Доказательство (СИ) - Сергеева Ксения

— Слушай, а как ты с ними управляешься?

Пёс вздрогнул, голос Ёла выдернул его из размышлений.

— С кем?

— С душами, — Ёл наконец оторвался от своей бумажки и посмотрел на Хранителя.

— Как? — молодой человек задумался на несколько секунд. — Всё не так сложно, как может показаться. Техника, да и только. Другое дело, что все они требуют понимания, снисхождения, интереса к себе. Самостоятельные слишком, а всё как дети.

— А ты? — калека спрашивал осторожно. Его немного смущала такая разговорчивость обыкновенно молчаливого Пса. Он был опасен: Ёл понял это как только впервые увидел темный взгляд и прямую напряженную линию губ. Мужчина съеживался всякий раз, когда Хранитель появлялся поблизости. Сейчас рядом нет Мана, который обычно легко сворачивал силу Пса на себя, а Ёл пронзительно ощущал одиночество и безнадежность, хватаясь за разговор с Гончим, чтобы хоть как-то смягчить нахлынувшие эмоции.

— А что я? Послушаю, покиваю, иной раз и помогу: бывшим родственникам передать что-нибудь, о новом теле позаботиться, график с Геометром прояснить…

— А бунтующие?

— С теми и разговор короткий. Если Ману не удается утихомирить, то циркуль в дело идет. — калеке вовсе не хотелось знать, что происходит с душой, если «циркуль идет в дело», а вот Пёс говорил обо всем так, словно рассуждал о походе за грибами или покупке нового пиджака. Лишь сначала он пугался обязанностей, старался не применять силу, но затем осознание собственных возможностей раскрылось перед ним. Гончий спокойно смотрел на бунтующих, ловко справлялся с неуравновешенными, иногда даже улыбался по вечерам. — А если Там что не нравится, человека в сон, а душу на ковер. Пусть с Геометром объясняется. Мое дело маленькое — доставить, но если что серьезное, то это не ко мне, к нему. Ответственность — дело хлопотное, Геометр это любит, а я — нет.

— А ты не знаешь, где та, моя?.. — Ёл наконец задал вопрос, который так давно волновал его.

— Знаю, — Пёс внимательно посмотрел на калеку. — Подробности не разглашаю, но она развивается вполне мирно. Быстро тело нашла. Растет. Ты ей хороший запал дал.

— Я?

— Ну, ты, — Пёс вздохнул так, словно ему приходилось объяснять урок первокласснику. — Чего удивляешься? Ты ведь не одиночкой в жизни был. Не то, что сейчас, — тут Хранитель хмыкнул. — А те, кто не одиночки, для души полезны.

— Правда? — Ёл медленно свернул лист с чертежом.

— Правда. Отдаешь много. Много приобретаешь. Закон.

— Расскажи, а?

Пёс снова вздохнул. Хотя он не любил говорить, сейчас чувствовал необходимость как-то помочь этому потерянному человеку. Быть может, потому что и себя ощущал потерявшимся в выходке учителя? Хранитель постарался отогнать от себя такие мысли:

— Душа сына о тебе не забыла. Да выразить не может, пока не сольется с твоей кровью в его теле. Щуплый он у тебя какой-то, — пёс поморщился. — А душа сильная у него. Да я не о ней, а о твоей. Ты же семью любил, работу свою, жизнь. Такие графики, как твой, редкость. Чтобы всё так мирно шло до перехода. Потому, видимо, ты здесь до сих пор. Если бы жизнь ломала тебя, так и не желал бы ее вернуть, верно?

— Да, так.

— Так. И отдавал ты любимым много. Это ты и без меня знаешь. Постоянно только о том и говоришь. Только сейчас. А тогда делал это неосознанно. Просто потому, что любил их. Вкладывал душу, как люди говорят. И отдавая, только приобретал, потому что любовью тебе и воздавалось. Такая душа, как твоя бывшая, — настоящее сокровище. Любви в ней много, веры. По новому графику, если всё правильно пойдет, отличный человек получится. А тебе о ней жалеть нечего. Всё одно не вернуть. Успокоился бы, отпустил… А ты уперся желанием — и хоть ты что делай!

— Так ведь как иначе? Я домой хочу попасть. К жене, детям.

— Ой, калека, говорили тебе, говорили, как об стену горох. Нельзя так. — гончий резко замолчал, в который раз запуская руку в пустой карман плаща. Циркуль давал чувство уверенности. Нет, он не был необходимым инструментом — сила Пса высока настолько, что запросто могла разрешить необходимые вопросы лишь усилием духа, однако Хранитель не спешил высвобождать свои способности, постоянно повторяя, что еще не время для них… Еще не время.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ёл поднял глаза на молодого человека. Сколько уже лет этот парнишка не старится, живя под сенью Теневой и служа Геометру и его прихотям? Десятки. И вот морщинки пролегли в уголках прищуренных глаз и на переносице — Пёс вечно хмурится. Деловой. Серьезный. Когда-то и Ёл выглядел так. Он был строителем. Работа ответственная, но домой Ёл всегда возвращался с улыбкой. Сейчас он не мог вспомнить, но тогда его звали Андреем, он был смешливым и баловал детей. Тонкая и звонкая, старшая, визжала: «Папка!» и бросалась на шею, а Володька из детской тащил, едва не надрываясь, большущий грузовик — показать. Жена, смотрела, улыбаясь, прислоняясь плечом к дверному косяку, а он ловил ее взгляд, подмигивал и уходил мыть руки.

Это воспоминание было единственным из сохранившихся. Раз от раза оно всплывало, стоило только развернуть чертеж. Но краски постепенно смывались, чувства притуплялись. С ожесточением и упрямством бывший строитель хранил его, бережно восстанавливая ускользающие детали. Он не помнил, почему любил жену, не знал, когда родилась его дочь, утрачивал понимание привязанности к сыну, но одно секундное воспоминание стало для него идеалом, который нужно воссоздать в точности, и никак иначе. А еще был страх. Темный проулок. Несколько мужчин. Острейшая боль. И чернота. Он понимал, что так погиб, но желание вернуться оказалось сильнее осознания. Нет, нет, он не мог позволить кому-то сломать то, что настолько важно. Важно и, как оказалось, хрупко. Поэтому нужно вернуться, укрепить, насытить новым каждую минуту, что можно выторговать у Геометра, у самого течения жизни. Ёл не отдавал себе отчета в желаниях, а окружающие его товарищи никак не могли найти слова, чтобы донести до него смысл происходящего.

— Нельзя, нельзя, все так говорят, а вот Геометр…

— А что Геометр? — в голосе Пса все же прозвучала обида и не прошедшее изумление. — Видел сам, зачем он за всё это взялся.

— Подумать только…

— Он и не планировал ничего делить. — Пёс никак не мог поверить в то, что наставник, обычно столь откровенный, не рассказал ему, не спросил совета, да хотя бы мнения. Всё-таки вместе они шли рука об руку не один десяток лет — пусть и похожи годы в Теневой на быстро летящие дни. — А уж как всё спланировал! Да только не проста душа у парнишки, не проста, — молодой человек пожевал губу. — Как она надоумила его циркуль стащить? Похоже, связь у них сильная. И в Теневую протолкнула… И дерзит… И оберегает на расстоянии… — взгляд Пса начал метаться по комнате. — Такая связь с телом только у Кристаллических и бывает…

— У каких? — Ёл с трудом улавливал ход мысли Гончего.

— Так вот почему она так сильно Геометру понадобилась! — глаза Пса блеснули.

— Да ты о чем?

— Душа у твоего сына Кристаллическая!

— Это что значит? — калека никак не мог взять в толк, что происходит и отчего так переполошился хранитель.

— А то и значит! У нас с тобой, Ёл, большие проблемы. Вот что это значит.

Ёл подобрался поближе к Псу, медленно съезжающему по стене на пол.

— Да что с тобой? Что за Кристаллические?

— Они особенные. Состоят не только из энергии. Как же я не усмотрел? Как же я пропустил? Спешил. Спешил. Вот всегда говорит Геометр «не надо спешить», а я поспешил. Не увидел. А он увидел. Увидел и ничегошеньки не сказал. Как опасно. Опасно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Да что опасно-то?!

— Кристаллические не просто так в мир приходят. Они вообще не приходят. Они испокон века существуют. Крупицы силы Создателей. На них нанизывается весь опыт жизни. Ничего не стирается. Всё сохраняется. Такими душами гении живут. Если могут вынести. Всё зависит от графика. Передавать такую душу вообще нельзя. Она крепче алмаза, сильнее урагана. Ох, опасно, как опасно, — Псу показалось, что он наконец понял задуманное Геометром. Гончий сглотнул подступающую панику.