Ночная охота - Юрий Козлов

— Зола, ты уверена, что капиташка не обманет? — встревоженно спросил Омар.

— Капитан Ланкастер — сволочь, — убежденно произнесла Зола, — но какой резон ему обманывать? Я отдала ему часть старинных драгоценностей. Первое условие он выполнил — отодвинул от города войска. За второе я обещала ему еще две части. Вонючий город большего не стоит!

— Он знает, что мы взяли административное хранилище, — задумчиво посмотрел на Золу Омар. — Если он нас сдаст, ему по закону полагается треть. Это больше или меньше, чем ты ему предложила?

— Меньше, значительно меньше, — быстро ответила Зола. — Он взял. Ему теперь некуда деваться.

— Он должен поставить технику на регламентный ремонт! — крикнул Омар. — Чтобы ни один вертолет не мог взлететь, ни один танк поехать! Почему он отказался?

— Я же тебе объясняла, — поморщилась Зола. — Он сказал, что должен провести осенью учения. Сказал, чтобы мы не беспокоились, «учения для ограниченного десантного контингента», так он выразился. Один вертолет, один танк. Он скоро точно назовет число.

— Да какие такие… твою мать… учения? — заорал Омар. — Один вертолет, один танк? Ланкастер — падла! Сядет, сволочь, у нас в тылу, пожжет огнеметами. Пусть назовет день и час своих сраных учений! Мы проследим, чтобы он назавтра после них снял с техники аккумуляторы, и только тогда…

— Я говорила, он сказал, что сам не знает. Будет секретный приказ в пакете.

— Хорошо, — внезапно успокоился Омар. — Скажи ему, что, если не свинтит с техники аккумуляторы, я заложу его властям. Если он попрет на нас, мы разрежем к чертовой матери красную проволоку, уйдем в зараженную зону. Там подземные ходы, там можно год держать оборону. Я не верю, что зона заражена. Здесь что-то не так.

— Не веришь дозиметрическому столбу? — усмехнулась Зола.

— Не верю, — подтвердил Омар. — Мы здесь год крутимся, а никто не только не сдох, но даже не облысел.

— Я тоже не верю, — подозрительно быстро согласилась Зола. — Может, учения — операция по снятию зоны?

— Или по проверке. Говорят, что там… — Омар вдруг выхватил пистолет. Антон был уверен, что он выстрелил в него. Тяжелая серая птица с черными крыльями, ломая сухие ветки, рухнула вниз с соседнего дерева. Она упала на Антоновой стороне. Несколько мгновений он смотрел в ее светлеющие, очищающиеся от жизни глаза. — Через три дня здесь в это же время? — спросил Омар у Золы. — Постарайся с ним увидеться.

Та кивнула.

— Пойдем провожу до дороги. — Они пошли по лесу и вскоре скрылись из вида.

Антон с трудом отклеил щеку от дерева. Омар и Зола стояли перед глазами. Омар — стандартное кровожадное животное, не вызывал ничего, кроме ненависти. Насчет Золы Ан-

тон не сумел составить определенного мнения. Вне всяких сомнений, она была симпатична и умна. В ней угадывалась капелька негритянской крови. У Золы было тонкое лицо, но грубоватые, подвывернутые губы, широкие бедра и длинные сухие ноги, кожа была белая, но с пепельным оттенком. Когда кровь приливала к лицу, Зола не краснела, а темнела. Золотистый цвет распрямленных волос, таким образом, не был их естественным цветом. В чем-чем, а в этом Антон убедился воочию.

Ему крайне не понравилось то, что он услышал. Над его безмятежной сытой жизнью собирались тучи. Антон тупо посмотрел на убитую птицу. Она лежала на спине, уставив в небо очугуневшие когтистые лапы. «Какая неведомая страна? — горько усмехнулся Антон. — Успеть бы унести ноги!» Он никак не мог смириться, что все создающееся в долгих, тяжелых трудах рушится в мгновение ока и как бы само собой.

Антон подумал, что через три дня вполне может выполнить свое обещание инвалидам насчет бабы. Вытащить из-под валуна пистолет — застрелить Омара. Золу — Грише. Взять за нее у Гриши не продуктами или ненадежными рупиями, а золотишком. Антон был уверен, что у Гриши припрятано. Отнять у Елены зажигалку. Дойти до города. В городе обменять зажигалку на карточку личности. Ну а с карточкой личности он — свободный гражданин в свободной стране!

Ноги сами привели Антона к Елене, но ее не было в подвальчике. Антон догадывался, что у нее несколько жилищ. Елена не спешила открывать Антону все. А может, она собирала на болоте травы, которые было необходимо собирать именно на болоте и именно под ночь, когда выпадает роса. Антону не хотелось идти в холодное мокрое болото.

Он вернулся к себе, долго курил на крыльце рухнувшей дачи, глядя на выпирающий из земли, поросший травой холмик. Антон давно собирался раскопать его, но Елена, помнится, сказала, что в хозяйстве не пригодится. Теперь само хозяйство могло не пригодиться Антону. Он выпил для бодрости самогона, взял лопату и принялся копать.

8

Закончил он копать вечером следующего дня. Лопата начала биться о камень. Антон пошел в одну сторону, в другую — камень был везде. Обозначился каменный круг. Пришлось копать в центре круга и по бокам. Антон догадался, что раскапывает какую-то странную, неизвестного назначения чашу. Вскоре из земли показалась узкая ножка, внизу же был каменный куб. С кубом пришлось попотеть. На кубе и стояла чаша. Опасаясь, что железная лопата повредит чашу, Антон стал работать деревянной.

По мере высвобождения чаши из земли обнаружилось, что она состоит из лепестков. Это изрядно позабавило Антона. Была охота людям трудиться! Камень был серый и прочный. Трещин на чаше не обнаруживалось. Елена сказала истинную правду: в хозяйстве эта вещь пригодиться не могла. Разве что собирать дождевую воду.

Пока Антон размышлял, можно ли вымачивать в чаше шкуры, на небо наползли сине-черные тучи, по траве, по кустам ударили крупные прозрачные пулеметные капли. Антон вымок до нитки, пока добежал до котельной.

В котельной было темно. Антон посмотрел в узкое оконце, не увидел ничего, кроме отвесных нитей воды, трясущихся в водяном ознобе ветвей. Время от времени в дождевые серые нити вплетался яркий ломаный зигзаг молнии. Котельная сотрясалась от грома, как будто в нее били прямой наводкой из гаубицы.

Чтобы согреться, пришлось принять самогона.

Наверное, Антон принял больше, чем следовало. Захотелось есть. Еще недавно он бы осадил неурочное желание, а тут лихо вскрыл проникающим ударом ножа банку консервов. Чего экономить, если скоро уходить?

Мысли окончательно спутались. Антон думал о чаше, неизвестно зачем поставленной неизвестными людьми перед домом. Сквозь серые каменные лепестки вдруг проступило пепельное лицо Золы — тонкое, грустное, но с чувственными вывернутыми негритянскими губами. Как она ударила по руке этого Омара, какое отвращение было на ее лице! Антону стало смешно. Он видел Золу первый раз в жизни, а уже все за нее решил. Вернее, не все, а кое-что. Во всяком случае, насчет ее отношения к Омару. Это странное ощущение называлось ревностью. Антон читал о нем в «Дон Кихоте».

Он поднял глаза. В оконце воровато вплыл солнечный луч, пересек, как гипотенуза, котельную, уткнулся в стену, растекся на земляном полу светящейся лужицей. Пока Антон выпивал-закусывал, размышлял о Золе — гроза закончилась.

Он вышел из котельной. На ветках, на листьях, на тонких зеленых лезвиях травы, на широких, с белой подкладкой лопухах сверкали, дробились, вспыхивали капли воды. Они превращались в невидимый пар, поднимались в стремительно высыхающее синее небо. По небу пролегла радуга. Она брала начало в ядовитом болоте, где Елена собирала травы, уходила эллипсом в мир за красной проволокой, где сговаривались о нехорошем Омар, Зола и неведомый капитан Ланкастер, судя по всему, продажная военная тварь.

Антон даже зажмурился, так ярок был послегрозовой пейзаж. Что-то, впрочем, в нем изменилось. Из-за слепящего солнечно-водяного блеска Антон не мог понять, что именно. Но когда глаза привыкли, он увидел, что выкопанная из земли серая чаша с лепестками сделалась совершенно белой. Она как бы притягивала свет, светилась изнутри. Антон потрогал чашу руками. С внешней стороны камень был теплый, с внутренней же — прохладный, в каплях. На дне чаши высыхала песчаная лужица. Антон не знал, что это за камень. В городе все здания были из серого бетона.

Антон долго смотрел на очистившуюся чашу. Он вдруг представил себе, как здесь было раньше: чаша, дом с колоннами, зеленая трава, цветы. «Неужели они не боялись жить на открытых пространствах в домах с большими окнами?» — подумал Антон. Последующие его мысли были слепы, немы. Они больно ударялись друг о друга, разлетались в стороны, чтобы уже не встретиться. Не хватало слов, чтобы их выразить, разъяснить самому себе. Каким-то образом мысли были связаны с канувшей жизнью, с чашей, с Золой. Антону хотелось встретиться с Золой наедине, поговорить. Антон собирался говорить с ней, как если бы сам жил в доме с большими окнами на открытом пространстве в окружении светящихся белых чаш. Он обхватил голову руками, упал на траву. Прежде слов почти всегда хватало, чтобы с максимальной точностью выразить то, что он хотел. Сейчас нет. Антон подумал, что древний, закованный в железо дурак Дон Кихот без труда выражал неизмеримо больше, чем думал. Никак было не избавиться от мысли, что когда-то мир был белой чашей, а сейчас превратился в землю, сожравшую чашу, в лучшем случае — в песчаную лужицу на дне чаши. Произошел невосстановимый разрыв в ощущениях. Потому и нет слов. Как если бы раньше Антон был слеп, а тут вдруг увидел слепящий свет, но свет обернулся для него всего лишь разновидностью слепоты.