Плакат в окне Сиднея Брустайна - Лорейн Хэнсберри

Айрис. Сид, пожалуйста, отведи меня обратно, в город.

Он встает, перекидывает банджо через плечо, берет ее за руку, и они идут вниз по лестнице; волшебный мир Сиднея тускнеет, и свет становится обычным. Стреляют выхлопы проехавшего грузовика, и над городом начинается день.

(Внизу лестницы, вдруг вспомнив.) Сидней, сегодня вторник: надо платить за газ.

Затемнение

Вечер, позднее лето.

В темноте слышно, как резким контрастом к настроению предыдущей сцены неистово гремит из громкоговорителя, установленного на грузовике, залихватская «Предвыборная песня Уолли О’Хара», исполняемая группой любителей под гулкий аккомпанемент гитар и сопровождаемая одобрительными криками толпы, которая с жаром подхватывает припев.

Песней мы старье выметаем,Путь тебе расчистим сейчас,Уолли О’Хара, Уолли О’Хара,Уолли — самый достойный из нас!

Припев: Уолли О’Хара, Уолли О'Хара,Уолли самый достойный из нас!

Мы голосуем, старье выметаем,Боссов на свалку — вот на-ш наказ!Уолли О’Хара, Уолли О’Хара,Уолл-и — самый достойный из нас!

Припев.

Песня должна исполняться не артистично, а словно бы хором любителей, охваченных горячкой избирательной кампании; усилители, как водится в таких случаях, включены на полную мощность, и репродуктор то и дело смолкает или издает немыслимый треск. Однако недостаток умения с лихвой восполняется рвением и праздничной приподнятостью исполнителей. Зрители не слышат песни целиком: она то усиливается, то стихает. Сцена освещаемся, и справа, оживленно разговаривая, входят Сидней и Уолли. У каждого под мышкой пачка листовок, а у Сиднея вдобавок свернутый флаг. Уолли обнял приятеля свободной рукой за плечи, глаза у него блестят, он явно возбужден. Что до Сиднея, то он скорее ошарашен.

Музыка удаляется.

Уолли (в восторженном изумлении). Нет, Сид, правда, неужели ты ничего не чувствуешь? Неужели не слышишь, как волнуется улица— не то, что раньше? А как нас встретили на Кристофер-стрит, бог ты мой! Что ни говори, мы кое-чего недооценили. (Смотрит в зал.) Знаешь что, мы, кажется, победим. Сидней, дружок, мы победим на этих выборах! Я им покажу! (Хлопает Сиднея по спине и уходит с флагом.)

Сидней (в его глазах — неверие. Обращаясь к залу). Это какая-то болезнь. Сейчас в избирательной кампании начинается гонка обезумевших темных лошадок. И тут душой кандидата завладевает древняя, как и сами выборы, иллюзия. Ничего не поделаешь: такова уж его природа. Он действительно верит, что победит.

Насвистывая «Предвыборную песню», Сидней останавливается перед дверью и, с трудом удерживая листовки, лезет в карман за ключом; в этот момент входит Дэвид с пачкой газет, просматривая одну из них.

(Дэвиду.) Ну и как?

Дэвид (сухо, словно о чем-то постороннем). «Потрясающий, беспримерный успех». (Подает Сиднею газету.)

Сидней. Здорово, черт побери! Поздравляю! Придется тебе поднести.

Они входят в квартиру.

Айрис (из спальни, угрожающим тоном). Сид? Это ты разрешил Элтону оставить микрофоны в ванне?

Сидней. Вот шут гороховый. (Звонит телефон, он берет трубку.) Нет-нет… (Разглядывая настенную карту Гринвич-виллидж.) Вы попали в Восьмой избирательный округ. (Кладет трубку.)

Айрис (не дожидаясь, пока Сидней кончит говорить; раздраженно). Кто, интересно, дал наш телефон? Это квартира, а не штаб избирательной кампании. (Кричит.) Я целый день торчу у телефона!

Сидней (жене, пытаясь переменить тему). Ты видела рецензии? Теперь можно уже не врать: мы действительно знакомы со знаменитостью.

Дэвид. Слушай, брось.

Сидней. Да нет, ты погляди… (Читает вслух.) «…Мистер Реджип нашел сценические средства, которые выходят за пределы языка. В его пьесе рушатся все фасады, исчезают все панацеи и ставятся под вопрос извечные вопросы бытия…» (Подшучивая над самим собой.) Вот и я говорю. (Наливает Дэвиду. Они чокаются. Оглядывает комнату, ища что-то глазами. Обращается к Айрис сладким голосом, опасаясь нового взрыва.) Айрис, дорогая, а они не оставили билетов для рассылки? Надо разложить их по конвертам.

Айрис (срывается на визг, сейчас она — настоящая фурия). Если ты сегодня же не выкинешь этот мусор, я подожгу дом!!!

Сидней находит билеты, собирает стопкой на столе и принимается раскладывать их в конверты, что-то насвистывая и не обращая внимания на Дэвида.

Дэвид. Судя по недавним выходкам, ты, видно, полагаешь, будто этим можно что-нибудь изменить? И, конечно, к лучшему?

Сидней (не попадается на удочку, весело). Некогда мне сейчас, Дэвид, работы полно. Помог бы лучше. (Звонит телефон, он поднимает трубку,) Да, вас слушают… Her, вы не ошиблись… Четвертая улица на самом деле пересекает Одиннадцатую. (Кладет трубку, снова принимается за работу.)

Дэвид (смотрит на Сиднея, словно изучая некий тип). Что ж, я тебя не осуждаю. Я понимаю, что большинство людей, и людей думающих, еще долго упорствуют, даже поняв, что все это зря…

Сидней (отложив очередной конверт, не глядя). Ты имеешь в виду, что сказал Заратустра: «Бог умер»?

Дэвид. Да.

Сидней. Что прогресс — это иллюзия, а единственная реальность — ничто?

Дэвид. Ты меня поражаешь. Какое тут может быть сомнение?

Сидней (откидываясь, наконец, на стуле — он в отличном настроении). Совершенно верно, никакого, тем более что это пе имеет отношения к человеческим делам. Спор на эту тему абсурден. Почему мы существуем пусть гадают недоросли. Как мы существуем — вот что должно заботить взрослых людей. Вот почему я недавно снова стал инсургентом.

Склоняется над работой. Снова звонит телефон, из спальни выскакивает Айрис: еще один звонок, и она подожжет дом! На ней платье, подаренное Мэвис.

Айрис. Ну, знаешь что, Сидней… (Увидев Дэвида.) Дэвид, ты здесь! (От души.) Вот это рецензии, здорово, правда? И как ты себя чувствуешь в новом качестве?

Сидней (в трубку). Не может быть… Понимаю, так-так…

Дэвид (смущенный бурным проявлением чувств со стороны Айрис). Да ладно… Ну, пойду работать.

Айрис. И сразу работать? Да ты что? Не хочешь понежиться в лучах славы?

Дэвид (грустно). А как это делается? Ну, пока! (Уходит.)

Сидней. Понимаешь, происходит что-то невероятное. Уолли, этот шут, в самом деле… (Заметив наконец, что Айрис надела платье, подаренное Мэвис). Ага, попалась-таки?

Айрис. А ведь я ничего в нем, как по-твоему?

Сидней. Вполне, если любить такой стиль. Но в других ты мне нравишься больше.

Айрис. Я знаю… Но сегодня я собираюсь уйти.

Сидней. Да? И куда же? (Не слишком задумываясь над словами жены.) У тебя вроде бы пет друзей… среди того букета, которым я себя окружил…

Айрис. Я сегодня говорила с Люсиль Терри. Она устраивает вечеринку с коктейлем.

Сидней. Люсиль Терри? Ах, да, Люсиль Терри! Откуда она, интересно, появилась? Я не знал, что вы еще встречаетесь.

Айрис. Мы и не встречаемся. Но знаешь, как бывает, — не видишься, а потом вдруг возьмешь да позвонишь… Вот и она, позвонила на прошлой неделе и сказала, что хочет собрать компанию.

Сидней (кладя руку на телефонную трубку: все это ему глубоко безразлично). Правда? Ну и как она? Постой, мне нужно позвонить Мики и начать этаким респектабельным тоном: «Алло, мистер Дэфо? Как вы поживаете, сэр…» Да… Налила бы выпить, что ли.

Айрис (направляясь на кухню, глухо). Люси не звонила мне, Сид. Я сама позвонила.

Сидней (все еще занятый мыслями о предстоящем звонке). Да? Знаешь, мне противно потакать Элтону с его узколобым взглядом на вещи, но поразительная штука: оказывается, в его теориях о базисе и надстройке определенно что-то есть. Как только мы начали поддерживать кандидатуру Уолли, у нас перестали помещать объявления два банка, ресторан и три фирмы по продаже недвижимости…