Функция - Александр Золотько

Капитан застонал, и выглядело все это настолько дико и страшно, что Зорин захотел уйти… убежать подальше, чтобы не видеть раскачивающегося в снегу человека и не слышать звериного воя, вырывающегося у него из груди.

– Я пойду? – спросил Зорин.

– Иди, – сказал участковый.

Зорин медленно побрел вдоль домов.

Метель закончилась, ветер стих – устал, наверное. Зато мороз, похоже, крепчал – снег начинал скрипеть под подошвами.

И что теперь делать, подумал Зорин. Просто жить, будто ничего не случилось? Надо будет парней предупредить. Рассказать. Позвонить и… Нет, не позвонить, нужно обязательно заехать к каждому и рассказать. Поклясться чем угодно, хоть памятью Рыжего, и просить, чтобы они не ездили к Юрке. Чтобы знали, были осторожнее…

Как тут можно быть осторожнее? Как можно быть осторожнее в этом безумии? Чаще встречаться с друзьями? Ходить по знакомым, заводить новых приятелей? Цепляться за этот мир, чтобы друзья не исчезали? Не превращались в голую функцию, в телефонные голоса или строчки электронных писем? Попытаться их удержать здесь, в этом мире? Или…

Оказывается, Зорин пришел к дому Манченко. Осознав это, Зорин остановился перед подъездом, посмотрел наверх – у Юрки светилось только одно окно – в той самой комнате с балконом, куда так и не решился войти Зорин. Может, плюнуть на все и попробовать еще раз? Позвонить сейчас Юрке и попросить выйти на балкон? Может, если он согласится, то это каким-то образом уничтожит этот кошмар?

Он просто выйдет на балкон, махнет рукой и скажет, чтобы Зорин поднимался наверх. А Зорин скажет, чтобы Юрка спускался. И все будет хорошо. Не так много людей на Земле, которых Зорин называет друзьями и ради которых готов на все. Серега Новиков, Гаврила Репнин… Юрка Манченко.

Зорин достал из кармана телефон. Постоял, размышляя. Или лучше все-таки попытаться проникнуть в квартиру через балкон? Может, все только примерещилось Зорину? Был страх, но это сам Зорин себя испугал. Сам себя испугал.

Мика предлагала прорезать потолок «болгаркой», вспомнил Зорин. А если так? Если так и поступить? Не прямо сейчас, конечно, не в двенадцатом часу.

Нужно ее забрать из квартиры. Отвезти к себе. Если нужно – связать и вывести. Как он ее уговорит? Уговорит, найдет слова.

Зорин вышел из лифта, нажал кнопку звонка. Дверь открылась.

– Что, опять замок захлопнулся? – спросил Петрович, почесывая бок сквозь растянутую майку.

– Нет, – еле слышно сказал Зорин. – Я просто ошибся этажом. Ошибся.

– Бывает, – сказал Петрович.

Зорин спустился на этаж ниже. Остановился возле двери лифта. Достал из кармана мобильник и осветил цифру номера этажа. Шестерка.

Зорин спрятал мобильник в карман и медленно пошел по лестнице вниз, с трудом переставляя ноги. В голове было пусто. В груди было пусто. Не было ни мозга, ни сердца. Ничего не было.

Он вышел из подъезда и, не оглядываясь, пошел к автобусной остановке. Сел в подъехавший автобус.

«Конец света», – пробормотал Зорин, глядя перед собой и ничего не видя.

Конец этого гребаного света. Тихо, без грохота и взрывов. Без зомби и наводнений. Квартира за квартирой, дом за домом, не торопясь, но неумолимо, как Всемирный потоп.

В детстве Зорин читал, что если отстреливать белок, сидящих на одном дереве, по очереди снизу вверх, то можно будет убить всех – белки не заметят, что их расстреливают. Вот так и люди исчезнут, один за другим. Один за другим.

Инопланетяне или мироздание – какая разница?

Просто все идет к концу. К завершению. Останется земля, останутся многоэтажные дома, будут выполняться функции, важные человеческие функции. Кто-то будет с кем-то ругаться в Сети, рассылать спам, вести длинные дискуссии по разным поводам. Призраки будут даже перезваниваться друг с другом… Ни мучений, ни боли – все чисто, аккуратно, словно кто-то просто щелкает переключателями на пульте, обесточивая… обезлюдивая дома-поселки-города. Щелк-щелк-щелк… Осознают лампочки в гирляндах, что их выключают? Понимают, что скоро все они погаснут? И если понимают – что чувствуют?

Свою остановку Зорин проехал, пришлось выходить на конечной, ждать обратного автобуса. Мир вокруг Зорина расплывался в кляксу, сердце стучало неторопливо, ему было наплевать на то, что думает сейчас Зорин и что мир Зорина исчезает.

Кажется, Зорин кому-то звонил. Возможно, Гавриле или Сереге. Даже, кажется, пытался что-то объяснить, рассказать, что Юрка, что его квартира… Но, похоже, не смог.

Утром Зорин проснулся в своей квартире от сигнала своего мобильника.

– Ну ты, придурок! – с ходу заявил Гаврила. – Ты помнишь, что ночью творил?

– А что я творил? – спросил Зорин, оглядев себя.

Он лежал одетый на нерасстеленной кровати. Обутый лежал, покрывало было мокрым и грязным.

– Ты звонил мне и Сереге, нес какую-то чушь. Мы даже хотели ехать к тебе, но Юрка отговорил…

– Юрка? – Зорин сел на кровати.

– Ну да, Юрка. Позвонил и сказал, что ты и к нему звонил, но вроде бы уже из дому. У тебя что-то случилось? – В голосе Репнина звучала тревога. – Мы сейчас приедем.

– Хорошо, – сказал Зорин.

Так даже лучше, подумал он. Парни приедут, я им все расскажу.

– Мы сейчас с Юркой выходим, – сказал Гаврила. – Он заехал за Серегой, сейчас забирает меня, и мы едем. Держись там.

– А Серега у тебя?

– Он в Юркиной машине, а что?

– Ничего, – губы еле слушались Зорина. – А Юрка?

– А он возле меня. Дать трубку?

Не надо, хотел сказать Зорин, но не смог. Сидел, прижав трубку к уху, и ждал.

– Привет! – сказал Юрка. – Я уже ребят забрал, сейчас мы к тебе. Что-то ты всех нас напугал.

– Ты их забрал… – Зорин облизал пересохшие губы.

– Да. У тебя будем минут через сорок по таким дорогам. Дождись, никуда не уходи…

– Хорошо, – сказал Зорин. – Я дождусь.

Интересно, как это все будет происходить? Призрачный мерцающий свет просто затопит квартиру? Или придет боль, предсмертная агония?

Зорин вспомнил, что обещал Мишке Медведю переслать фотки с последнего празднования двадцать третьего февраля. Крайнего, поправил себя Зорин, но потом снова повторил – последнего. Хотя фотки он, наверное, все-таки перешлет. И не забудет поздравить Олежку Пелипейченко с днем рождения. Функции должны выполняться.

Можно было попытаться уйти. Встать, пока не поздно, с кровати, выйти из дома. Куда? Не важно. Просто уйти. Просто бежать. Стать бомжом, чтобы никто не мог застать его в квартире. Ведь исчезают квартиры, правда?

Интересно, подумал Зорин, а сколько среди бомжей таких беглецов, осознавших опасность и пытающихся хотя бы так, в грязи и холоде, продлить свое существование? Наверное, было бы интересно походить, расспрашивая… Наверное.