Здесь слезам не верят - Евгений Щепетнов

Интересно, сколько времени он путешествовал по сознанию пациентки? ТАМ время не существует. Может, прошла одна секунда, а может, часы или даже дни. Безвременье. В нем возможно все.

– Я… я не знаю, что надеть… – потерянным голосом сказала женщина и запахнула махровый халат, обхватив себя руками, будто мерзла. – Тут ничего нет для меня. Вот, только халат нашла. И рубаха была… А где он сам, Виталик?

«Хотелось бы знать, где этот чертов Виталик!» – подумалось Сергару, но вслух он ничего не сказал, промолчал. И правда, куда тот подевался?

– И как мне жить дальше? – вдруг спросила пациентка, и Сергар усмехнулся уголком рта:

– Счастливо, как же еще?

– Ты не понимаешь! – с ноткой раздражения констатировала бывшая старушка. – Я на пенсии, живу в обычном доме, в двухкомнатной квартире, меня все соседи знают. Представь, я прихожу домой такая… хмм… ну… вот такая! (Она провела руками по бедрам и вздохнула.) И что решат соседи? Что какая-то воровка убила старушку и пришла поживиться ее добром! И как тебе это?

– Никак, – отрезал Сергар. – Не о том думаешь. Иногда я вообще не понимаю людей! Ты получила второй шанс, жизнь заново. Молодость, здоровье – такого здоровья, возможно, у тебя не было вообще никогда в жизни! И ты говоришь о своей жалкой пенсии?! О своей поганой квартире? О каких-то там соседях, которые примут тебя за воровку? Ты вообще в своем уме?! Ты знаешь, сколько людей отдали бы все, чтобы оказаться на твоем месте?! Начать все сначала, стать молодой, красивой? Сбросить пятьдесят лет жизни?

Они помолчали, и женщина, как-то виновато улыбнувшись, дрогнувшим голосом сказала:

– Ты прав… дура я. Совсем дура. Мозги перекосило от всего происходящего, и не сообразила. Правда, что мне в тех документах? Что мне в этой проклятой квартире? Жизнь с начала – это ли не счастье?! С моими знаниями, с моим опытом… Впрочем, на кой черт мне этот опыт?! Вот я – доктор наук, биолог, врач-эпидемиолог, а чего добилась? Квартиру дали? Так не мне, мужу, военному! Не мне! Всю жизнь возилась в трупах лабораторных крыс, в кишках покойников, людей спасала, и что получила? Пенсию в пятнадцать тысяч – и то спасибо! Персональная пенсия! У других меньше! А сын вот бросил научную деятельность, занялся политикой, бизнесом, этим грязным делом – и сам видишь, что получилось! Такое государство развалили, такое государство! Негодяи!

Ее голос осекся, она бессильно махнула рукой, уселась в другое кресло, возле окна. Помолчала и, видя, что Сергар никак не комментирует ее слова, усмехнулась:

– Думаешь, чего я так разбушевалась, да? Обидно, понимаешь… меня воспитали патриоткой. Родители воевали, мать снайпершей была, отец всю войну прошел – вот скажи им, что родины, за которую они бились с фашистами, больше нет. Развалилась на несколько стран, большая часть из которых просто ненавидят Россию – что бы они сказали, мои старики? Да они плюнули бы в глаза негодяю, который сказал такую подлую гадость! Они руки бы ему скрутили и отвели куда надо, чтобы не смущал умы честных граждан! Что натворили, ну что натворили, а?! Вот сын мой – откуда у него такое богатство? С дружками своими институтскими нахапали, наворовали, у народа из кармана забрали! А разве я этому его учила? Разве я так хотела?! Я видела его профессором, академиком, возможно даже нобелевским лауреатом! Человеком, которым можно гордиться! А теперь что? Вижу в новостях его фамилию и каждый раз жду известия, что его ведут под белы рученьки прямо к судье! Чтобы ответил за свои преступления! Что, ЭТО нормально?

– Не знаю, – сухо сказал Сергар, воспользовавшись паузой перед очередным монологом возмущенной дамы. Он прекрасно понимал, что происходит, потому и помалкивал – пусть выговорится. Словесный понос – нередкая реакция на такое глубокое лечение. Все реагируют по-разному, зависит от пациента. Кто-то пытается наброситься на лекаря и тут же заняться с ним сексом, кто-то плачет, кто-то истерически смеется, не в силах остановиться. Ну и у некоторых случается словесный понос, когда они выдают все, что накопилось у них в мозгу, рассказывая такие вещи, которые и близкому-то человеку рассказать не совсем удобно.

Например, одна из пациенток на протяжении получаса в беспрерывном монологе выдала Сергару все подробности ее поездок на экзотические острова и не менее экзотического платного секса с аборигенами. Другая гонялась за лекарем по клинике и взахлеб рассказывала, какие она любит блюда, какой кухни, и как обжиралась до рвоты, не в силах удержаться и не съесть такую вкусноту. (Этой пришлось проводить сеанс убеждения, чтобы уберечь от дальнейшего обжорства – муж попросил, он и оплачивал лечение. Хорошо оплачивал!)

У дам что-то щелкало в их измененном, помолодевшем мозге, и они начинали творить такое, чего никогда не сделали бы в обычном своем состоянии. Такое поведение в старых трактатах называлось «Лечебное сумасшествие», и дополнительного лечения оно не требовало – через сутки, двое или трое наваждение пройдет, «ураган» в голове стихнет, мозг, который слегка спятил, восстановит привычный режим, и все будет как надо. Как положено.

Конечно, были и такие дамы, у которых с разумом ничего не случалось, по крайней мере внешне, таких было процентов тридцать, может, меньше. Что касается мужчин, тут все наоборот – тех, кто «сходил с ума», было процентов двадцать, остальные вели себя вполне адекватно.

Впрочем, пациентов-мужчин у Сергара было совсем не много, и это первое время казалось ему странным – разве мужчины не хотят помолодеть? А потом догадался: те, кто мог себе позволить воспользоваться этими услугами, у кого имелись деньги, достаточные, чтобы заплатить Сергару, не хотели потерять добытое – положение, власть, деньги, бизнес, который они строили, годами развивали, за который бились, проливая свою и чужую кровь. Они не были такими уж старыми – большинству слегка за сорок лет, ближе к пятидесяти. Здоровые еще мужчины, для которых бизнес был гораздо важнее дополнительных двадцати-тридцати лет жизни. Вот жену отправить на лечение, сделать ее молодой и красивой – это всегда пожалуйста, нет проблем! Но идти на омоложение самому… нет уж, спасибо! Может быть, позже… гораздо позже!

Кстати сказать, впервые об этом Сергар узнал именно от пациентки, на которую свалилось «лечебное сумасшествие». Она-то и просветила его по поводу малого количества мужчин, желающих получить молодость и здоровье. После ее просветительского монолога, выдавшего все семейные тайны, Сергар уже не удивлялся.

Впрочем, ему было плевать. Не хотите – как хотите. Вам же хуже. Теперь омоложение будет стоить миллиард долларов!

И ведь заплатят, точно. В этом Сергар почему-то не сомневался. Как и не сомневался, что все не так просто, как кажется. Конечно, ему не раз и не два приходили в голову мысли о том, что неплохо было бы как следует растрясти кошельки богачей – почему бы и нет? В конце концов, услуга стоит столько, сколько ты можешь за нее заплатить. Не нравится цена – иди в другое место. Что, нет другого места? Больше никто не может? То-то же… плати и радуйся, что не запросили больше! И что ТАКАЯ услуга вообще существует на белом свете. Вон, английский миллиардер, менявший сердца – все-таки помер, не дождался такого, как Сергар! А небось рад был бы отдать и десять, и двадцать миллиардов, лишь бы выжить, лишь бы еще сотню лет портить воздух, выжимая из людей ручейки и реки денег, сливающихся в вонючее озеро его капитала.

– А откуда ты знаешь про его преступления? – вдруг спросил Сергар, прервав рассуждения дамы о том, как она в юности ездила в стройотряды и поднимала сельское хозяйство (он, кстати, никогда не понимал этого явления – почему студентам, будущим ученым, инженерам и врачам нужно ехать в село, чтобы как обычные селяне или профессиональные строители строить коровники и собирать урожай. Разве это не глупо? Разве каждый не должен заниматься своим делом? Мать Олега, Мария Федоровна, когда Сергар спросил ее об этом, пыталась объяснить, но потом сбилась, задумалась и согласилась, что – да, это неправильно. Время такое вот было, так что… вот так!).

– Как откуда? – опешила женщина. – Так все знают! И Маркс писал, что за каждым богатством обязательно стоит какое-то преступление! Ну скажи, как можно честно заработать столько денег, сотни миллионов, миллиарды?! Доктор наук получает пенсию пятнадцать тысяч, а олигарх, вроде моего сына, недоучка, имеет яхту, свой самолет, дома по всему миру, это как? Это – почему? Разве справедливо?

– Не могу ответить. Не знаю, – честно сознался Сергар. – Я не олигарх, хотя деньги у меня имеются. Кстати сказать, как я уже говорил, почему бы тебе не воспользоваться деньгами твоего сына и не облегчить людям жизнь? Например – ты бы могла возглавить медицинский центр, который помогает людям, разве нет? Занималась бы исследованиями, лечила пациентов, ну и… все такое прочее. Почему бы не воспользоваться его богатством, пусть и неправедно нажитым? Неужели твои политические взгляды, твое неприятие образа жизни сына важнее жизней сотен, тысяч людей?