За Москвою-рекой - Варткес Тевекелян

в погоне за несбыточными мечтами, а берите от жизни все, что она может дать такой красивой девушке, как вы!

3

Проводив Милочку на такси до вокзала, Никонов вернулся домой. Он наговорил лишнего, пооткровенничал? Не беда, нужно же хоть изредка отвести душу! Пусть знает эта девчонка, что Юлий Борисович тоже не лыком шит...

Никонов жил на втором этаже большого дома на улице Качалова, недалеко от Никитских ворот. Комната с лепными украшениями на потолке и стенами, крытыми панелями черного дерева, по-видимому, когда-то служила зажиточному владельцу дома столовой. Юлий Борисович отвоевал часть общего коридора, поставил там ванну, устроил отдельный ход и отгородился от соседей.

Насвистывая веселую песенку, Никонов не торопясь разделся, надел пижаму и прилег на тахту. В этом тихом, с комфортом обставленном «гнездышке», как он любил называть свою квартиру, ему всегда было хорошо. Суета, всякие неприятности и мелочные хлопоты оставались где-то далеко, за пределами этой комнаты, и здесь никто не мешал Юлию Борисовичу предаваться мечтам.

«Гнездышко» загромождала дорогая мебель. Вправо от двери легкая китайская ширма скрывала деревянную кровать, тумбочку и туалетный столик. Слева от двери стоял трехстворчатый шифоньер, а рядом — тахта, покрытая дорогим ковром, с подушками"-всевозможных размеров и расцветок. Между окнами, на специальном столике, красовался большой радиоприемник «Телефункен». В правом от двери углу Юлий Борисович поставил массивный письменный стол, крытый зеленым сукном, с тяжелым бронзовым чернильным прибором и телефоном.

В старинном книжном шкафу красного дерева блестели позолотой корешки книг. А сервант, стоявший в левом от двери углу, был наполнен хрусталем и фарфоровой посудой.

Круглый стол, покрытый плюшевой скатертью и окруженный четырьмя креслами, освещала хрустальная люстра. На стенах висели. ценные картины. Три высоких окна этой просторной комнаты, больше похожей на антикварную лавку, чем на жилище холостяка, были завешаны тюлевыми занавесками, а паркетный пол покрыт толстым ковром, заглушающим шаги.

Юлий Борисович набросил на ноги плед и некоторое время лежал, закрыв глаза, надеясь хоть немного вздремнуть, «о сон бежал от него. Он встал, прошелся по ковру, обдумывая, как бы убить время. Подошел к книжному шкафу, достал «Опасные связи», одну из самых своих любимых книг, и, усевшись в кресло, попытался заняться чтением. Однако сегодня пикантные письма виконта де Вальмон почему-то не доставляли ему того наслаждения, которое он обычно испытывал при их чтении.

Никонов отложил книгу и посмотрел на стенные часы. Половина десятого, еще не поздно. Он позвонил по телефону Люсе, но ее не оказалось дома и на вопрос, когда она будет, чей-то сердитый женский голос ответил: «А кто же ее знает!»

Опустив трубку на рычаг, Юлий Борисович сел на край стола и принялся перелистывать телефонную книжку. Найдя нужный номер, он снова позвонил. На этот раз ему повезло — Таня сама подошла к телефону.

— Здравствуйте, Танечка, как поживаете? — спросил он ласковым голосом.— Ну да, он самый... Не ожидали? Напрасно!.. Понимаете, все дела, буквально некогда вздохнуть... Что вы, разве можно забыть такое прелестное существо!.. Вот это зря, вы же знаете мою скромность... Таня, шутки в сторону, — может быть, зайдете на часик? Разопьем бутылочку вина, поболтаем. Такая тоска, что трудно передать... Ну вот и отлично, я знал, что вы умница. Приезжайте поскорее, жду!..

Юлий Борисович, потирая руки, подошел к зеркалу и, долго оглядывая себя со всех сторон, принялся рассуждать: «Жаль, что Люси не оказалось дома. Конечно, все это только эрзац любви, но что поделаешь! Нельзя же в моем положении мечтать о возвышенной любви рыцарских времен, думать о пленительной, неземной женщине, да и где ее возьмешь такую?» Решив, что неудобно встречать девушку в пижаме, он переоделся, поставил на стол бутылку коньяку, два хрустальных бокала и коробку шоколадных конфет.

4

Электричка стремительно мчалась, покачиваясь и завывая, монотонный стук колес вызывал дремоту. Милочка, забившись в угол почти пустого вагона, размышляла о своем недавнем разговоре с Никоновым.

«Может быть, он и прав,— думала она.— Обижали человека на каждом шагу, вот он и ожесточился, махнул на все рукой и решил думать только о себе. Что* в этом плохого? Он ведь добросовестно работает! Не всем же быть общественниками. Да разве он один такой? Многие корчат из себя скромных, добродетельных, а сами далеко не такие... Никонов-то по крайней мере не лицемерит!.. На самом деле, хочется пожить хоть немножко для себя! Борис, Саша, Вадим, Лена — те тоже поступают, как им вздумается, и смеются над ребятами, убивающими время на всякого рода «нагрузки». И правильно — по крайней мере будет что вспомнить на старости лет!..»

Вчера Лена передала ей приглашение Бориса собраться в субботу у него на даче —«повеселиться без помех». Милочка заколебалась, считая неудобным провести ночь вне дома. А сейчас, вспомнив об этом, она спросила себя: «Чего я испугалась? Что в этом особенного? Ведь я не маленькая!.. Лена только на год старше, а между тем успела изведать так много, что другой, пожалуй, хватило бы на всю жизнь. Она откровенно говорит, что отбросила всякие предрассудки. Не все такие дурочки, как я... Прав Никонов — нечего корчить из себя /добродетельную мещанку и растрачивать молодость на пустяки. Нужно брать от жизни все, что можно, пока не поздно...»

А Сергей? «Я чувствую себя с тобой таким сильным, что и передать не могу...» Когда он говорил это? Она вспомнила, как они вдвоем гуляли по набережной под стенами Кремля. Был теплый вечер. Узкая полоса земли, отделяющая древние стены от асфальтовой дороги, покрылась зеленым ковром, деревья стояли в молодой листве. Луна еще не взошла, и мелкие звезды беззаботно купались в мутноватой воде реки. Сережа взял ее за руку и тихо прошептал: «Ты лучше всех на свете...» Да. ей было хорошо тогда! Сережа не лгал, он говорил от всего сердца, но...

Мама права, времена романтики миновали. Что может дать ей любовь Сергея? Быть его женой, стирать засаленные, пропахшие краской спецовки, готовить обед, нянчить детей?.. Милочка взглянула на свои маленькие, холеные ручки с накрашенными ногтями и при мысли, что им придется выполнять тяжелую работу, поежилась. Нет! Она устроит свою жизнь по-иному...

Хриплый голос сказал по радио: «Поезд подходит к станции Софрино, следующая остановка...» Милочка и не заметила, как пролетело время. Она вскочила и направилась к выходу, продолжая думать о своем. Решено,— отныне она будет вести себя смело, свободно! В субботу непременно поедет на дачу к Борису...

Дома Лариса Михайловна разворчалась:

— На что это похоже? Никого не предупредив, ты уезжаешь в город, пропадаешь, возвращаешься в полночь...

— Скоро здесь волки будут выть,— сердито ответила Милочка, снимая пальто.

— Здорово сказано! Дорогая сестричка, один ноль в твою пользу!— Леонид отложил книгу и подмигнул сестре.

— А ты чего зубы скалишь?

— Просто восхищаюсь твоим остроумием... В самом деле, мама, когда наконец мы переберемся в город?— спросил Леонид.

— Когда нужно будет, тогда и переедем.

— Такой неопределенный ответ меня не устраивает. Ты пойми — я трачу ежедневно три часа на дорогу...

— Подумаешь! В поселке люди живут круглый год, а многие работают и учатся в Москве!

В столовую вошел Василий Петрович, вид у него был странный — шляпа съехала на затылок, брюки забрызганы грязью.

— Боже мой!.. Что случилось? — Лариса Михайловна всплеснула руками.

— Испортилась машина, целых три километра тащился пешком,— тяжело переводя дыхание, ответил Василий Петрович и ушел переодеваться.

...За ужином все молчали, делая вид, будто заняты едой. И только в самом конце ужина Василий Петрович раздраженно сказал, ни к кому не обращаясь:

— Неужели -нельзя было предупредить меня, что Бориса нужно отправить обратно в город на нашей «Победе»? Сегодня Вениамин Александрович издевался над нашим гостеприимством...

— А кто виноват?! — воскликнула Лариса Михайловна, и лицо ее покрылось красными пятнами.— Никто и не подозревал, что ты приехал и тайком поднялся к себе. Даже не нашел нужным хоть на минутку показаться гостям!

— Хорошо, оставим это!— Василий Петрович отодвинул от себя стакан и поднялся из-за стола.

Скоро все разошлись по своим комнатам. Любаша, убрав со стола, тоже ушла к себе на кухню.

Леонид один остался в столовой. Он долго смотрел в ночную темноту за окном и думал: «Неужели все живут так, как мы? Ни дружбы, ни близости — словно чужие... И зачем только мама вышла замуж за этого угрюмого, скучного человека?»

Он достал из бумажника маленькую фотографию отца в военной форме и долго разглядывал ее.