Сегун. Книга 3 - Джеймс Клавелл

Он плохо различал улицы, мосты и переулки, которыми проходил. И вдруг поймал себя на том, что сует руку под кимоно и чешется. Блэкторн тут же остановился как вкопанный.

– Эти чертовы грязные… – Он распустил пояс, содрал с себя промокшее от пота кимоно, брезгливо скомкал и бросил в канаву.

– Додзо, нан дэс ка, Андзин-сан? – обратился к нему один из самураев.

– Нани мо! Ничего, ей-богу! – Блэкторн двинулся дальше, держа мечи в руках.

– А! Эта! Вакаримас! Гомэн насай! – Самураи залопотали что-то между собой, но он не обращал на них внимания.

«Так-то лучше», – подумал он с облегчением, не замечая того, что почти раздет, – зато кожа перестала чесаться, когда он сбросил кимоно с набившимися туда блохами. «Боже мой, как бы я хотел прямо сейчас принять ванну!»

Он поведал команде о своих приключениях, но не обмолвился о том, что стал самураем и хатамото, что он в милости у Торанаги. Умолчал о Фудзико-сан. И Марико. Не заикнулся про Нагасаки и захват черного корабля, про самураев, которыми он будет командовать. «Это подождет, – сказал он себе устало. – Как и все остальное. Смогу ли я когда-нибудь рассказать им о Марико-сан?»

Деревянные подошвы его сандалий простучали по доскам Первого моста. Часовые-самураи, также полуголые, сидели в небрежных позах, пока не увидели его, а увидев, сразу же встали, вежливо раскланялись и напряженно следили за Блэкторном, пока тот проходил мимо. Им казалось невероятным, что чужеземец пришелся по сердцу господину Торанаге и – совсем уж невероятная вещь – удостоен звания хатамото и самурая. Никто из варваров не добивался подобных почестей.

У главных южных ворот замка его ждал еще один сопровождающий. Блэкторна проводили в дом, расположенный в пределах внутреннего кольца. Ему отвели комнату в одном из укрепленных, хотя и очень симпатичных гостевых домиков, но он вежливо отказался сразу же идти туда.

– Пожалуйста, сначала в баню, – сказал он самураю.

– Ах, понятно! Это очень предусмотрительно с вашей стороны. Банный домик вот там, Андзин-сан. Да, жаркий сегодня денек, не так ли? И я слышал, вы спускались к этим замарахам. Остальные гости в вашем домике оценят вашу предусмотрительность. Я благодарю вас от их имени.

Из всей этой любезной речи Блэкторн уловил только слово «замарахам». «Так называют моих людей и меня – нас, а не эта».

– Добрый вечер, Андзин-сан, – приветствовал его главный банщик, огромный, средних лет мужчина с большим животом и мощными бицепсами. Его только что разбудила служанка, известив, что прибыл поздний посетитель. Он хлопнул в ладоши. Появились банщицы, Блэкторн прошел за ними в мыльную. Его сполоснули, намылили, он попросил повторить все снова, потом, уже в ванной комнате, влез в очень горячую воду и терпел сколько мог, наконец вверил себя сильным рукам массажиста, которые поглаживали кожу, втирали в нее ароматное масло, разминали мышцы. Затем его провели в комнату отдыха, где подали выстиранное, просушенное на солнце кимоно. Блэкторн прилег, издав долгий вздох облегчения.

– Додзо гомэн насай. Хай, Андзин-сан?

– Хай, домо.

Принесли зеленый чай. Он сказал служанке, что останется здесь на ночь – не хочет идти к себе. Потом один, в полном спокойствии, пил чай, чувствуя, как этот напиток окончательно очищает его. «Чертова молотая трава… ужас какая противная», – с отвращением вспомнил он.

«Будь терпелив, не давай разрушить свою внутреннюю гармонию, – одернул он себя. – Они только бедные, невежественные глупцы, которые не знают ничего лучшего. Ты сам был таким еще недавно. Ничего. Теперь ты можешь вразумить их, да?»

Он сумел выкинуть неприятные мысли из головы и достал словарь. Но тут же осторожно отложил его в сторону, впервые с тех пор, как получил бесценную книгу, и задул свечу.

«Я слишком устал, – сказал он себе.

Но не настолько, чтобы не ответить на простой вопрос, – возразил ему внутренний голос. – Они и вправду невежественные глупцы, или ты дурачишь себя?

Ну, полно, я отвечу позже, когда придет время… Сейчас я уверен в одном: не хочу, чтобы они были поблизости…»

Он повернулся к стене и упрятал невеселые думы в дальний угол сознания – ему просто необходимо выспаться…

Проснувшись, Блэкторн почувствовал себя отдохнувшим. Чистое кимоно и набедренная повязка с таби лежали рядом. Ножны обоих мечей были тщательно вычищены. Капитан быстро оделся и вышел на улицу, где его уже ждали самураи. Они поднялись и отвесили поклоны.

– Сегодня мы охраняем вас, Андзин-сан.

– Спасибо. Мы идем на пристань?

– Да, вот ваш пропуск.

– Благодарю вас. Могу я узнать ваше имя?

– Мусаси Мицутоки.

– Спасибо, Мусаси-сан. Пошли?

Они спустились к причалу. «Эразм» крепко держался на якоре на глубине трех саженей, трюмы были в превосходном состоянии. Блэкторн нырнул с борта и проплыл под килем: днище почти чистое – так, несколько ракушек наросло. Руль в полном порядке. В пороховом погребе было сухо и чисто; он нашел кресало и высек искру на пробную порцию пороха, которая воспламенилась мгновенно, показывая, что порох в прекрасной сохранности.

С верхушки фок-мачты он огляделся, нет ли где трещин, поломок, обрывов: нет, ни оттуда, ни во время подъема на мачту, он не заметил в рангоуте ничего подозрительного. Правда, многие снасти, фалы и ванты сращены неправильно, но это пустяк – можно исправить за полвахты.

Оказавшись снова на юте, он позволил себе широко улыбнуться. «Корабль выглядит как… как что?» Блэкторн не подобрал подходящего слова и только засмеялся. Ему захотелось побывать в своей каюте, и он опять спустился вниз. Но здесь, в этой знакомой тесноте, он вдруг почувствовал себя чужим и одиноким. Мечи его лежали рядом, на койке. Он потрогал их, вынул «Продавца масла» из ножен: работа изумительная, жало лезвия наточено отлично. Он разглядывал меч с удовольствием – подлинное произведение искусства. «Да, но смертоносного искусства», – подумал он, поворачивая клинок на свету. Эта мысль всегда приходила ему в голову, когда он смотрел на лезвие.

«Сколько жизней ты отнял за те двести лет, что существуешь? Сколько еще отнимешь, пока не погибнешь сам? Неужели мечи и впрямь живут своей жизнью, как говорила Марико-сан? Марико… Что с ней?..»

Солнечные блики с поверхности моря проникли в каюту и полыхнули на стали – вся его меланхолия тут же исчезла.

Он убрал «Продавца масла», стараясь не трогать лезвие пальцами: малейшее прикосновение, по понятиям японцев, могло повредить такой совершенной вещи.