Пристрелите загнанную лошадь - Оксана Обухова

— Наверное, как все. Связалась с компанией, к счастью не плохой, а только бесшабашной. Даже закурить пыталась…

— Не выпороли?

— Неа. Испугались. Боялись потерять контакт окончательно. У меня умные родители.

— Ну и?

— Ну и все. Покурила, побунтовала и успокоилась. Выросла наверно.

— А я всегда был пай мальчиком, — грустно сказал Кирилл. — В отутюженных костюмчиках и начищенных ботинках. Мама хотела что бы после Назара родилась девочка, а получился я. Она даже шила со мной платья для кукол.

— Иди ты! — удивилась я.

— Точно, точно, — Кирилл немного оживился и почти что сел. — Назару покупали железную дорогу и самосвалы, а мне плюшевых медведей и зайцев. Если бы не отец, мама вообще мне бантики подвязывала…

— Ну, это уж слишком, — буркнула я.

— Слишком, — согласился Кирилл. — Назар с самого детства был как-то сам по себе. Нелюдимый, оторванный. А я всегда с мамой, всегда стихи на детских утренниках. Дед Мороз, Снегурочка и я… представь — белая шапочка с длинными ушками, на белых шортиках сзади комочек из ваты… умора.

Ничего уморительно ностальгического в тоне Кирилла не прозвучало.

— Расскажи мне о Коумелле, — попросила я.

Кирилл откинулся на лежанку, посмотрел в потолок, словно увидел там свою планету, и начал:

— Я придумал музыкальные инструменты из водяных струй. Живая вода вытянута в струны… и когда к ним прикасаются пальцы музыканта, она начинает петь. Сама. В зависимости от настроения играющего на инструменте. Учить сольфеджио и гаммы не надо, надо только подумать и вода подхватит настроение и запоет.

— На все планете такая вода? — уже очень сонно, спросила я.

— Нет. Только в джунглях на экваторе есть несколько поющих водопадов. Они встречают музыкой рассвет и провожают день печальной симфонией. Лесные звери приходят их послушать, птицы слетаются со всех сторон…

Кирилл говорил плавно, монотонно и убаюкивающе. У меня редко случаются проблемы со сном, обычно я в него проваливаюсь едва прикоснувшись к подушке. Сегодняшний день утомил меня несказанно, и под печальные баллады о планете Коумелла, я незаметно уснула. Крепко, крепко. Я даже не слышала, как пришел из круглосуточного супермаркета Лопата, как, посидев один и соскучившись без общества, тихонько поскребся в дверь.

Утром я с трудом открыла один глаз, и первый взгляд был брошен на настенные часы. В сером сумраке серебристое табло показывало пятнадцать минут девятого. Ух, ты! А ведь я обещала Душману быть на работе ровно в восемь. Продавать пиво самым нетерпеливым и шоколадки школьникам.

Впрочем, ну их, шоколадки! До десяти утра все равно никакой нормальной торговли нет. Я натянула одеяло до подбородка и почему-то зябко поежилась.

Импровизированная постель Кирилла была пуста. Запрокинув голову назад, я посмотрела в сторону окна — мой гость, засунув руки в карманы брюк и сгорбившись, стоял там.

Интересно, он хотя бы на минутку заснул сегодня, подумала и тихо поздоровалась:

— Доброе утро.

Вчерашние игры в «ты будешь писать мне письма на зону?», показались затейливым бредом, я почувствовала себя неловко и, стыдливо прикрываясь одеялом, потянулась к халату. Ночью все было по-другому. Теснота и темнота придавали форс-мажору достоверность и скрывали острые углы. Серый рассвет выступил вместе со светом фонарей, вполз в окно и нарушил уютное гнездо вчерашней фантазии.

— Она жива, — не оборачиваясь, и не желая мне доброго утра, мрачно проговорил Кирилл. — Я видел в окно.

— Кто? — на всякий случай уточнила я, впихивая руки в рукава халата.

— Белла, — сухо отозвался Туполев.

— Ты уверен? — я с трудом удерживала приятельское обращение на «ты». Если сейчас я начну ему уважительно выкать, ничего и никогда уже не поправить. — Точно? Белла, а не горничная, ходит по квартире?

— Наша горничная весит центнер с гаком, — буркнул Кирилл. — Это Белла, живая и здоровая.

Он развернулся ко мне и посмотрел прямо в глаза. Его взгляд не отдохнул за ночь, не отвык от меня, он был прежним и как бы это точнее выразить… родным и узнаваемым что ли?

Я почувствовала себя лучше, быстро завязала поясок на халате и подошла к окну. В гостиной Туполевых, как и вчера ночью горел свет.

— Поздравляю, — пробормотала я, — ты свободен.

— От чего? — буркнул он. — От Беллы? Или он жизни?

— У тебя по-прежнему на нее аллергия? Я имею в виду жизнь…

— Да. Черт! — Кирилл отошел от окна, сел на стул и устало потер лицо руками. — Я знаешь, как-то растерян, я привык и даже… не рад, что ли? Точнее, рад, конечно, ужас закончился, Белла жива. Но… я так привык к мысли, что уеду…

— Доить козу, — попробовала пошутить я.

— Нет, вообще уеду. Мне осточертели все эти дела, деньги, переговоры, заморочки! Я устал, Софья, смертельно устал! Я из другой жизни! Я хочу в нее…

— Ты просто не выспался, — разумно вставила я. — Ляг, отдохни. Все закончено, ты свободен…

— От чего свободен?! — вдруг взъярился он. — Что закончено?! Что?! Ты не помнишь машину милиции и скорую помощь у подъезда?!

— Помню, — сказала я. — Помню, были две машины.

— Были! — выкрикнул он. — Ты что, не понимаешь — меня обкладывают! Они меня обкладывают!

— Чем? Вернее зачем? — я помотала растрепанной головой.

Туполев встал и начал мерить комнату шагами.

— У нас с Беллой брачный контракт. В случае неверности одного из супругов, другой получает преимущество… Черт! — Кирилл горестно опустился на стул. — Они даже в постели не были! Они вызвали милицию, скорую и зафиксировали факт побоев. Теперь, понимаешь?!

— Ну, в общем-то, да.

— Молодец, — ернически похвалил Туполев. — Теперь видишь, как грамотно меня разводят?

— Кирилл, я помогу тебе доказать факт измены жены, — умоляюще произнесла я и подошла к нему вплотную. Кирилл горячился, буйствовал и в этом состоянии мог принимать не верные, скоропалительные решения. — Они ничего тебе не сделают.

— Иди сюда, — вскочил он, и стул с грохотом упал на пол. Подойдя к окну, Кирилл приобнял меня за плечи и прижал лбом к стеклу. — Смотри. Вон на стоянке у дома черная машина. Видишь?

— Ну.

— Это охранники Борисова. Твоей синей бороды или как ты там его называешь.

— Генрихом Восьмым, — пискнула я. Туполев больно нажимал мне на шею, нос почти расплющился о стекло. — Отпусти, задавишь.

«Мальчик из хорошей семьи» впал в такое буйство, что даже не стал извиняться перед придавленной хозяйкой квартиры. Отдернул руку и, обойдя уроненный стул, отправился бродить по пятачку у вешалки.

Я подняла стул. Демонстративно спокойно и даже огладила спинку ладонями.

— Кирилл, ты должен отдохнуть. Я настаиваю.

— Я отдохну, — кивнул Туполев. — На том свете. Ты мне поможешь?

— На тот свет отправиться?

— Нет. Сходи за ноутбуком.

— Опять двадцать пять. Почему я-то?! Ты сам не можешь? Белла твоя жива здорова…

Он перебил меня взмахом руки.

— Я не могу пойти.

— Почему?

— Я не знаю, какую каверзу они замыслили.

— Интересно, чего такого они могут замыслить? Посадить в тюрьму за пощечину?

— С них станется, — буркнул Туполев. — Ты не знакома с Борисовым. Он бешеный индийский слон.

— Ну не убьют же они тебя, в самом деле!! Максимум ограбят по контракту!

— Ох, Софья, Софья, — вздохнул Туполев. — Ты не знаешь наших порядков.

— Убьют? — с сомнением произнесла я. — Они что, сумасшедшие отморозки?

Кирилл поймал меня за обе руки и притянул к себе, а так как в этот момент он сидел на диване, я чуть не упала, перешагивая постель на полу.

— Помоги мне, Софья, — Он смотрел на меня снизу вверх, широко раскрытыми печальными глазищами, и я тут же почувствовала себя мамой обиженного мальчика. — Я больше не могу, я не хочу туда возвращаться.

— Но… ты же не можешь теперь бросить все и вот так уехать…?

— Как раз могу. У меня первый раз появился настоящий, достойный повод для бегства. Я устал, Софья, я больше не могу.

— А бизнес?

— Какой к черту бизнес?! — печально возмутился он. — Свинье под хвост этот бизнес! Я ненавижу эти деньги, эти рожи противные! «Кирилл Савельевич, вам из администрации, Коврижкин звонит,» — передразнил кого-то тоненьком голоском, скорее всего свою секретаршу. — Тьфу! Ты бы видела этого Коврижкина. Обожравшийся боров. Свинья в ермолке! — И дальше басом: — «Кирилл Савельевич, у нас тут одно мероприятие по плану. Мы на вас рассчитываем». Тьфу!

— Так, — сказала я, — давай-ка, успокойся, Кирилл Савельевич. Выдохни. Тем более, что помочь тебе сейчас я никак не могу. Выгляни в окошко, у моей палатки два страдальца по пиву топчутся. Усек?

— Усек, — кивнул Кирилл. — Ты мне поможешь?

— Подумаю. Приду с работы, там решим.