Русское старообрядчество - Дмитрий Урушев

В своем тереме набожная боярыня привечала недужных, юродивых и странников. От них она узнала о чернице Мелании, ученице Аввакума. Морозова призвала старицу к себе, поселила в своем доме и стала ее смиренной послушницей.

В это же время Феодосия захотела принять иночество. Не раз она обращалась к наставнице, умоляя постричь ее, но Мелания не спешила. Тайный постриг свершился лишь осенью 1670 года. Боярыня Феодосия Прокопьевна стала черницей Феодорой.

Между тем Алексей Михайлович овдовел и решил снова жениться. Свадебный пир должен был состояться 22 января 1671 года. Позвали на него и Морозову, первую придворную боярыню. Но боярыни Морозовой больше не было, была лишь инокиня Феодора. И она отказалась, сославшись на болезнь:

— Ноги мои сильно болят, не могу ни ходить, ни стоять.

Царь не поверил и воспринял отказ как тяжкое оскорбление. С тех пор он люто возненавидел праведницу и искал случая покарать ее, а заодно и присоединить к казне огромное состояние Морозовых. Когда царь узнал, что боярыня придерживается старой веры, это послужило поводом для опалы.

В начале Рождественского поста 1671 года стало ясно, что Морозову ждет тюрьма. Однажды государь сам говорил об этом с приближенными, среди которых был князь Петр Семенович Урусов, муж Евдокии — сестры боярыни.

В тот же день Урусов рассказал жене об участи, уготованной Морозовой, и разрешил ей в последний раз повидаться с сестрой. Евдокия допоздна задержалась у боярыни и осталась ночевать.

Глубокой ночью раздался стук в ворота, крики и лай. За Морозовой приехали. Боярыня пробудилась в испуге, но Евдокия ободрила ее:

— Сестрица, дерзай! С нами Христос — не бойся!

Сестры помолились и испросили друг у друга благословения свидетельствовать истину. Феодора спрятала Урусову в чулане и вновь легла.

Тут в опочивальню без стука и приглашения в сопровождении стрельцов вошел царский посланник. Он объявил, что прибыл от самого государя и заставил боярыню встать для допроса. Начался обыск, и в чулане нашли княгиню.

Феодору спросили:

— Как крестишься и как молитву творишь?

Она показала двуперстное крестное знамение. Так же поступила и Евдокия, бывшая, как и сестра, духовной дочерью протопопа Аввакума. Этого было достаточно. Сестер заковали в кандалы и заперли в подвале, а боярским слугам велели крепко стеречь свою госпожу.

Через два дня исповедниц повезли в Кремль на допрос. Феодора держалась мужественно.

Ее не смущали ни слова о покорности самодержцу, ни призывы вспомнить о сыне и домашнем хозяйстве. Она отвечала никонианам:

— Все вы — еретики, от первого и до последнего! Разделите между собой слова мои!

Так же твердо держалась и Урусова. Сестер вновь заковали и отправили на двор Морозовой. Потом их развезли по разным темницам.

Во время долгого темничного заключения Морозовой умер болезненный Иван Глебович. Узнав о кончине ненаглядного сына, Феодора рыдала так горько, что даже надзиратели плакали от жалости.

Царь же злорадствовал о кончине Ивана. Теперь никто не стоял между ним и богатством Морозовых, которое тотчас отошло в казну.

Однако ни смерть любимого сына, ни лишение богатства, ни пытки и унижения не смогли поколебать веру Морозовой. Она по-прежнему была тверда и непреклонна. И вскоре ее осудили на пожизненное заключение в остроге города Боровска. Туда же отправили Урусову.

Сначала узницы жили в относительной свободе: их кормили, им разрешали держать сменную одежду, книги и иконы. Но все изменилось, когда приехал новый следователь, отобравший жалкое имущество заключенных.

Сестер перевели в страшную темницу — глубокую яму. Царь приказал не давать им ни пищи, ни питья. Началось медленное угасание двух женщин, слабых телом, но сильных духом. Первой скончалась Евдокия. Феодора ненадолго пережила сестру.

Совсем изнемогши от голода и жажды, она позвала стрельца, сторожившего тюрьму, и попросила со слезами:

— Раб Христов, есть ли у тебя отец и мать в живых или преставились? И если живы — помолимся о них и о тебе, а если умерли — помянем их. Умилосердись, раб Христов, изнемогла я от голода и хочу есть. Помилуй меня, дай калачика!

— Нет, госпожа, боюсь.

— Ну, хлебца!

— Не смею.

— Ну, немножко сухариков!

— Не смею.

— Если не смеешь, то принеси хоть яблочко или огурчик!

— Не смею, — прошептал стрелец.

Мученица вздохнула:

— Добро, чадо. Благословен Бог наш, изволивший так! Если это невозможно, молю, сотворите последнюю любовь — убогое мое тело, рогожей покрыв, неразлучно положите близ любезной моей сестры.

Почувствовав приближение смерти, инокиня вновь призвала стражника:

— Раб Христов, молю тебя, сходи на реку и вымой мою сорочку. Хочет Господь взять меня от жизни сей. И неподобно мне в нечистой одежде возлечь в недрах матери-земли.

Стрелец взял сорочку, спрятал под полой красного кафтана, пошел на реку и выстирал. Стирал и горько плакал.

Студеной ночью с 1 на 2 ноября 1675 года святая Феодора умерла, перейдя от затхлого мрака бездонной ямы в немеркнущий свет Небесного Царствия.

Допрос боярыни Морозовой. Рисунок Б. Кисельникова.

Дети маленькие были. Едоков много, а работать некому. Один бедный горемыка-протопоп нарту сделал и зиму всю волочился за волок. У людей и собаки в подпряжках, а у меня не было ни одной. Лишь два сына — маленькие еще были, Иван и Прокопей — тащили со мной, что кобельки, за волок нарту.

Волок — верст со сто. Насилу бедные и перебрели. А протопопица муку и младенца за плечами на себе тащила. А дочь Огрофена брела, брела, да на нарту и взвалилась. И братья ее со мной помаленьку тащили.

И смех и горе, как помянутся дни оные!

Ребята-то изнемогут и на снег повалятся. А мать по кусочку пряничка им даст, и они, съевши, опять лямку потянут. И кое-как перешли волок…

Пять недель по льду голому ехали на нартах. Мне под ребят и под рухлишко дали две клячки, а сам и протопопица брели пеши, убиваясь о лед. Страна варварская, иноземцы немирные. Отстать от лошадей не смеем, а за лошадьми идти не поспеем, голодные и усталые люди.

Протопопица, бедная, бредет-бредет, да и повалится — скользко гораздо. В иную пору, бредя, повалилась. А иной усталый же человек на нее набрел, тут же и повалился. Оба кричат, а встать не могут. Мужик кричит:

— Матушка-государыня, прости!

А протопопица кричит:

— Что ты, батька, меня задавил?

Я пришел. На меня, бедная, пеняет, говоря:

— Долго ли мука сия, протопоп, будет?

И я говорю:

— Марковна, до самой до смерти.

Она же, вздохнув, отвечала:

— Добро, Петрович, ино еще побредем.

Курочка у нас черненькая была. По два яичка на день приносила ребятам на пищу, Божьим повелением нужде нашей помогая. Бог так устроил. На нарте везя, в то время удавили по грехам. И нынче мне жаль курочки той, как на разум придет. Ни курочка, ни что чудо была — во весь год по два яичка на день давала.

Сто рублев при ней плевое дело, железо! А та птичка одушевленная, Божье творение. Нас кормила, а сама с нами кашку сосновую из котла тут же клевала, или и рыбки прилунится, и рыбку клевала. А нам против того по два яичка на день давала.

Слава Богу, устроившему все благое. А не просто нам она и досталась.

Глава 16. Иов Льговский

Среди святых подвижников, почитаемых Русской Церковью, особое место принадлежит преподобному Иову Льговскому. Верность православию он засвидетельствовал не исповедническим подвигом и мученической смертью, а иноческим смирением и пустынническим житием.

Будущий подвижник родился в 1594 году в боярской семье и при крещении был наречен Иваном. Отец его, Тимофей Иванович Лихачев, успешно служил при царском дворе.

Быстрее всех сверстников Иван выучился грамоте, удивляя учителей умом и прилежанием. Молитва и чтение сделались излюбленными занятиями мальчика. Он стал размышлять о том, как угодить Богу и спасти свою душу. В двенадцать лет Иван тайно покинул дом, не пожелав жить в богатстве и праздности. Вместе с каликами перехожими он отправился странствовать по Руси и обошел многие обители.

Особенно полюбился юному богомольцу прославленный Троицкий монастырь преподобного Сергия Радонежского. Здесь он решил остаться и просил настоятеля принять его в число братии. Настоятель, видя, что отрок благочестив и добродетелен, оставил его. Он полюбил Ивана как сына и, уступая его просьбам, постриг в иночество, назвав Иовом.

Прожив в монастыре много лет, Иов попросил разрешения покинуть его для уединенного и безмолвного жительства. Настоятель согласился и благословил любимого ученика на поиски пустыни — тихого, незаселенного места.