История с благополучным концом - Максуд Ибрагимбеков

- Спасибо. Вряд ли сумею... Я в ресторанах почти не бываю. Раз или два в год на официальный банкет или прием идти приходится. Но так, чтобы специально, да еще в субботу вечером, никогда. Если захочется вкусно поесть, еду за город.

- Наверно, из-за служебного положения? - с пониманием спросил Автандил. Вообще я тоже замечал последнее время: солидные люди, то есть ответственные, в ресторане редко встречаются.

- Не рекомендуется, - не вдаваясь в подробности, сказал Рауф. - Сколько каждый из вас внес на подарок?

- Мастера по двадцать рублей, а ученики по пять, - с гордостью ответил Автандил. - С учеников мы сперва не хотели брать денег, но они обиделись, пришлось взять, Агасафа у нас все очень любят.

- Молодцы, - похвалил Рауф. - В ресторан я не пойду, но Аг.асафу обязательно позвоню и встречусь с ним.

Автандил одобрительно улыбнулся и, вымыв руки, приступил к массажу. Рауф вдруг с удивлением обнаружил, что нынешнее посещение парикмахерской, вопреки ожиданию, пока не принесло ему ни малейших огорчений, а в самом конце, после энергичного массажа и тонизирующего ледяного компресса, положенного на вымытую, гладковыбритую кожу, он был вынужден мысленно дать высокую оценку всей работе в целом.

Автандил сказал, что перед уходом Агасаф оставил ему одеколон, принадлежащий Рауфу, и вытащил из шкафа темно-коричневый с золотом флакон. Вовремя вспомнив о предстоящей встрече со следователем, Рауф попросил на этот раз заменить "Балафрэ" менее пахучей "Свежестью". Унести одеколон он отказался, и это было признаком того, что услугами молодого парикмахера он собирается пользоваться и дальше.

Расплатившись, Рауф дополнительно вручил Автандилу и свой личный вклад в фонд будущего подарка. Для Агасафа он не пожалел бы и больше, но чрезмерная щедрость могла задеть самолюбие парикмахеров, и он ограничился двадцатью пятью рублями. Погруженный в сочувственные думы об Агасафе, он вышел на улицу, где под действием влажной жары, пропитанной густым запахом отцветающей акации, лицо его сразу же покрылось потом, а сознанием с изощренной непоследовательностью завладело воспоминание об аромате, заключенном в баллоне на дне ямы. Ему очень захотелось заехать по пути в гараж и хоть один раз вдохнуть всей грудью, чтобы снова погрузиться в сияющие беспредельностью странные мысли и снова испытать при этом беспричинную нежность и радость предстоящего праздника. Но глянув на часы, Рауф нашел в себе силы отказаться от немедленного своего намерения и поехал в прокуратуру.

До встречи с Аскеровым оставалось пятнадцать минут.

У следователя кто-то был. Из-за двери невнятно доносились мужские голоса, слова разобрать было нельзя, но Рауф на всякий случай отошел подальше, чтобы со стороны не показалось, что он подслушивает. Спустя несколько минут дверь открылась, сперва вышел толстый сердитый подполковник с папкой в руках, а за ним майор, тоже сердитый, но худой и без папки. Задержавшись на пороге, он обернулся к собеседнику в комнате и что-то сказал, и это сказанное, по мнению Рауфа, явственно услышавшего слово "зоопарк", имело отношение к нему.

Подполковник свободной рукой вынул из кармана носовой платок и, прижав его всей пятерней к багровому лицу, отер пот, а затем для охлаждения помахал перед собой папкой.

- Без магнитофона я с ним больше разговаривать не буду, - начал было подполковник, но сразу же замолчал, потому, что майор, взяв его под локоть, глазами показал на Рауфа.

Они прошли совсем близко, и Рауф слышал, как подполковник еле слышно выругался сквозь зубы.

Когда Рауф просунул голову в дверь, следователь, открыв оба окна, проветривал комнату. С Рауфом он поздоровался приветливо и, продолжая обеими руками поправлять зацепившуюся штору, кивком пригласил сесть. Рауфу хотелось предложить свою помощь, но прежде чем он решил, стоит ли это делать, в том смысле, что не оценит ли Аскеров желание одного достойного, мужчины оказать услугу другому, во всех отношениях равному ему гражданину, как попытку подследственного подольститься к следователю, штора плавно скользнула вдоль стеклянной стены и Аскеров, пройдя мимо своего кресла, уселся напротив Рауфа за продолговатым столом для посетителей

- Дышать нечем, - сказал он Рауфу, - а попросишь не курить, двойной вред все равно курят, но еще и обижаются. Трудная жизнь пошла. Я вам скажу по секрету, между нами, позавчера в Орджоникидзевском районе ограбили квартиру очень уважаемого человека. Фамилию я не называю, это не полагается, но вы поверите, человек очень известный на весь город. А расследовать, то есть установить личность преступников и задержать, кому поручили? Правильно. Конечно, Аскерову! И еще два угона машин, одна из них государственная. И еще одно дело, тоже неприятное, с нанесением телесных повреждений средней тяжести во время традиционного банкета выпускников института 1970 года в ресторане "Москва", тоже ведь ЧП, - он жалобно посмотрел на Рауфа, и тот поспешил ответить взглядом, полным понимания и сочувствия. - Почему я вам обо всем этом рассказываю? Тоже скажу откровенно. После того, как мы познакомились, я внимательно и подробно изучил все обстоятельства, и мне стало обидно. Думаю, неужели я этому человеку сделал что-то плохое и теперь он мне мстит? Знаете, вообще так бывает, обидел когда-нибудь человека, а сам этого не заметил. Ответьте мне так же откровенно - вы лично против меня что-нибудь имеете? Аскеров впился взглядом

в сбитого с толку Рауфа

- Да нет, - пролепетал тот, - по-моему, мы раньше и не встречались.

- Тогда почему же вы вместо того, чтобы помочь, создаете мне трудную жизнь. И себе тоже. Ничего нет лучше, чем чистосердечное признание. Особенно для человека, совершившего преступление впервые. А вы что делаете? Вместо того, чтобы тихо мирно во всем признаться, заставляете меня бросить самые важные дела, проделать адскую работу, снова опросить всех очевидцев, показания, которых позволяют мне утверждать, что виновником ущерба, нанесенного зоопарку, являетесь именно вы. А ведь вы могли мне сами сказать об этом, честное слово, солидные люди должны доверять друг другу. Чувствовалось, что Аскеров искренне расстроен. Махнув рукой, он встал из-за стола, надо стакан минеральной воды, предложил его Рауфу и, только вторично получив отказ, залпом выпил его до дна.

Этот уставший, измученный делами человек совсем не напоминал Рауфу коварную лису, а как раз наоборот, производил впечатление куда более приятное, чем его бывший школьный приятель адвокат Ариф Муса-заде.

- Прошлый раз я вел себя неправильно. Надо было сразу рассказать все, как было. Не поверите, растерялся, а какое это преступление? Если бы я государству урон причинил или людям.

- А я что говорю, - с готовностью подхватил Аскеров. - Вас ведь ни в ограблении банка, ни в вооруженном нападении никто не обвиняет. А такое, с кем не случается. Мой кабинет такие дела повидал, что ваше, по сравнению с ними, чай с сахаром, - мешай и пей... Вы даже не представляете, как мне сейчас приятно. Я всегда говорил, что нормальные люди могут понять друг друга, разговаривая, он вынул из ящика несколько пронумерованных листов и протянул Рауфу. - Хотите - напишите все сами, а если трудно, ваши показания могу записать я

- Почему же трудно? - обиделся Рауф. - Ничего трудного.

- Я в том смысле, - объяснил Аскеров, когда Рауф приступил к делу, - что мне это легче, опыта ведь у меня больше, - он взглянул через плечо, - почерк у вас отличный. Пишите, пожалуйста, все как было, чем подробнее, тем лучше. А я с вашего разрешения похожу в коридоре, хочется немного ноги размять, - Перед тем, как закрыть за собой дверь, Аскеров извиняющимся голосом добавил: Последняя просьба, постарайтесь, пожалуйста, без помарок и исправлений.

Рауфу понадобилось всего полчаса, чтобы на трех "страницах описать историю страстного коллекционера, который в целях пополнения коллекции рогов проник ночью на территорию, можно сказать, уже покинутого зоопарка, отпилил у носорога насквозь прогнивший рог, избавив этим старое бессловесное животное от невыносимых страданий, не менее тяжких, чем зубная боль для человека. В заключение он в теплых искренних выражениях написал, что чистосердечно признает свою вину, состоящую главным образом в совершении вышеуказанных, вполне безвредных действий, без специального на то разрешения, и просил при решении вопроса учесть его, с точки зрения уголовного кодекса, безупречное прошлое.

Единственное сомнение, причем с самого начала, у Рауфа вызывало слово коллекционер, Он не мог вспомнить, как оно правильно пишется, но вскоре придумал удачный выход, написав это несколько раз понадобившееся слово попеременно то с одним, то с двумя "л", благодаря чему получил возможность, не вызывая подозрений в малограмотности, произвести на следователя впечатление рассеянного и озабоченного человека.

Прогулка в коридоре пошла Аскерову на пользу. Он вернулся обратно посвежевший, помахивая перед лицом сложенным вдвое чистой стороной наружу листом бумаги.