А я дура пятая! - Екатерина Вильмонт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дядя, я хочу за тебя выпить!
– Кузьма Филиппыч, тут за вас тост произнесли! – сообщила Дуська.
– А, что? Ну да! Спасибо вам, ребятки! – Он расцеловался с ними, к нему подошли еще несколько человек.
– Дядя Кузя, аллаверды! – крикнул кто-то из ребят.
– Аллаверды? Ладно!
Он встал, поднял бокал.
– Друзья мои, я сегодня счастлив, мой любимый племянник Денька женился на чудесной девочке, я много сил вложил в устройство сегодняшнего торжества, устал как собака и хочу только одного! Потанцевать! Пора переходить к танцам! Ура! Горько! Танцуют все, кто хочет! Карина, идем!
Первый танец был медленный вальс, видно, для раскачки. Он обнял меня, и нас обоих тряхнуло током. Он и вправду танцевал превосходно.
– Карина, я… До того момента, как явился Денька, мне казалось, что мы с вами на необитаемом острове или в звездолете… Только вдвоем…
– И мне так казалось, надо же…
– А вам… вам хорошо было в этом звездолете?
– О да! Очень! Только я бы предпочла необитаемый остров.
– Почему?
– Ну, в звездолете надо быть в скафандре…
– Карина!
– Я что-то неприличное сказала?
– Вы не сказали вроде бы ничего неприличного, но… у меня сразу возникли грешные мысли… Впрочем, эти грешные мысли возникли у меня еще тогда, в подъезде, когда вы так аккуратно складывали мои шмотки, – попытался он свести свои слова к шутке.
Он прижимал меня к себе так крепко, что я вдруг ощутила вибрацию мобильника в кармане его брюк. Но он, похоже, опять уже ничего не видел и не слышал. А мне почему-то стало тревожно.
– Кузьма! Кузьма, у вас телефон звонит!
– Что!
– Телефон!
– Что телефон?
– Ваш телефон звонит!
– Ох, в самом деле!
Он выхватил телефон.
– Алло! Да, я, что? – Он мгновенно опомнился. – Да, говори! Жертвы есть? А среди животных? Черт побери, ладно, я выезжаю! На машине, на чем же еще! Карина…
– Что случилось?
– В телятник попала молния… Там какой-то ураган…
– Кто-то погиб?
– Пока вроде нет, но там пожар… Я должен ехать! Простите меня бога ради! Я вам позвоню! Но билет все равно берите, это ведь через две недели, я до тех пор разберусь! И буду звонить!
– Как вы поедете, вы же пили?
– У меня там водитель!
– Удачи вам, Кузьма!
– Вы не проводите меня до машины?
– Провожу конечно!
Он взял меня под руку и повел к стоянке:
– Ох, простите, я должен позвонить. Алло, Степаныч, готов? Сейчас выезжаем!
Мы подошли к громадному джипу, в кабине которого сидел немолодой мужик.
– Что, Филиппыч, девушку решили похитить?
– Хотелось бы, но увы, в Буткееве пожар на ферме. Гони, Степаныч!
– Ух ты!
– Карина, я…
– Не надо ничего говорить, я все понимаю!
– Да я и так слишком много наговорил.
Он схватил меня, поцеловал в губы и сразу отпустил:
– Все! Я поехал! Буду звонить!
Мне тоже сразу захотелось уехать. Может просто вызвать сейчас такси? Нет, я должна появиться на людях, иначе все решат, что я уехала с Кузьмой. А это пока не нужно. На подходе к месту веселья я вдруг столкнулась в Четырежды Бывшей. Раньше я ее тут не видела.
Она смерила меня насмешливо-презрительным взглядом и громко заявила:
– Ишь как ты о мужика терлась, позорная баба! А он от тебя утек!
– Алевтина Архиповна, что ж вы на такую малую аудиторию работаете? Спешите с этой новостью на Первый канал! Вас тогда вся страна услышит!
– Ах ты засранка!
– Пусть я засранка! Но вы разве не в курсе, что кто-то может завтра выложить в Сеть, как заслуженная артистка, которая по телевизору всех учит жить, ругается на чужой свадьбе? Неосмотрительно!
Она открыла было рот, но тут же его и закрыла. Испугалась, мерзкая баба!
* * *– Филиппыч, ты поспи пока, – посоветовал Кузьме пожилой водитель, работавший у него уже четыре года. – А то как до Буткеева доберемся, уже не поспишь.
– Да вот, Валентин сообщает, что пожар уж потушили. Слава богу, из людей никто не пострадал. И телят всех вывести успели, молодцы!
– А телятник-то новый ставить придется?
– Не знаю пока. На месте разберусь.
– И чего это он вдруг загорелся? Вроде новый совсем, проводка современная. Кабы старая была, а то новехонькая.
– Да говорят, молния…
– Филиппыч, я, конечно, понимаю, бабец первый сорт, но что ж ты совсем голову потерял?
– Ты о чем?
– Что ж там громоотвода не было, что ли?
– Ясное дело, был… так что, думаешь, подожгли?
– Думаю, Филиппыч, думаю! Завистливый у нас народ-то, милое дело богатому соседу красного петуха пустить!
– Ну ты даешь! Хотя… все возможно. Но у нас везде камеры стоят, поглядим, что к чему. Слава богу, хоть никто не пострадал. Да, а что ты про бабца там говорил?
– Про какого еще бабца? Ах да, классная дамочка тебя провожала, мне понравилась!
– Одобряешь, значит?
– Одобряю! Она случайно не замужняя?
– Да нет, вдовая.
– Это неплохо. И так она на тебя смотрела… Хотя чего на тебя не смотреть, справный мужик. Женился бы ты уж, Филиппыч, пора. А детки у ней есть?
– Нету.
– Ну, тогда уж сам бог велел. Ты вон племянника воспитал, женил уже, воспитаешь и своих. Пора, Филиппыч, пора, пятый десяток пошел.
– Да понимаю я… Только это так быстро не делается. Мы с ней совсем мало знакомы…
– Эх, Филиппыч, иной раз два года с бабой хороводишься, и вроде всем она взяла, а как замуж выйдет, такое из нее полезет, не приведи бог! А я вот как свою Настю встретил, через два дня замуж позвал, почуял, то, что надо! И вот уж восемнадцать лет живем душа в душу!
– А знаешь, Степаныч, она в одном доме с Лялей живет.
– Да ты что! На до же… А ты ее к себе возьми, в Питер… Как ее звать-то?
– Карина, ее звать Карина, – с наслаждением произнес Кузьма.
– Надо же, Карина, красивое имя. Ты вот что, Филиппыч, если закрутишь с ней, бери ее в охапку и увози из того дома, а то Ляля твоя ей житья не даст.
– Погоди, рано еще хватать в охапку, она вот недельки через две в Питер приедет, тогда и решим…
– Ну, может, ты и прав, как говорится, поспешишь – людей насмешишь.
– Степаныч, а я, пожалуй, и впрямь посплю немного.
– Поспи, поспи, если что, я тебя разбужу.
Кузьма не хотел спать, ему хотелось закрыть глаза и вспоминать Карину, ее лицо, ее голос, руки… «Глаза у нее карие, яркие… И вся она очень яркая, и еще есть в ней что-то отчаянное, даже хулиганское, с такой женщиной не соскучишься. А при этом она добрая… добрая самаритянка… И если бы не пожар в Буткееве, вполне реально, что она пригласила бы меня к себе… и я бы снял с нее это чудесное платье и все, что там под ним есть, целовал бы ее тело, пахнущее лавандой… Я так люблю этот запах лаванды… А утром я проснулся бы первым и смотрел на нее спящую… И принес бы ей кофе в постель… А она обняла бы меня и шепнула, что ей никогда и ни с кем не было так хорошо… Стоп! – сказал он себе. – Она вдова, и говорят, безумно любила мужа, а муж у нее был знаменитый режиссер, с мировым именем, а ты, Кузьма, чем похвастаться можешь? Агрокомплексом? Доморощенными сырами? Ну, положим, мне есть чем похвастаться. Мой агрокомплекс – один из лучших в стране, если не лучший. И вообще, при чем тут все? Мы с ней среди толпы людей вдруг оказались в звездолете, а это дороже и важнее всего… Ее знаменитый муж умер пять лет назад, она молодая, интересная женщина… Как она сказала, что предпочла бы оказаться со мной не в звездолете, потому что там скафандры… То есть она в тот момент тоже хотела, чтобы я снял с нее это дивное платье… и все, что под ним… Вот приедет в Питер, и сколько бы на ней одежды не было в соответствии с питерской погодой… И нечего комплексовать. Нет у меня в связи с ней никаких комплексов и не будет. Только агрокомплекс! И все!»
