Сентиментальный убийца - Марина Серова

Пуля была маленькая, она не отбросила мою жертву, как то бывает при стрельбе из «стволов» большого калибра. Она просто вошла в голову в районе нижней части лба, а вышла из правого уха, порвав мочку.

Вот это и называется пуля со смещенным центром тяжести. Теоретически она может попасть, скажем, в затылок, а выйти из пятки или хоть из прямой кишки — ее пути не менее неисповедимы, чем…

Впрочем, не стоит грешить, допуская подобные вольные сравнения.

Второй, совершенно лысый худой парень, пронзительно, по-бабьи взвизгнул и бросился на меня. Тут я, не мудрствуя лукаво, уклонилась от его первого, по-мамаевски стихийного наскока, а потом от всей души зарядила в солнечное сплетение.

Правой ногой.

Потому что, как говорится, неохота руки марать…

Этот второй буквально задохнулся от боли, его отбросило к окну и переломило пополам. Пытаясь сохранить равновесие и восстановить дыхание, он конвульсивно хватанул руками первое, что попалось… а именно одно из тех плотно прикрытых жалюзи, недавно удостоившихся моей похвалы.

Равновесия лысый, естественно, не удержал и свалился прямо на обогреватель «Dragon de longhi», а сверху на него рухнуло сорванное жалюзи.

В этот момент в комнату ворвались те трое, с которыми я столь коварно обошлась в прихожей. Они все еще кашляли и моргали, как наглотавшиеся тополиного пуха коровы, но вид у них был еще более угрожающий.

— Драная шалава!

Я инстинктивно припала к полу и бросилась за кресло, подтягивая к себе Геннадия Ивановича. В кресло тут же вошла целая автоматная очередь, и я подумала, что в роли барьера оно долго не продержится.

Я выхватила из сумочки пистолет «К-56», стреляющий парализующими дротиками, и выстрелила в определенно намеревавшегося достичь нас парня с «узи», на переносице которого тлела внушительная ссадина.

По всей видимости, это след от моего удара.

Однако я недооценила своего противника: ему удалось уклониться от губительной металлической иголочки, тонко пропевшей в воздухе и вонзившейся, кажется, в книжный шкаф.

Тут мальчики поняли, что Восьмое марта уже прошло и что преподнести мне подарок в лице самих себя им так просто не удастся.

Придется начинать более осторожную тотальную осаду.

Впрочем, главное, что грело им душу, — это, по всей видимости, вид турунтаевского сотовика, который он так неаккуратно выронил на пол и попался под ноги одному из киллеров. И, разумеется, был благополучно раздавлен.

По их мнению, теперь Геннадий Иванович не сможет оперативно вызвать подмогу.

И в этом они были правы.

— Извините, Геннадий Иванович, — пробормотала я. — Кажется, сейчас я немного испорчу вам паркет.

И я вынула из сумочки маленькую коробочку в форме сигаретной пачки, представлявшую собой как бы набор теней, а в действительности содержавшую несколько десятков граммов пластита и снабженную ртутным детонатором, взрывавшимся от сильного удара или сотрясения.

— Что это? — скороговоркой выдавил Турунтаев пепельно-серыми губами. — Сейчас… с-с-с…

Наверно, он хотел сказать: «Сейчас не время наводить красоту». В этом он был прав: я собиралась отнюдь не наводить — я собиралась портить красоту.

Красоту турунтаевской квартиры.

Я взвесила коробочку на ладони, а потом швырнула ее в сторону нападавших.

И угодила точно в подбиравшегося к креслу, ставшему нам защитой, верзилу с «ПМ» — того самого, что с такой мерзенькой улыбочкой закрывал за моей спиной входную дверь квартиры Геннадия Ивановича.

Точнее, коробочка угодила в пол перед ним, но силы взрыва вполне хватило, чтобы отшвырнуть амбала на несколько метров назад, при этом совершенно его обезобразив и превратив лицо в страшную жженую маску.

Его развернуло в воздухе спиной к полу и отбросило… он врезался головой в тяжелое, с фигурными радужными разводами стекло резного книжного шкафа старинной работы… тяжелый осколок вонзился парню в горло.

Но он ничего этого не почувствовал: в момент контакта со шкафом он был уже мертв.

— Суччка-а-а-а! — прорезал пространство сдавленный вопль, и парень с «узи» выскочил из-за массивной колонны, служившей ему укрытием, и открыл огонь на поражение.

Мне удалось выстрелить в него из пневматического пистолета и отползти дальше, за роскошный кожаный диван, почти в самый угол комнаты, волоча за собой Турунтаева — туда, где у окна корчился накрытый жалюзи лысый бедолага.

Но о нем я забыла.

Как потом выяснилось — совершенно напрасно.

Парень с «узи» разнес в щепки кресло, разбил очередью абажур, прошил даже картину на стене, хотя непонятно, чем она ему помешала. Я швырнула в него пневматическим пистолетиком, в котором уже не осталось ни единого дротика, и это неожиданно помогло.

Пистолет попал в лицо киллера и — надо же такому случиться! — в то самое место, в которое я приложила его несколько минут тому назад в прихожей.

Он взвыл и едва не выронил от боли автомат — и этого мгновения замешательства мне вполне хватило.

Я выметнулась из угла, как пантера, — вероятно, он мог бы среагировать, если бы ожидал такого маневра, а не насыщался болью, хватаясь за лицо. Я буквально вцепилась ему в горло… непостижимо, как он успел перехватить мои руки, уйдя от смертельного для него выпада… но уже следующий удар парировать ему не удалось.

Ничтоже сумняшеся я ударила ему между ног, он сдавленно простонал и, обернувшись вокруг своей оси, как багдадская танцовщица, совсем не в восточных традициях мешком свалился на пол.

— А-а! — торжествующе проговорила я и, наклонившись, подобрала «узи», выпавший из руки так нерасчетливо уронившего свое мужское достоинство амбала (ударь я посильнее, это произошло бы едва ли не в буквальном смысле!).

И начала разгибаться.

Но закончить этот процесс мне не было дано.

Сильнейший удар обрушился на мою голову, еще один пришелся в основание черепа, и я, потеряв равновесие, тяжело подалась вперед. С выросшим в ушах глухим уханьем все опрокинулось… колыхаясь, как потревоженная водная гладь, в глаза одним стремительным прыжком бросился ярко натертый паркет, что-то гулко ударило в лоб…

И все померкло.

Впрочем, я быстро пришла в себя. Вероятно, беспамятство продолжалось несколько секунд, но этого вполне хватило нашим врагам.

Я увидела, как с пола медленно поднимается минутой ранее вырубленный мной парень.

Как ухмыляется надо мной лысый, в руках которого я увидела осколки разбитого телефонного аппарата. Массивного аппарата, старинного образца. Килограмма полтора.

Вероятно, именно он ударил меня — и именно этим аппаратом. А потом добавил кулаком.

Подошел третий — с автоматическим шприцем в руках.

Именно этот, последний, легко ухватил за шкирку Турунтаева, тряхнул его, а потом, бесцеремонно швырнув на пол, произнес следующую достойную всяческого внимания речь:

— Ну, шалава, тебя же добром просили! А коли ты решила попутать… мочилово нам тут захороводила…

— Да че разговаривать? — хрипло проговорил парень с «узи» (он отобрал его у меня и вернул в свое владение). — В расход и — ноги отсюда! А то мало ли че!

— Эт верна-а, — отозвался тот и притянул к себе Турунтаева. А парень с «узи» шагнул ко мне и направил пистолет-автомат на меня.

Его лицо страшно перекосилось, когда палец на курке дрогнул, и у него вырвалось хриплое:

— Ну… что же ты заглохла, сука…

И тут произошло нечто необъяснимое.

…Оконные стекла негромко хлопнули, и вокруг образовавшегося небольшого белого кружка с аккуратным отверстием в самой сердцевине, зазмеились и расползлись во все стороны, хищно извиваясь, прихотливые трещины. Оба стекла на долю мгновения упруго завибрировали в напрягшемся воздухе и с грохотом и звоном рухнули десятками больших и малых полос и осколков прямо на сжавшегося под окном Геннадия Ивановича.

А на груди амбала с «узи» быстро набухало, расплывалось кровавое пятно.

Он выронил пистолет, посмотрел на меня округлившимися от предсмертного изумления глазами — в них не было боли, только слепое, обвальное ошеломление! — и на подломившихся ногах рухнул прямо на двумя секундами ранее потерявшего сознание Турунтаева.

Человек с пистолетом-шприцем вскрикнул и попятился, но тотчас же две пули угодили ему в грудь, и его откинуло назад.

Непонятно, как при такой отдаче мог устоять на ногах мой несостоявшийся убийца — вероятно, пули были выпущены из крупнокалиберного оружия.

Последний уцелевший — тот самый лысый, что ударил меня телефонным аппаратом, — вместо того чтобы припасть к полу и лежать, бросился к дверям, чтобы выбежать из комнаты…

Он не добежал до двери, вероятно, двух метров: его голова разлетелась буквально на куски. Его швырнуло об пол, и он, проехав метра полтора, застыл на пороге.