Кахатанна. Тетралогия (СИ) - Виктория Угрюмова

Мечи достались герцогу Элама по двум причинам. Во‑первых, он был чудовищно богат, гораздо богаче многих государей Варда; а во‑вторых, всем было известно, что он могущественный маг, а спорить с магом никто не хотел. Опасались, правда, что при помощи мечей Гоффаннона он завоюет весь мир, но дивное оружие такой силой не обладало. Понемногу страсти улеглись, и о мечах лишь вспоминали иногда, к слову.

Джангарай многое бы отдал, чтобы только посмотреть на них, благоговейно прикоснуться. Он часто представлял себе оружейную, где должны были храниться клинки. Он почти убедил себя за долгие годы, что мечи Гоффаннона в сверкающих металлических ножнах висят на пустой стене, потому что нет ничего в мире достойного находиться рядом, разве что оружие богов. Правда, и сами мечи когда‑то не принадлежали людям. Но об этом ходили только смутные легенды.

Всю жизнь считать их недостижимыми, недоступными, даже не грезить ими, и вдруг совершенно случайно встретить в палатке на ярмарке, сидя за стаканом вина!..

Теперь Джангарай точно знал, что прикоснулся к необыкновенной истории. К чести его надо сказать, что он даже теперь не подумал завладеть этими мечами.

Каэтане было неловко признаваться незнакомому человеку, к тому же пытавшемуся ее ограбить, что она понятия не имеет об оружии, которое носит с собой в потертых кожаных ножнах.

— Давайте все по порядку, — дружелюбно улыбнулась Каэ. — Во‑первых, добрый день, рада встрече. Как вас зовут, простите, запамятовала? — Она надеялась, что красавец ингевон не воспримет вопрос как личное оскорбление, а поймет, что она не желает в людном месте, произносить вслух его имя.

И хотя шум в палатке стоял неимоверный — посетители требовали жаркого и вина, слуги выкрикивали повару названия блюд, а хозяин их подгонял, — Джангарай оценил ее предусмотрительность.

— Вы можете называть меня Тиберином, благородная госпожа.

Он сделал вопросительную паузу, и альв угрюмо ответил за девушку:

— Каэтана. А я Воршуд, хотя я не знаю, приятно ли мне с вами встречаться,

— Прошу прощения, — смущенно пробормотал Джангарай, чувствуя себя нашкодившим мальчишкой. Ему… это было крайне неприятно, но почему‑то гораздо более важным было прощение, которое мог даровать смешной альв.

Тот сидел перед ним в кокетливой шапочке и нарядном плаще, явно купленном тут же, на ярмарке.

Настроение у Воршуда было не из лучших. Во‑первых, он собирался потолкаться на ярмарке и распрощаться с Каэтаной уже в середине дня. Ему нужно было приискать себе хозяина или покровителя за то время, пока Аккарон полон праздного и богатого люда. Сейчас, здраво рассуждал альв, у людей хорошее настроение и с ними легче договориться. Однако странная сила таскала его за Каэ как на привязи. Первый раз они попрощались около гостиницы. Каэтана, несмотря на категорические протесты, подарила Воршуду кошелек Джангарая, обеспечив ему таким образом год безбедного существования на случай, если не найдется подобающей его способностям работы. К тому же она оставила альву несколько драгоценных колец, неизвестно откуда оказавшихся в кармане ее куртки.

Пожелав друг другу удачи во всех начинаниях, они наконец разошлись в разные стороны. Каэтана отправилась покупать себе коня и нанимать телохранителей для путешествия в ал‑Ахкаф да еще хотела попытаться пристать к какому‑нибудь каравану, уходящему в Урукур после ярмарки. А Воршуд решил побаловать себя обновками. Однако когда стройная фигура Каэ скрылась за углом, альв покряхтел, посопел и, пробурчав: «Она же без меня пропадет тут в два счета», бросился вдогонку.

Каэтана, кажется, искренне обрадовалась ему, и они вместе двинулись выбирать маленькому альву новый плащ. На улице на них часто оборачивались, потому что они действительно представляли собой странную пару. Какой‑то верзила задел Каэтану плечом и отпустил соленую шуточку насчет странных вкусов такой привлекательной и нормальной на вид девицы, на что Каэ никак не отреагировала. Она и бровью не повела — просто не заметила обидчика. Это показалось верзиле оскорбительнее всего, и, разъярившись, он схватил ее за полу куртки. Каэ развернулась в немыслимом пируэте и вышибла ему зубы рукоятью меча. На том инцидент и был исчерпан, хотя Воршуд ждал продолжения.

— Наверное, я все‑таки покину вас, дорогая Каэтана, — расстроенно сказал он чуть погодя. — Не любят в Аллаэлле мой народ, что уж тут поделать? Не со всем же Аккароном вам из‑за меня воевать, а драчун я и вовсе никудышный, знаете ли: Так что пойду потихоньку.

— Теперь Воршуду уже и не хотелось уходить, но никакого предлога, чтобы остаться, он придумать не мог.

— Послушай, Воршуд, — обратилась к нему Каэтана, — ты ведь никуда не торопишься?

— Нет, — с надеждой ответил альв.

— Тогда будь проще. Знаешь, в чем состоит свобода любого живого существа? В праве делать то, что тебе хочется, что тебе нужно и что ты умеешь, так, чтобы вокруг становилось светлее. Ты сам хочешь уйти?

— Нет, — ответил Воршуд, чувствуя, что с души словно камень свалился.

— Тогда пойдем дальше вместе. И кто нам помешает?

— Да, но…

— Никаких «но». Я сама себе хозяйка, и вся Алла‑элла с ее мнением об альвах может отправляться прямо к этому, как его, Непоминаемому. Правильно?

— Правильно, — рассмеялся помолодевший лет на пятьдесят Воршуд.

Теперь, сидя вместе со смущающимся грабителем за стаканом вина, он вдруг отчетливо понял, что ему лежит путь в ал‑Ахкаф и еще дальше, куда поведет судьба эту странную, окутанную тайной человеческую женщину. Альв и сам затруднился бы сказать, какие чувства он к ней испытывает: это не было ни любовью мужчины к женщине, ни нежным чувством отца к взрослой дочери, ни дружбой, — просто она вошла в его жизнь и стала ее частью. У Воршуда появилась цель, пока еще неясная и смутная, но желанная. И альв подчинился неизбежному.

— Господин Тиберин, — обратился он к Джангараю, — случай ли свел нас в этом месте? Или во время ярмарки в Аккароне все неизбежно встречаются со всеми?

— Не сказал бы, — честно признался ингевон. — Если бы все встречались со всеми, то моя голова торчала бы во‑он там, на городских воротах. Его величество король Аллаэллы не преминул бы сделать такой подарок своим подданным.

— Как хорошо, что существует условное наклонение, — улыбнулась Каэтана.

— Хорошо, — согласился Джангарай. — А вас я искал полдня и умаялся окончательно. Сюда зашел случайно.

— Получается, что мы вас сами нашли, — сказал Воршуд.

— От судьбы не уйдешь.

Воршуд подумал, что как раз об этом он мог бы рассказать больше других, но промолчал. А Джангарай, сам еще плохо понимая, что делает, выпалил:

— Возьмите меня в дело!

— Это вас специфика вашей работы подводит, — холодно улыбнулась Каэ. — Мы ни на какое «дело» не собираемся. Сейчас мы должны купить лошадей и найти караван, с которым могли бы покинуть Аллаэллу и двигаться в нужном направлении.

Воршуд про себя похвалил предусмотрительность своей спутницы: она не называла никаких имен, названий городов — ничего конкретного.

Джангарай закусил губу. Он не привык просить, но сейчас был в таком положении, когда, кроме просьб, у него не было других средств убеждения.

— Я хотел сказать — в услужение, — проскрежетал он, глядя в упор на вредного альва, который портил ему настроение. Словом «услужение» он чуть было не подавился, но все же выговорил его до конца. — Может быть, телохранителем, хотя он вам вряд ли нужен, о чем свидетельствует наш ночной поединок.

— Почему же, — вдруг улыбнулась Каэтана. — Телохранитель мне как раз и нужен. Но спутник я не самый спокойный, так что искренне советую оставить эту идею. Кстати, — она полезла в карман, — я хочу вернуть вам ваши деньги.

Джангараю вдруг пришло в голову, что Каэтана все‑таки женщина. И он решил впервые в жизни воспользоваться своим неограниченным успехом у слабого пола, чтобы добиться цели. Он наконец понял, что сам Амадонгха не владел клинком так, как эта странная фехтовалыцица, и даже не смел мечтать о подобном оружии. Джангарай хотел учиться у этой барышни. Собственно, не женщиной она для него сейчас была, а олицетворенной возможностью общаться с мечами Гоффаннона и высоким мастерством боя. Поэтому он склонился над рукой Каэ — кстати, маленькой, белой и тонкой, крепко пахнущей какими‑то благовониями, — и пробормотал, стыдясь себя:

— Вы же понимаете, что ваши прекрасные глаза… Я не спал всю ночь. Схожу с ума.

— Текст у вас неважно отработан, — поморщилась Каэ. — Сразу видно, что вы хороший рубака.

Слово «рубака» покоробило Джангарая. Он вспыхнул до корней волос, глаза его загорелись темным огнем, рука зашарила по поясу разыскивая рукоять меча. Сейчас он опять видел перед собой не женщину, а дерзкого обидчика.

— Так гораздо лучше. Только рубить меня на части здесь, за столом, не надо. — Голос Каэ заставил ингевона остыть, а она продолжала: — Я не провинциальная простушка, впервые увидевшая мужчину в камзоле, который к тому же руки умеет целовать. Если вам действительно что‑либо нужно, говорите прямо.