Сказаниада - Петр Ингвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Георгию не давал покоя один момент.
– Как ты прошел через болота? – спросил он, когда поток основного рассказа иссяк и разбился на малозначимые ручейки.
– По елкам. Если желаете уйти, могу вывести. Куда хотите податься? Что умеете делать? Где будете жить?
Георгий посмотрел на Елену. Она пожала плечами.
Что их ждет за болотами? Здесь у них дом, а что будет там? На что жить?
Георгий поинтересовался:
– Снег у вас бывает?
– А то!
– Много?
Соловей улыбнулся, как малому ребенку:
– Тебе все снежинки пересчитать?
Георгий вздохнул:
– Ну, сколько за зиму падает? Какой слой на земле лежит?
– Лежит? – Соловей удивленно моргнул.
– Ясно. Раз в год бывает холодно, и падает снег.
– А я что сказал?
Чудесные места. Если снаружи придется зарабатывать на ту жизнь, которая здесь дается даром, зачем куда-то уходить?
Соловей быстро шел на поправку. Выяснилось, что он изумительно поет. Потому и Соловей. В отличие от песен двадцать первого века местное оральное творчество лучше было назвать сказаниями и былинами, которые накладывали на незатейливый мотив. Грубо говоря, это был рэп в изначальном виде – певец рассказывал о том, что лежало на душе, и делал это в музыкальной форме.
Ходить Соловей еще не мог, лишь один-два раза в день хромал с палкой-костылем в кустики и обратно. Георгий с Еленой занимались обычными делами, Соловей помогал им песнями и дельными замечаниями на тему, как правильно пользоваться тем или иным предметом.
Жизнь без холодов, для которой не требуется неимоверного количества дров, высвободила Георгию время для занятий с оружием. Он попросил Соловья научить его, тот с радостью согласился. Все равно делать нечего, а так вроде бы пользу приносит добрым людям, у которых на шее сидит.
Соловей лежал на травяном тюфяке под навесом, а Георгий прыгал перед ним то с копьем, то с мечом. Больше всего ему нравился меч.
– Обожаю двуручный, – сказал он как-то раз, с трудом удерживая в вытянутой руке железяку весом больше килограмма.
– Это полуторный, – хмыкнул Соловей. – Двуручный слишком тяжел, а обычный, на мой взгляд, коротковат. Мне в самый раз вот такой. Для чего выбирают двуручный? Им можно достать всадника или подрубить ноги коню. Размер меча зависит от умений и поставленных задач. Всего у мужчины должно быть при себе три клинка. Меч – для дальней дистанции и против всадника. Кинжал – для ближнего боя и драки в помещении или в стесненных условиях. И хотя бы один нож – для всего остального и на замену длинным клинкам, если с ними что-то случится. Прочее оружие – копье, лук, топор, кистень – может помочь, а может помешать. Научись владеть мечом, остальное приложится.
– Насчет копья понимаю, оно может сломаться, с ним неудобно ходить по густому лесу и в помещении, и в ближнем бою оно не оптимально. Но как могут помешать лук, топор или кистень?
– Лук в ближнем бою вообще не оружие, а топор и кистень не годятся для защиты. Только мечом можно одновременно и нападать, и защищаться. Рубить. Колоть. Подрезать. Назидательно бить плашмя. Или навершием, чтобы оглушить. Им даже можно нарезать хлебушек на привале, чего от топора и кистеня не добьешься, они будут при тебе лишним грузом.
– Но кистень с собой ты все же носишь.
– Я нападаю из засады, а противник закован в броню. Смысл боя – закончить схватку одним ударом. Когда не знаешь, где и с кем будет драка, лучше меча ничего не придумать.
Георгий осваивал меч с воодушевлением неофита.
Жизнь Елены тоже не стояла на месте. Еще недавно тяготившуюся ежедневными хлопотами, теперь ее будто подменили. Соловья она выхаживала с почти материнскими нежностью и заботой, порхала от печки к речке и от дома к навесу. Оказывается, вот что нужно женщине для счастья. Мужчине достаточно смысла жизни или женщины, а ей нужно все, причем смысл жизни должен быть не фигуральный, а конкретный, чтобы проявлялся в реальных делах.
Георгий впервые задумался о детях. Елена, судя по всему, уже готова, и, возможно, после ухода Соловья именно это вознесет их союз на новую ступень.
Обучение, между тем, шло своим ходом:
– Удары мечом бывают прямые и ломаные. Прямые надо отрабатывать по восьми направлениям: сверху, снизу, с боков и диагональные. Ломанные – это когда клинок, плечо и кисть двигаются в разных направлениях. Такие удары осваиваются дольше, но они того стоят. Сделай взмах, будто плывешь.
– Кролем?
– Зайцем! Ты плавать-то умеешь?
Георгий сделал правой рукой круговой мах из-за спины вперед. На излете, в точке, где ладонь оказалась на уровне лица большим пальцем вниз, а локоть еще остался задранным кверху, Соловей скомандовал:
– Замри. Представь, что у тебя в руке меч, а противник закрывается щитом. Смещай направление клинка чуть правее, и ты обойдешь защиту и поразишь в лицо или в шею. Правда, откроешься сам, но противник из-за щита не увидит, на то и рассчитано.
Некоторыми приемами Георгию удавалось ответно удивить Соловья.
– Ну-ка, повтори. – Складки на лбу лесного разбойника обрели собственную жизнь. – Что ты сейчас сделал?
– Я такое в кино видел. – Георгий прикусил язык и тут же поправил себя: – Во сне.
– Ты это, когда снится такое, тут же вскакивай и повторяй. А не покажешь ли еще что-нибудь из приснившегося?
В свободное время, которого у Соловья было больше, чем хотелось бы, он пел, и чем дальше, тем чаще. Георгию творчество лесного разбойника не нравилось, а Елена, наоборот, слушала с удовольствием. Некоторые песни звучали очень современно. Те, что про любовь, даже пробивали на слезу, Елена опускала лицо, и что творилось в ее душе в такие моменты, оставалось за семью печатями. Очередной опус застиг ее по пути к речке с грязной посудой в руках.
– Нет больше снов.
Нет больше жизни.
И нет меня.
Не надо слов.
Они капризны.
В них нет огня.
Ты не горишь,
Ты просто тлеешь.
Я не хочу.
Пусть говоришь,
Что пожалею.
Я улечу
Из снов – в зарю.
Забуду осень.
Забуду все.
И вновь сгорю
Другою брошен
Под колесо.
Пел Соловей проникновенно, мягкий баритон обволакивал и вел за собой в рисуемые кущи. Хотелось идти вместе с ним, даже если кущи не были райскими, сердце сжималось от сострадания к лирическому герою и, как следствие, к самому певцу. Что ни говори, а Соловей был талантлив. Когда последнее слово растворилось в лесной тиши, Елена протерла уголки
