Девственники в хаки - Лесли Томас

Окончательно разбуженные трескучей пальбой, Бригг и Синклер, спотыкаясь, ринулись к воротам лагеря, где, собственно говоря, и находился вверенный им пост. У ворот их едва не расстрелял в упор перепуганный малайский солдат, но он, к счастью, забыл снять оружие с предохранителя.

Когда началась стрельба, шестеро солдат из пенглинского гарнизона, – невинные, как девочки-герлскауты, – мирно спали в палатке-колоколе ногами к центральному столбу. После первых же выстрелов рядовой Таскер, завывая в темноте, словно слепой волк, ринулся навстречу неясному светлому пятну, которое он принял за дверь.

Единственным человеком, который в этой суматохе действовал собранно и целеустремленно, был сержант Дрисколл. Прибыв к своему подразделению, он сразу увидел, что из стены палатки торчит голова Таскера, который стал похож на полуодетую лошадь из школьной пантомимы. Выстрелы затихли, а большинство новобранцев, перестав бестолково метаться из стороны в сторону, плашмя лежали на земле.

– Что случилось, Таскер? – сурово спросил Дрисколл.

– Я застрял, сержант, – пожаловался солдат. – В темноте мне показалось, что это и есть дверь.

– Но это была не она, верно?

– Никак нет, – вынужден был признать Таскер. – Просто сраное маленькое окно. Но ведь было очень темно…

Дрисколл резко, по-регбийному, толкнул Таскера ладонью в лоб, и его голова благополучно выскользнула из тесной дыры. Потом сержант протопал ко входу в палатку, где сгрудились остальные ее обитатели. Здесь были Джекобс, Лонтри, впавший от волнения в ступор капрал Брук, а также рядовые Фостер и Вильерс, крепко державшие друг друга за руки.

– Дерьмо собачье! – выругался Дрисколл. – Какого черта вы их нацепили? Зачем вам пижамы! Вы же не… не… Вы находитесь на военной службе, черт побери! Вам

не положено!…

Его голос задрожал и сорвался.

– Но нам никто ничего не сказал, – несмело возразил Лонтри. – Вот мы и…

– Боже всемогущий! – прошептал Дрисколл. – Боже всемогущий и милосердный!…

Он посмотрел на Вильерса и Фостера.

– Прекратите держаться за руки! – рявкнул он вдруг.

За палаткой послышалась какая-то возня. Дрисколл быстро взвел «стэн» и пошел в обход, двигаясь нервным, пружинистым, как у охотничьей собаки, шагом. Вскоре он вернулся в обществе начальника учебного сбора Уилфри-да Бромли Пикеринга.

– Все в порядке, сержант, – успокоил Дрисколла полковник. – Все в порядке, мальчики. Не надо волноваться. Просто один из наших молодых солдат испугался и начал стрелять во что-то, что ему привиделось в темноте. Вполне простительная ошибка. Так что давайте спать, мальчики, это было не нападение. По местам, по местам…

Дрисколл выстроил свое одетое в пижамы отделение и, отдав команду «смирно», четко отсалютовал полковнику. Затем он отправил новобранцев в палатку, досыпать. Сначала, правда, он хотел спросить их, почему они не захватили с собой плюшевых мишек и кукол, с которыми привыкли ложиться в кровать дома, но передумал. Скорее всего, это было просто бессмысленно. Что же случилось с армией, Боже, что же с ней такое, если по тревоге сам полковник появляется перед подчиненными в шелковом розовом ночном халате, да еще с вышитой на спине голубой антилопой?

Рассвет налетал, как правило, с востока, со стороны океана. Все начиналось и кончалось минуты за три, в течение которых утреннее

небо неистово полыхало малиново-алым, а в рощицах за болотом, сотрясая листву, бесчинствовали невидимые стаи обезьян.

В семь утра весь лагерь уже был на плацу – на пыльной площадке, с четырех сторон окруженной палатками. Выстроившись повзводно, солдаты старательно высовывали языки, пока офицер медицинской службы проходил по рядам, вкладывая в разинутые рты пилюли от малярии.

После утреннего осмотра те, кто был свободен от нарядов по лагерю, расходились, чтобы продолжить ежедневные занятия. Напутствуя их, полковник Пикеринг, словно заклинание твердил одну и ту же фразу: «Постарайтесь не попасть в беду, парни, держитесь подальше от неприятностей».

Под неприятностями Уилфрид Бромли Пикеринг подразумевал опасность. Здесь, в Баксинге, его денно и нощно преследовал страх, что однажды учебный патруль вернется из джунглей, неся на куске парусины простреленное тело товарища. Каждый раз. когда он смотрел вслед бредущей к южным или северным воротам группе молодых людей, одетых в зеленые, в цвет подлеска, маскхалаты, панамы с обвисшими полями и высокие полевые ботинки на шнуровке, немного похожие на боты, которые носили еще их бабушки, сердце его сжималось от предчувствия несчастья, а веко невидящего глаза трепетало, словно крыло готовой вспорхнуть птицы.

Тропинка, уходившая от лагеря на юг, пролегала по узкой полоске твердой высохшей земли, которую с одной стороны ограничивало топкое болото, а с другой – песчаные или каменистые пляжи и море. Обычно по утрам Бригг оказывался в отряде Дрисколла, однако на четвертый день сборов он обнаружил себя в арьергарде отделения, которым командовал сержант Любезноу. Бригг шел последним и, в случае чего, должен был во весь дух мчаться обратно в лагерь, чтобы сообщить о нападении. С этой задачей, как считал сам Бригг, он был вполне способен справиться.

Дрисколл действовал дерзко и изобретательно, он выбирал самые неприметные тропки, ведущие через чащу или вонючее болото, и Бриггу порой хотелось напомнить ему, что полковник велел держаться подальше от неприятностей.

Но он, конечно, этого не делал. Вместе с остальными он припадал к земле и, отрезанный от голубого тропического неба, чуть не ползком продирался сквозь спутанные ветви в зловещем сумрачном тоннеле сплошной зелени, где солнце, с трудом пробиваясь сквозь плотное кружево листвы, лишь изредка било в глаза короткими яростными вспышками. Каждый шорох, каждый писк и скрип, каждый запах и треск, – а то и просто абсолютная ти-

шина, – все ассоциировалось с опасностью, заставляя Бригга тревожно озираться.

Бригг часто воображал себе, как две сотни партизан, – а именно во столько человек оценивалась численность банды коммунистов, действовавших в районе Баксинга, – дожидаются Дрисколла, затаившись в густом подлеске. Две сотни… Он думал об этом глядя на жирную муху, присевшую напиться пота на шею бредущего впереди рядового, или прислушиваясь к бормотанию малайских солдат, которые часто присоединялись к ним. «Маши, маши…» – шептали они вполголоса, а Бригг уже знал, что это слово означает «смерть».

Но, как ни странно, никто из них еще ни разу не попал в засаду, никого не настиг град пуль, выпущенных в упор из ближайшего куста. Их вообще никто не беспокоил. Единственным звуком, указывавшим на то, что в этих враждебных джунглях есть люди, было их собственное натужное дыхание. Однажды, правда, Таскер случайно выстрелил из своей винтовки, едва не попав в идущего впереди солдата – пуля прошла в какой-нибудь четверти дюйма от его уха. Это было серьезным проступком, и Таскеру грозил военный трибунал. Действуя в полном соответствии с каким-то подпунктом какой-то статьи дисциплинарного устава Королевских вооруженных сил, Дрисколл доложил о происшествии, но офицер артиллерийско-технической службы, к которому в конце концов попало дело Таскера, как раз в тот день куда-то засунул свой автомат и поэтому не мог спокойно вынести даже упоминания о трибунале.

Отделение под командой Любезноу двигалось менее сложным маршрутом, направляясь к кампонгу – малайской деревне, стоявшей на берегу ленивой зеленой реки к югу от лагеря. Отряд шел, как всегда, осторожно, то скрываясь в кудрявых зарослях на краю леса, то снова выбираясь на свет.

Бригг, которого одолевали дурные предчувствия, держал свою короткую винтовку наперевес и отчаянно вертел головой. Дело кончилось тем, что он чуть не налетел на огромный муравейник высотой футов в семь. Сам Бригг почти не пострадал, однако ствол винтовки основательно забился грязью, полусгнившей листвой и муравьями, которых поместилось там не менее трех тысяч. Чистить оружие было некогда, и Бригг только усердней обычного молился, чтобы ему не пришлось сегодня стрелять.

А Любезноу явно что-то задумал. Когда опушка леса была уже совсем близко, он вдруг остановил отряд на большой, круглой, как тарелка, поляне, посреди которой лежал яркий солнечный блин, похожий на свет театрального прожектора. Трава здесь была сухой, жесткой и кишела насекомыми. За деревьями на южном краю поляны находилась деревня – оттуда доносились детский плач, визг пилы и медленный, монотонный мотив малайской песни.

Любезноу сказал:

– Мы должны прочесать деревню. Внимательней осматривайте дома – жители могут прятать оружие и боеприпасы для бандитов из джунглей. Я, во всяком случае, был бы очень удивлен, если бы у них ничего такого не оказалось. Наша задача – собрать жителей на площади в центре деревни, а потом пройтись по их лачугам. За мной!…