Между жизнью и смертью - Владимир Шатов

 - Тонечка! – мягко, как никогда раньше, супруг обратился к замершей жене. - Скажи, что случилось?

 - Отец… - сквозь слёзы вымолвила та. - Пожар на шахте…Отец не выехал на поверхность после смены…

 - Храни Господи!

 Восемь дней несколько шахтёрских посёлков жили в тягостном ожидании. Бушевавший глубоко под землёй пожар не давал спасателям спуститься вниз. Несколько десятков семей день и ночь молились за спасение своих кормильцев.

 - Как же мы будем жить без него? - Однако день ото дня надежда таяла, словно мартовский снег под проснувшимся солнцем.

 Только на девятый день удалось погасить огонь в выработках, и первые партии спасателей вошли на выгоревшие горизонты. Пятьдесят три обугленных труппа подняли они на гора.

 - На кого ты нас покинул? - Плач и стон стоял над шахтой.

 Даже те, кто не опознал своих родственников по несгораемым шахтёрским жетонам, оплакивали без вести пропавших. Надежды на спасение почти не осталось. Антонина вместе с матерью целыми днями стояли на многолюдном шахтном дворе, ловили любые новости. Внезапно над не редеющей толпой разнёсся крик:

 - Идут!

 - Нашли! – голос молодого спасателя, только что показавшегося из подъёмника срывался от волнения и гордости. - Двенадцать человек живых!

 - Слава Богу! – зазвучало со всех сторон.

 - Фамилии, фамилии скажи!

 - Двенадцать человек. – Спасатель сам не мог поверить подобному чуду. - Тринадцатый умер при подъёме, сердце не выдержало.

 Мать Антонины при этих словах пошатнулась, и схватилась за горло, давя рвущийся наружу крик. Умершим оказался её муж Точилин Ефим Тимофеевич.

Глава 9

На многолюдных поминках тестя Григорий сидел за длинным столом рядом с Павлом Лисинчуком. Погибших похоронили всех вместе, на кладбище по соседству с шахтой. Григорию подумалось, что не только жизнь этих людей, но и смерть была неразрывно связана с шахтой:

 - Даже после смерти она покойных далеко от себя не отпустила.

 Их положили ровными рядами, с восточного края погоста. Пустую до этого дня площадку в одночасье засеяли неопрятные чёрные холмики, с деревянными, наскоро сбитыми крестами.

 - Как в бою погибли. – Рассуждал он вслух, разливая спиртное на правах хозяина дома. - Целая полусотня полегла.

 - Никуда от войны этой проклятущей и вечной не деться, кругом гибнут люди… - сосед по улице поддержал его.

 Пашка выпил стакан магазинной водки за упокой, не закусывая, душа не принимала еду и сказал:

 - Знаешь, Григорий Пантелеевич, каким мужиком был твой тесть? – Он почти плакал. - Если бы не он, не сидеть мне зараз с вами…

 - Знаю, знаю.

 Похороны прошли быстро, буднично и тихо. Ожидание трагедии порою оказывается сильнее самого горя. Казалось у людей за многодневные бдения истлели последние душевные силы, и они прощались со своими близкими сухо, словно обидевшись за преждевременный уход. Тоня разносила тарелки с наваристым борщом и поставила перед ним полную до краёв, потом предложила:

 - Ты бы Паша поел!

 - Не хочу. 

 - Исхудал весь, в чём только душа теплится…

 - Не могу я есть Антонина Ефимовна! – пожаловался Лисинчук. - Слёзы душат, давайте я вам лучше расскажу, как всё обстояло.

 - Расскажи Пашенька, расскажи, может, полегчает.

 За столом сразу замолчали, даже есть перестали. Всех интересовало, как смогли люди вырваться из настоящего ада шахтного пожара. Павел обвёл взглядом затихших гостей, нервно прочистил горло и начал:

 - Мы с Ефимом Тимофеевичем в энту смену работали на первом горизонте, приблизительно в трёх километрах от главного ствола. Даже не догадывались о том, што происходит, пока не закончили работу и не двинулись обратно. По дороге к нам присоединились старший Кириллов и его двадцатилетний сын. Где-то через полкилометра почувствовали едкий дым, который становился дюже густым по мере приближения к подъёмнику. Тогда Ефим сказал:

 - "В шахте пожар..."

 Все бегом рванули к стволу, на "козе" добираешься до него за час, мы уложились в сорок минут. Там всё горело, вагонетки с углем, бывшие конюшни для лошадей коногонов, деревянная крепь. Дым разъедал глаза, от него ничего не было видно даже на пару шагов. Задыхаясь, мы наощупь стали искать клеть, но не могли найти. Это подтвердило наши подозрения, што все выехали, а нас бросили подыхать. Я нащупал рукоятку вызова и стал подавать сигналы в машинное отделение. Железная ручка оказалась раскалена и я сильно обжог руку, но успел рвануть её два раза.

 Григорий сидел рядом с рассказчиком и ясно видел о чём говорил Паша.

 - Мужики говорили мне, будто клеть с последними горняками как раз поднималась, когда вы подали сигнал. - Спросил он. - Так ли?

 - Возможно, так и было, тогда мы ответственны за то, што десять человек в ней сгорели заживо. - Пожал плечами поникший Лисинчук. - Хучь откуда нам было знать? Мы поняли, што клети не будет, и попытались добраться до вентиляционного ствола. Расстояние до него было около ста метров, но мы не смогли пройти и половины из-за высокой температуры и плотного дыма, пожар начался оттуда. По пути мы наткнулись на человека, он валялся без сознания. Ефим попытался привести его в чувство, но безрезультатно. Мы не могли взять его с собой, ить сами едва шли. Совсем обессиленные, мы вернулись к главному стволу и только тут заприметили, что потеряли Кириллова и его сына. Стали кричать, подавали сигналы, но они так и не появились. Опосля их нашли мертвыми на энтом отрезке, рядышком друг с другом. Мабуть, пожилой отец задохся и упал, а сын не схотел бросать его...

 Там неможливо было оставаться, и мы двинулись в выработку, окольным путем ведущую к вентиляционному стволу.

 Рассказчик на пару минут прервал повествование. Григорий молча разлил по стаканам поминальной водки и все тихо выпили. Паша выдохнул парами горячительного напитка и продолжил:

 - Дым валил достаточно густо, но опосля ада у главного ствола он казался нам свежим воздухом. По мере продвижения вперёд дышать становилось всё легче, силы прибавлялись. Именно здесь мы впервые встретили живых людей. Нас окликнули из боковой выработки, когда туда зашли, то узрили большую группу рабочих. Одни из них сидели или лежали, как на отдыхе, другие обсуждали происходящее.

 Место, куда мы попали, называлось главным западным штреком. Дым пока не достигал его, и мы могли бы чувствовать себя нормально, если бы не жажда. Провели там всю ночь, пока угарный газ не погнал нас дальше. Некоторым удалось уснуть, но большинство шахтёров говорили между собой, оценивая шансы на спасение. Дважды я ходил посмотреть, не утих ли пожар, но каждый раз наталкивался на плотные клубы дыма.

 На второй день плена один из рабочих, имени которого я не запомнил, помер от ран, полученных при попытке пробиться к стволу. Мы оставили его в энтом штреке, а сами отступили глубже в шахту, спасаясь от смертоносного газа. Точилин вёл нас и сказал на ходу, што хучь наши шансы невелики, мы должны бороться до конца. Все понимали, што спасти нас могёт только чудо, но его слова заставили нас собраться с силами.

 Раз за разом угарный газ настигал нас, будто гнался специально. Мы добрались до второго наклонного штрека, и тут Ефим приказал соорудить перемычку. Мужики с радостью принялись за дело, никто сильно не надеялся на успех, но работа спасала от отчаянья. Мы выламывали куски породы со стен и кровли, складывали друг на друга и замазывали швы глиной. Работали лихорадочно, подгоняемые мыслью, што боремся за свою жизнь. Некоторые падали в обморок от слабости и казалось, што нам не хватит сил закончить работу, но Точилин торопил нас. Через несколько часов последняя щель была заделана. Между нами и загазованными выработками стояла глухая каменная стена...

 - Ты смотри, ловко придумано! - не выдержали бывалые горняки.

 - Это придумал Ефим Тимоыеевич. - С видимой гордрстью признался Паша. - Площадка, которую мы огородили, оказалась около ста метров в длину и трёх в ширину. Воздух здесь был сравнительно чистый, даже крысы куда – то подевались. У нас не было еды, и очень мучила жажда, зато у нас были несколько электрических ламп. Мы потушили все коногонки кроме одной, дабы попусту не тратить энергию.

 Мои воспоминания с воскресенья по следующую субботу слились в единый протяжный день. Я сидел, ходил, чтобы разогнать кровь, мучился от жажды и недостатка воздуха. Он был холодным и вонючим, негде было прилечь, тело замерзало снизу. Мабуть я иногда спал, хучь не помятаю, чтобы закрывал глаза. Скорей всего, просто проваливался в краткие периоды забытья, а потом сызнова приходил в себя.

 Мужчины за столом сидели, склонив головы, и упрямо смотрели в полные тарелки. Каждый из них представлял себя на месте пленников. Павел почти без остановки признался:

 - Через некоторое время после строительства стены Точилин послал несколько человек найти влажное место и вырыть лунку, в которой бы собиралась вода. Таких мест много в шахте, и нам повезло найти одно из них. За час там собирался приличный глоток воды, мы пили по очереди, так каждый получал небольшую порцию влаги в день.