Пристрелите загнанную лошадь - Оксана Обухова

— Подумаю. Приду с работы, там решим.

На кухне возле подоконника скрючился на табурете Мишаня Коновалов. Пил чай, жевал баранку и таращился в окно.

— Доброе утро, Михаил Петрович, — поздоровалась я. «Мишаней» Коновалова называла только травести-пенсионерка Мария Германовна, остальные держали это в уме, а в слух соблюдали уважительное обращение. Как никак герой, как никак комнату отдал и разоружил повстанцев Сухомятко и Кунцевичей.

— Доброе утро, Сонюшка, — поздоровался «Мишаня». — Чай будешь?

— Спасибо, я кофейку растворимого.

— Вредное оно, — сказал сосед. — Переходи на зеленый чай, очень рекомендую.

Несмотря на все уважение, троцкисты считали Мишаню чем-то вроде квартирного юродивого. Мужику не более сорока пяти, а он уже справку из дурки приобрел. И не по здоровью врожденному, а по благоприобретенному сдвигу. Все троцкисты знали о причинах сдвинувших Мишаню с нормальных рельсов и очень жалели. Если вкратце изложить историю его сумасшествия, то звучит она так.

Жил был в Питере нормальный мастеровой Михаил Петрович. Жил с женой в приличной двухкомнатной квартире, по будням ходил на работу на завод, в выходные ездил с двумя приятелями на рыбалку.

Первый приятель увел у Михаила Петровича жену. Подло, тихо и незаметно. Приходит как-то Мишаня с работы домой, а там уже чемоданы собраны и сидят на них жена и лучший друг. Глаза прячут.

— Ты прости нас, Миша, — сказал приятель. — Так получилось.

Проводил Мишаня бывшего друга и бывшую жену за дверь и запил горькую. Да не один запил, второго лучшего друга позвал.

Пили, пили приятели до тех пор, пока не очнулся Мишаня над договором о купле-продаже родного жилища. Каким-то чудом удалось мастеровому извернуться и не оказаться вовсе на улице. Выбил Мишаня из черных риэлтеров ключи от комнаты коммуналки в губернском городе. И теперь не верит никому.

Пить не бросил, привык от безысходности, но ни одного приятеля в дом не заводит. Запирается в комнате и лакает в одиночестве.

На почве недоверия к окружающим завел в квартире пропускную систему. «Вы к кому? Вы зачем?» Даже глазок на собственную комнатную дверь врезал, без предварительного осмотра и расспросов даже участковому не откроет. Так испуган человек всеобщим предательством.

— У тебя гость, Софьюшка? — тихо спросил Михаил Петрович.

Я аж воздухом подавилась. Наверное, Туполев слишком громко жаловался на судьбу-злодейку.

— Да.

— Дело оно, конечно, молодое, — скукожился на табурете мужик, которому по возрасту самый бес в ребро. — Но смотри, к себе не прописывай…

Я пообещала, что ни за что этого не сделаю, налила воды в электрический чайник и унесла его к себе в комнату.

Кирилл поставил стул напротив окна, расправил в тюле маленькую щелку и сидел, наблюдая за подъездом дома напротив. Даже со спины было заметно, что никаких светлых чувств вид дома в нем не вызывал.

— Пей кофе, а лучше чай, и ложись спать, — приказным тоном сказала я. — Можешь занять мою постель, там теплее.

— Ты скоро придешь?

— В двенадцать сдам смену и сразу домой. Только в магазин забегу.

— Не задерживайся, — попросил Кирилл.

— Ни в коем случае, — пообещала я, хлебнула кофе, проглотила бутерброд с сыром и помчалась на подводную лодку.

Благодаря нескольким сердечным ожогам и активному подростковому бунтарству, к четвертьвековому юбилею я подошла изрядно подготовленной — научилась приспосабливаться под ситуацию, немного анализировать и приобрела стойкий иммунитет к всяческого рода женским истерикам. Истекшие двенадцать чесов показали — выучка не прошла зря. Нервы в порядке, голова соображает, с такими показателями можно смело отправлять Иванову Софью в тыл врага и готовить коробочку с медалью. Я ни разу не ошиблась со сдачей, не переспрашивала покупателей «какие, какие вам конфеты?», работала, как и прежде четко, без сбоев. И одновременно шустро ворочала мозгами.

«Как мог Кирилл подумать, что убил свою жену одной пощечиной? — думала я, меняя деньги на сигареты. — Он не похож на истерика или слабоумного. Почему он не стал искать помощи у друзей, а сидит в моей коммуналке и терпеливо ждет? Он в чем-то не откровенен со мной? Мероприятие по добыванию ноутбука он считает опасным и не хочет подставлять друзей? Почему? Почему он двенадцать часов крутится вокруг меня?! Действительно так одинок?»

Вопросы копились и множились, голова гудела, как перегретая трансформаторная будка, но соображала. «Если он собирается всего лишь загребать жар чужими руками, это одно. В подобном настроении нет реальной опасности, ситуация привычная, спасибо бывшему мужу. Но если он втягивает меня в какую-то аферу? Где гарантия того, что из квартиры я вынесу только ноутбук с текстом, а не все состояние семейства Туполевых?»

Попадать в некрасивую историю я не хотела. Слишком хорошо знала, как влиятельные люди разбираются с недругами — такому типу, как Генрих Восьмой перекрыть кислород какой-то продавщице из ларька, раз плюнуть. Только бровью поведет, и Софью Иванову выкинут из института, субмарины Ибрагима Аслановича и города вообще.

Рисковать?

А ради чего спрашивается? Чем я обязана Кириллу Туполеву? Жизнью, дружбой, положением? Кирилл Туполев подхватит чемодан и полы кашемирового пальто и ищи ветра в поле. На амбразуре останется грудь Софьи Ивановой.

Господи Всевышний, ну почему не бывает простых решений?! Почему нельзя проявить благородство без проникновения в чужое жилище?! Я мало сделала? Пригрела беглеца, сохранила его рассудок в видимом здравии, не дала броситься под поезд…

И вообще. Насколько я помню окружение своего благоверного, среди друзей-приятелей женатого мужчины обязательно найдется партнер с удовольствием сделающий пакость его супруге. Особенно этим качеством перманентные холостяки славятся. Просить не надо, только намекни и рад стараться.

Почему Туполев не может обратиться к другу с пустяковой просьбой? Мол, ухожу от Беллы, принеси компьютер. Почему?

Я не хочу устраивать цирк с тайным проникновением и не хочу выглядеть дрессированной собачкой, по щелчку пальцев приносящей в зубах поноску.

Представив себе такую картину — ручка ноутбука в зубах, хвост виляет, глаза преданно навыкате, — я даже фыркнула. Эх, и везет же тебе Софья! Вечно объект для применения разыщешь. Только на этот раз объект какой-то мутный попался.

Мне что, опять заставлять его крест целовать и клясться в чистоте помыслов?!

Перед уходом Кирилл дал мне две купюры по пятьсот рублей и попросил купить продуктов (чего-нибудь питательного из фаст-фуда) и карточку для оплаты сотовой связи.

— На сколько я помню, — сказал он, — у тебя на счету десять центов. Купи карточку и положи на свой счет. Я должен иметь возможность всегда связаться с тобой.

Еще чуть-чуть, и он предложил бы мне оплатить коммунальные услуги, подумала я тогда, но деньги взяла. Жарить котлеты и печь пирожки, у меня и в самом деле времени нет, а держать здорового мужика сутки голодным, как-то не очень красиво.

Сдав смену Земфире, медленным шагом я дошла до супермаркета, набила два пакета нарезками, салатами, готовым мясом и соками, и так же медленно, не торопясь, пошла домой. Может быть, поспит гость за это время и одумается? Соберется с силами и отправится мириться со своей Беллой?

Не одумался. Сидел на стуле перед окном, — ноги на батарее, колени у подбородка, — и смотрел красными от бессонницы глазами на свой подъезд.

— Почему ты вчера решил, что убил свою жену? — выставляя продукты на стол, спросила я.

— А-а-а, — под этот протяжный звук он развернулся на сто восемьдесят градусов, с трудом разогнул затекшие ноги и, потягиваясь, встал, — я думал, она разбила голову.

— О косяк?

— Нет, про косяк я для рифмы сказал. Белла упала и ударилась головой о край журнального стола. Знаешь, упала… ну, словно кукла подломилась. И сразу кровь. Много. Борисов к ней подскочил и тут же орать начал — ты ее убил, ты ее убил, негодяй!

— Ты и деру, — усмехнулась я. — Адвокат, а не знаешь, что лучшая защита, это нападение.

— Ага. Только сейчас сообразил, — где-то давным-давно прочитал, что даже от небольшой ранки на голове может быть обильное кровотечение.

— Ну, ладно. Еще вопрос, можно?

— Можно даже несколько, — с небольшим удивлением сказал Кирилл.

— У тебя друзья есть?

— Есть, — более обескуражено протянул он.

— Много?

— Достаточно. Не успеваю на дни рождения ходить.

Я села на диван, посмотрела на него и язвительнее, чем хотела бы, произнесла:

— И никто из твоих друзей не может сходить к вам домой и принести компьютер?

Туполев огорчился до невозможности, сел рядом и, глядя в пол, пробурчал:

— У нас с Беллой общие друзья. Когда я уеду, начнутся выяснения отношений. Я имею в виду, в том случае, если за ноутбуком сходит кто-то из своих…