Книга об отце (Нансен и мир) - Лив Нансен-Хейер

«Эта великая трагедия заставляет нас невольно преклонить колена. Она затрагивает самые сокровенные душевные струны, и горе  невольно выражается в человеческом сочувствии — ни в одной стране за пределами Великобритании это не ощуща­ется так сильно, как в Норвегии. Сквозь нашу скорбь проби­ваются восхищение и гордость, что и наш век еще дарит таких людей».

Нансен был убежден, что экспедиция погибла из-за цинги он также был твердо убежден, что, если бы Скотт послушался'его настоятельных советов и взял с собой собак и обычные сани вме­сто пони и моторных саней, бессмысленной гибели экспедиции можно было бы избежать. «Тогда он был бы сейчас с нами» — писал он своему другу — ветерану полярных исследований Клементсу Маркхэму[153], выступившему с наиболее оскорбительными заявлениями об «окутанном тайной путешествии» Амундсена. Нан­сен не разделял господствовавшего в Англии отношения к скоро­палительной экспедиции Амундсена. Он считал, что англичане не­правы, закрепляя за Скоттом монопольное право на Южный по­люс. Он защищал Амундсена не потому, что тот нуждался в под­держке, а потому, что разделял его взгляды и находил убедитель­ными его доводы.

Экспедиция к Южному полюсу с точки зрения исследования полярных районов действительно была более актуальна, чем новое плавание «Фрама» в Ледовитом океане. Отец первым сумел оце­нить по достоинству способности и силу духа Амундсена, без ко­торых не было бы победы, и он не мог поэтому оставаться безраз­личным к удаче норвежской экспедиции. Завоевание Южного полюса стало событием, утвердившим ведущую роль Норвегии в истории полярных исследований.

Но я часто задумывалась, как все-таки относился отец к пове­дению Амундсена в глубине души? Пришло бы ему самому в го­лову взорвать этакую «бомбу»? Едва ли! Его взгляды отличались от взглядов Амундсена, соперничество не имело для него такого большого значения. Поэтому ему было не по душе, что экспедиция превратилась в гонки. Не очень понравилось ему и письмо Амунд­сена Акселю Хейбергу, в котором тот прямо заявлял, что «всту­пает в борьбу с англичанами за Южный полюс» и видит практи­ческую задачу в том, «чтобы прийти первым».

На мой взгляд, Амундсен не только выиграл в гонке со Скот­том, но одновременно и оттеснил отца. Но я не замечала, чтобы отец рассуждал так же, конечно, нет. В тот момент вся его жизнь была безраздельно посвящена океанографическим проблемам. Для него было важно использовать время, силы и людей так, чтобы как можно больше продвинуть норвежскую океаногра­фию совместными усилиями. Именно поэтому он так горячо поддержал планы Амундсена об экспедиции в полярные районы. По этой же причине маловероятно, что он был в восторге от пла­нов новых экспедиций к Южному полюсу. Отдавая себе пол­ный отчет в том, что у Амундсена — полярного исследователя могут быть другие мотивы, он все же сделал все возможное, чтобы убедить его в том, что изучение моря и атмосферы пред­ставляет для человечества гораздо большую ценность, нежели «простые путешествия», как говорится в одном из его писем к Амундсену. Еще в 1909 году, когда в Норвегии была разрабо­тана большая программа в области изучения Атлантического океана, он обращается к Амундсену, стараясь привлечь его к этой работе:

«Исследование Атлантического океана будет иметь для нас осо­бое значение, только тогда у нас появится надежда разрешить важные проблемы, связанные с циркуляцией водных масс во всем океане. Будет непростительно не использовать полностью такую возможность. Работу, которую Вы могли бы при этом провести, я по ее объему и значению для будущего поставил бы рядом с той, которую Вы сможете провести во время Вашего дрейфа в Ледо­витом океане».

Одно совершенно ясно: отец не допускал и мысли, что Амунд­сен после путешествия к Южному полюсу будет почивать на лаврах. В их переписке часто встречаешь строки, в которых отец старается не дать остыть планам о северной полярной экспедиции. Когда Амундсен падает духом, теряет веру в себя, колеблется и говорит об отсрочке, Нансен безжалостно напо­минает, что сделано лишь полдела. В апреле 1913 года отец пишет Амундсену:

«Могу Вам сказать то, чего Вы, по-видимому, не поняли,— ни одному человеку не принес я такой жертвы, как Вам, от­казавшись от экспедиции к Южному полюсу, которая должна была завершить дело моей жизни в области полярных иссле­дований, отказавшись от «Фрама» ради того, чтобы Вы могли совершить свой полярный дрейф. Чего мне будет стоить отказ от всего, что давно было задумано, с чем я сжился, я не сразу до конца осознал, хотя, надеюсь, ни разу не дал Вам этого почув­ствовать».

Не удивительно поэтому, что Амундсен всегда смущался и по-мальчишески робел перед отцом. Он ведь, единственный из всех, знал, почему отец отдал ему «Фрам». Мне известно от отца, что он не таил на Амундсена обиды, не питал к нему горьких чувств. Однако разочарован он был.

Только однажды я видела Амундсена естественным и непри­нужденным рядом с отцом. Это было в день рождения Амундсена в 1926 году, когда в крепости Акерсхус был устроен народный праздник. Мы все, участники автомобильного кортежа, собрались и «Гранд-отеле». Кроме виновника торжества и отца, там были чле­ны праздничного комитета и некоторые близкие. Амундсена и Нансена усадили в открытую машину, а мы поехали в закрытых такси. Вдоль всего пути, пока кортеж двигался по Карл-Юхансгате и Киркегате,  стояли люди  и  приветствовали  их  криками   «ура».

Оба героя полярных экспедиций были в приподнятом настрое­нии и по приезде в Акерсхус произнесли по-настоящему трогатель­ные речи в честь друг друга. Нансен чествовал «великого полярного исследователя нашей страны» за все его подвиги и особенно за последний — он только что вернулся из полета к Северному полюсу на дирижабле «Норвегия». Амундсен благодарил «вели­кого пионера, произведшего настоящий переворот в подготовке и проведении всех полярных экспедиций, с самого начала помогав­шего мне и проложившего мне путь».

Публика разразилась несмолкаемыми аплодисментами, гре­мело «ура». А когда эти седовласые мужи стояли рядом и с уди­вительной скромностью переадресовывали приветствия друг другу, ликованию не было предела.

Два года спустя Амундсен нашел свою могилу в том ледяном море, которому он посвятил всю свою жизнь. Нансен произнес глубоко взволнованную речь в память Амундсена:

«Он навеки займет особое место в истории географических исследований как человек, выросший из сокровенных глубин сво­его народа...

Как недавно начался его путь, и вот он завершен. А сколько великих деяний он вместил.

В нем жила какая-то взрывчатая сила. На туманном небо­склоне норвежского народа он взошел сияющей звездой. Сколько раз она загоралась яркими вспышками! И вдруг сразу погасла, а мы все не можем отвести глаз от опустевшего места на небо­своде. Амундсен не был ученым, да и не хотел им быть. Его влекли подвиги и действие. Потому и стал он немеркнущим образцом для молодежи нашего времени. Во всей его деятельности мы чув­ствуем его неотступную мужественную волю. Как сказал Ибсен, «Будь верен самому себе, и ты завоюешь венец жизни». Он был верен лучшему в себе. Все свои зрелые годы и все, что имел, он пожертвовал для осуществления идеалов своей юности.

Столетиями имя его, в лучах северного сияния, будет сверкать над молодежью Норвегии.

Люди, равные ему мужеством, волей, заставляют верить в на­род и в его будущее. Еще молод мир, если он порождает таких сынов».

V. ГОРЕСТИ И РАДОСТИ ЛЮСАКЕРА

Отец был очень доволен научными результатами плавания к Шпицбергену в 1912 году. Хотя льды и не пустили «Веслемей» так далеко на север, как ему того хотелось, все же проведенные отцом наблюдения доказывали, что его теория глубинных вод была верной.

Особенно большую работу отец проделал, исследуя проблему возникновения и обновления придонных вод. Наблюдения, сделан­ные во время плавания на «Фраме», показывали, что уже на глу­бине 400 метров и более вода настолько гомогенна, что существо­вавшие тогда приборы не в состоянии были установить различия в солености воды на разных глубинах. Позднее Нансен произвел новые измерения в Норвежском море, пользуясь уже собствен­ными усовершенствованными приборами. Однако в Ледовитом океане ему так и не удалось получить новых проб придонных вод. Тогда он предпринял свое плавание 1912 года. «Веслемей» нахо­дилась в океане более трех месяцев, и лишь в конце сентября отец и Коре вернулись домой.

Коре с жаром рассказывал о рыбной ловле и охоте, о дрей­фующих льдах и огромных ледниках на севере, о штормах во время обратного плавания. Отец был взволнован и растроган встречей с нами.

«Подумать только, как вы все выросли, ребятки!»— и он, смеясь, разглядывал троих младших, которые и впрямь сильно выросли за последние годы.