, вдруг переквалифицировалась в строители?

Девяностые годы стали в России кипящим котлом, в котором перемешивались социальные слои. Мастер цеха вдруг выскакивал в губернаторы. Недоучившийся студент превращался в миллиардера. Вчерашняя стюардесса становилась богачкой и светской львицей. Издавались журналы для «новых русских». В расчете на них открывались казино и рестораны.

Однако «нью рашенз» были тончайшим слоем, накипью, пленкой. Большая часть населения огромной гордой империи выпала в котле перемен в осадок. Опустилась на дно.

В оборонных городах оставшиеся без работы и без денег литейщики самого высокого шестого разряда воровали из соседских сараев картошку с капустой. Элитные офицеры сверхсекретных частей в свободное от боевых дежурств время торговали кроссовками. Доктора наук устанавливали по квартирам железные двери. Высококвалифицированные медики продавали аппараты для прокалывания ушей.

Потому ничего удивительного, что не окончивший курс студент Сеня Челышев возглавил кооператив, торгующий панацеей от рака. А дипломированная журналистка Настя стала в конце концов совладелицей архитектурно-дизайнерского бюро «Архимед». Издательство, где она столь многообещающе начинала, в итоге не выдержало, рассыпалось под ветром перемен. Капитоновой пришлось переквалифицироваться в переводчики. По-английски она говорила свободно – да и немецкий был ей не чужд. Эженовская мамаша здорово при поступлении ее натаскала, да и на факультете иностранный был для нее единственным предметом, который она по-настоящему учила.

Язык помог Насте познакомиться и подружиться с герром Вернером. (Ох и ревновал тогда к немцу Сенька, ох и бесился!) Ну а от личной дружбы и приязни – полшага до совместного бизнеса.

Природный художественный вкус у нее имелся. Воля и умение командовать – тоже. Работа нравилась. А что нет профильного образования – кого в девяностые это смущало! Тем паче что Настя умела и любила учиться. Годичные вечерние курсы в Первопрестольной, а потом пара летних семестров в Карлсруэ – и она стала разбираться в предмете не хуже многих, объявивших себя на Москве дизайнерами. Да что не хуже! Лучше большинства. Да и пыль пускать в глаза умела – недаром ведь на журфаке пять лет училась!

Образование профильное сказалось в том, что Настя в процессе своей нынешней деятельности стала вести коротенькие заметочки. О любопытных встречах записывала, наблюдения за заказчиками и рабочими вела.

Кстати, сформулировала чисто для себя основные законы строительства. Они помогали лишний раз не напрягаться, не расстраиваться по пустякам. Первые две аксиомы еще строители египетских пирамид открыли: любое сооружение возводится дольше, чем планировалось. И второе: всякое строительство обходится дороже, чем рассчитывали. Вопрос лишь в том, на сколько. Если сроки и затраты превышают смету всего лишь в полтора раза – великолепно. В два раза – терпимо. В три – уже перебор, надо принимать меры. Капитонова и себя, и заказчиков с самого начала в духе древнеегипетских закономерностей настраивала – чтоб меньше потом разочарований было.