Избранная проза - Габриэла Мистраль

Похвала камню

Камни, вставшие на колени, камни, что несутся вскачь, камни, которые не желают больше переворачиваться, как вконец измученное сердце.

Камни, которые недвижно лежат на спине, как мертвые воины. И не бинтами перевязаны их страшные раны, а чистой, непотревоженной тишиной.

Камни, что разлетелись кто куда, и потерялись, словно дети: где-то в горах их брови, а тут, на скамье -- запястье.

Камни, не забывшие свой истинный облик и не потерявшие веры в то, что постепенно они соберутся все вместе и воссоздадут его.

Камни в сонном оцепенении, они насыщены снами, как перец своей пряной сутью, они отяжелели ото сна, как дерево от разросшихся корней. Камень, который яростно сжимает сокровище своего самого глубокого, абсолютного сна.

Камни, вставшие на колени, камни несущиеся вскачь,

камни, которые не желают больше переворачиваться,

как вконец измученное сердце.

Камень -- подушка для Иакова, для его могучего затылка, камень истонченный, поникший как цифра "один", он не знает ни утренней росы, ни сладкой дремы.

Камень округлый -- огромное веко без ресниц, как у старца Мафусаила. Каменная вершина, схваченная устрашающими крюками мистических Анд, она, точно пламя без пляски, точно застывшая жена Лотова. В детстве я о многом спрашивала эту вершину, но она так и не ответила ни на один вопрос, да и сейчас не хочет ответить...

Камни, потрясенные внезапным вторжением в их плоть золота или серебра, камни, познавшие боль глубокого внезапного укола меди, камни, которые пришли в замешательство от миндальных зерен металла, что впились, вонзились в них, как незримый дротик.

Камни, вставшие на колени, камни, что выпрямили спину,

камни, бегущие друг за другом или беспорядочной толпой,

а куда -- не знают сами.

Камни, которые старше рек, с мокрыми осклизлыми боками, будто они -утопленники. Опутанные такими же никлыми водорослями, какие налипают к волосам утопленников.

Камни нежные, что могут прикоснуться к человеку с содранной кожей, не причинив ему никакой боли, напротив, они, точно материнским языком, осторожно зализывают раны, не зная устали.

Камни, которые моложе рек, разноцветные камешки, они, будто спелые плоды, и -- поверьте! -- восхитительно поют!

Мне тоже когда-то было пять лет, и однажды я положила эти камешки под подушку, а они там расшумелись, разыгрались, точно стайка детворы, может водили хоровод вокруг моего сна. Что им мой сон - они делали, что хотели! Камешки детства, которые пришли ко мне в постель, чтобы поиграть со мною.

Камни, не пожелавшие стать ни могильной плитой, ни фонтаном, дабы к ним не пристало ничто чуждое, потому как однажды они непременно захотят сказать что-то важное на своем языке и совершить какой-то поступок по своей воле.

Камни, онемевшие от того, что их сердце захлестнуто непомерной страстью. Они и с места не двигаются лишь потому, что страшатся потревожить, разбудить свое неистовое, головокружительное ядрышко миндаля.

Перевод Э. Брагинской

Белая сова

Она вся белая в стародавнем головном уборе и лапы у нее янтарного цвета. А клюв -- старая леди Макбет, которую одолевают мрачные мысли.

Сову ужасно раздражает дневной свет: он для нее, что острые осколки горного хрусталя. От этого безбрежного разлива света, от немолчного гомона, который стоит в Парке, ее глаза наливаются кровью, как у разгневанной леди Макбет.

Все, кто приходит сюда, -- говорит она мне, -- не могут понять старую Белую сову с гранатовыми глазами. Они пройдут мимо моей клетки, глянут на меня равнодушно и скорее к этим оголтелым попугаям с острова Борнео. Останься они возле меня подольше, я, несмотря на все мои печали, рассказала бы им кое-что о Ночи. Они даже и не подозревают, что это -- удивительная страна. Ночь, она как плод, в котором семь разных слоев мякоти, а я сумела добраться до ее лилового миндального ядрышка пустоты... Нет, не выразить словом, что такое миндальный орех Ночи. Это он обострил мой слух и сделал совсем мягким мое оперенье. Я слушаю... Я слышу, как растет шерстинка на шее альпаки и как отвердевают рога черного бизона. Я слышу, как пульсирует жилка на твоей шее.

Прикоснись ко мне. Тронь, может поймешь, о чем думает эта тишина. И на исходе ночи, может, сумеешь сложить стихи - такие же нежные, как мой бесшумный полет.

А я не прикоснулась к ней. Пусть у нее сонная пушистая грудка, пусть вся она -- сгусток покоя, но я-то ее знаю, знаю.

-- Ты -- Белый Демон, и твой полет, точно косой высверк молнии, я это видела однажды в ночной тьме, потому что и мои глаза краснеют от бессонных ночей.

Перевод Э.Брагинской

Яванская змея

На основе Ява размякшая земля пышет жаром, а под деревьями, в лесу она терпко пахнет перцем и прелым манго. Но здесь, в этом унылом зоопарке, у грязи нет запаха.

Там, на острове, я не была такой жирной, потому что любила обвивать стволы деревьев кругами, какие ловко делает кнутом аргентинский гаучо, и поутру легко душила в своих кольцах быстроногую теплую лань, чтобы побыстрее утолить голод. Разве ее сравнишь с этим отвратительным мясом, от которого только жиреешь! Подумать -- благородной змее -- ту же падаль, как старой гиене! А благородство кобры -- это стремительный точный бросок, верный глаз и золотистые ромбы.

Там, на Яве, любая женщина отдаст предпочтение не изысканной орхидее, а моей коже, разрисованной, как тыковка. Киплинг тоже любовался мною, выслеживая меня.

Знаешь ли ты, что и другие существа делают себе татуировку по узорам кобры? А небо к ночи творит на западной окраине свою кобру, правда, слишком длинную.

Зря ты сравнила Землю с огрузневшей женщиной, это не так. Она зорче воздуха и видит все глазами змей, которых на ней без числа. Она рассеивает взглядом ночную тьму. Однажды Анаконда Кироги восславит Землю и тогда ты все поймешь. Земля лучше Воды, у которой нет таких совершенных творений, как ананас и гремучая змея.

Как я тоскую по яванским ночам, наполненным жизнью, когда на землю падают плоды, точно тяжелые капли пота, и не спят насекомые, взбудораженные дурманным ароматом цветов!

Тянется из Явы к Бразилии -- ты это знаешь? -- волшебный фриз, который кобры раскрасили для Земли алыми и золотистыми красками.

Но когда я буду возвращаться к себе, на Яву, мне уже не обвить ловкими кольцами этот фриз. От падали, которой меня кормят, я состарилась, мой слух заплыл жиром и огрубел, как у мясника. Весна без промелька страсти не счесывает мою кожу и мой раздвоенный язык ссыхается.

Кто знает, быть может однажды, я все-таки уползу отсюда по Древу Ночи, уползу рывками по Древу, обвитому Ночной тьмою, которая сгущается надо мной, и отправлюсь вниз, к далекому Югу.

Перевод Э.Брагинской

Крот

Карлик, что живет в самой Сердцевине земли, посулил ему жену из подземелья. Крот решил, что надо поспешить ей навстречу. Вот откуда взялись эти подземные ходы и коридоры! Это он рыл и рыл, пока там, под землей, не получилось что-то вроде дерева с раскидистыми темными ветвями. Чем не дворец! -- думал он -- тут и сыграем нашу свадьбу!

Само собой, от постоянной пыли и постоянной тьмы он постепенно слеп, но это его не тревожило: ведь будущая супруга -- дочь мрака, а не света.

И, само собой, в такой нетронутой тишине слух его обострился, а движения стали точными.

Невеста не спешила к своему нареченному, и он, завершив все строительные работы, не знал чем заполнить свободное время. Однажды крот увидел, как из недр Земли, словно долгим тяжелым зевком, подымается ночь, растекаясь по всем ветвям Древа ожиданий. (Потому что те, кто говорит, что ночь спускается с неба, говорят неправду: ночь поднимается словно пар, из самого нутра земли, а уж потом обволакивает ее поверхность).

Крот там, внизу, усердно помогает всем, кто каждые двенадцать часов творит ночь, точно собирает огромный ком шерсти, настриженной с черной овцы. Теперь крот один из лучших мастеров в этом деле!

Он и сам, молодец, использовал эту темную шерсть: сделал себе мягкую шубку, чтоб не набивать синяков, а главное, чтоб будущей супруге было приятно его гладить.

Разве кто-нибудь слышал его шаги? Когда наверху день, он снует туда-сюда по галереям, и своими мягкими лапками собирает в большой клубок темноту. А с приходом вечера подымает его на поверхность земли. И тотчас возвращается к себе, чтобы поскорее сесть на Древо ожидания и прислушаться: не выехал ли свадебный кортеж из Сердцевины земли?

Глупцы наверху оценивают крота по своим собственным меркам. А Великий Карлик, что живет в самой Сердцевине земли знает: ум во многом определяется умением молчать и никого не торопить.

Теперь у заботливого жениха есть все, кроме обещанной Невесты. Длинные галереи устланы темными шкурками мрака, они куда лучше шкуры черного медведя. А самое лучшее, что ожидает Невесту, -- это нежнейшая пушистая грудка ее будущего супруга.

Перевод Э.Брагинской