Человек-пистолет - Сергей Магомет

– Что касается работы, – сказал мне Валерий, – если ты еще не определился, могу тебе помочь. Будешь доволен.

– А на каких условиях? Что от меня потребуется?

– Абсолютно ничего! Я просто сделаю это для тебя – и всё!

– Обратите внимание на нашего Антона! – вдруг воскликнула маман, поднимаясь из-за стола. – Это он просится!

Все посмотрели на кота, который стоял на задних лапах, а передними царапал дверь в туалет.

– Итак, – объявила маман, – начинаем наше представление! Наше варьете! Театр одного кота! Антон Антонович Антониони! Самый воспитанный кот нашего времени! Просим публику занять свои места и соблюдать тишину, чтобы не мешать маэстро сосредоточиться!

Все столпились перед дверью в туалет. Кот неторопливо прошелся перед унитазом, как бы примериваясь, и, упруго подобравшись, вскочил на сиденье. Несколько секунд балансировал на краю, загнув хвост трубой, а потом, раскорячившись, ловко устроился над самой воронкой. Зафиксировавшись в таком положении, он поднял морду и обвел зрителей серьезным и даже строгим взглядом.

От этого взгляда Валерий первым захохотал, согнувшись пополам, как будто ему выстрелили в живот. Следом за ним зашлись хохотом остальные.

– Антон!..

– Антончик!..

– Антошкин!..

– Антониус!..

– Антонишвили!.. – на все лады подбадривали кота, который тужился, наморщив лоб и неодобрительно поглядывая на нас.

Наконец кот закончил свои дела, спрыгнул на пол и невозмутимо занялся умыванием, а мы, вытирая выступившие от хохота слезы, отправились продолжать ужин.

Один лишь Ком ни разу не улыбнулся, и вообще на его лице не отразилось никаких эмоций.

– Конечно, идиотизм ужасный! – шепнул я ему, как будто оправдываясь. Он ничего не ответил. Я взглянул ему в глаза, но вместо глаз увидел две черные дыры.

После ужина наши с Валерием взоры одновременно упали на шахматную коробку.

– Играешь? – спросил Валерий. – Может, напряжем наши лысые?

– Давай, – согласился я, – расставим.

Я любил шахматы; на работе я к ним здорово пристрастился и играл далеко не хуже других, «обувая» самого Фюрера, а он считался у нас сильным игроком.

– У меня первый разряд, – честно предупредил Валерий.

– Поборемся.

– Играем как – «железный» закон: взялся – ходи?

– Само собой.

Мы сделали несколько первых ходов.

– Слабовато, – сказал Валерий разочарованно и забрал у меня первую пешку.

Я быстро понял, что шансов у меня никаких.

– Слабовато, – непременно повторял он, отбирая у меня одну фигуру за другой и выстраивая их в аккуратный ряд около доски.

Я потерял ферзя, но почему-то ни за что не хотел сдаваться, продолжал игру, пускаясь в какие-то отчаянные авантюры и подолгу задумываясь над ходами. А Валерий как будто не торопился давать мне мат. Мой король позорно метался по открытому пространству, а Валерий спокойно ставил второго ферзя.

– Да, слабовато, – вторил Валерию наблюдавший за игрой Игорь Евгеньевич.

Лора и Жанка о чем-то шептались, устроившись на диване.

– Анто-он! Куда ты подевался? – доносился до меня гнусный голос маман.

Я и сам не понимал, почему никак не покончу с этой бессмыслицей, которую и игрой-то нельзя было назвать.

– А король-то голый! – констатировал Игорь Евгеньевич.

– Анто-он! Анто-он! Где ты, деточка? Кис-кис-кис!

Я отступил королем на единственную возможную клетку.

– Ну вот, – натянуто улыбаясь, пошутил я, – бешеный король!

Из коридора раздался вопль маман:

– АНТО-О-ОН!!!

Когда мы выбежали в коридор, то увидели, что дверь в туалет распахнута, а маман стоит на коленях перед унитазом, в котором покоится мертвый кот со вздувшимися на мордочке яркими кровавыми пузырями.

Завизжала Жанка. Игорь Евгеньевич и Лора бросились поднимать маман.

– Дела!.. – пробормотал Валерий.

Некоторое время мы оцепенело смотрели друг на друга.

– Как же ОН должен был нас всех возненавидеть! – вдруг прошептала Жанка.

Только теперь мы заметили, что среди нас нет Кома. Никто не видел, как он исчез из квартиры.

– Он – маньяк! – сказала Лора.

– Да почему вы решили, что это он сделал? – воскликнул я, сам ощущая нелепость своего вопроса.

– Ты кого к нам привел?! – набросилась на меня маман. – Я сразу поняла, что это за товарищ!

– Вы тоже хороши, – возразил я. – Я вас предупреждал, что у него убили лучшего друга по имени Антон, а вы…

– Может, он контуженный? – предположил Валерий.

– Одно ясно, – сказала Лора, – он опасен для окружающих. Его необходимо как можно скорее изолировать и лечить.

– Фашист! – вмешалась маман. – Таких не лечить, а расстреливать надо!

– Но ты сама его довела! – сказала Жанка.

– Вызвать милицию! – воскликнул Игорь Евгеньевич.

– Если честно, маман, – сказала Лора, – Жанка права. Ты ведь прекрасно понимала, как легко спровоцировать у него взрыв накопившихся аффективных переживаний…

– Не умничай! – огрызнулась маман. – Если бы я знала, я бы вызвал дежурную бригаду.

– Где он живет? Мы его упечем! – горячился Игорь Евгеньевич. – Я звоню в милицию.

– Он, конечно, псих, – рассудительно сказал Валерий, – но они ему все равно ничего не сделают, а вот вы точно хлопот не оберетесь.

– Да уж, – кивнула Лора, – не очень-то красиво мы будем выглядеть в этом деле.

– Делайте что хотите!

Маман махнула на нас рукой и, разгневанная, удалилась в свою комнату. Следом ушел Игорь Евгеньевич.

Валерий поднял над унитазом мертвого кота и сказал Жанке:

– Ну-ка, принеси во что его завернуть.… И мою сумку.

Он ловко упаковал кота, мгновенно обернув газетами, запихнул в сумку, а потом долго мыл руки.

– Крутой у тебя приятель, – сказал он мне. – Но его, в общем, тоже можно понять.

За эти слова я его просто зауважал, забыв и думать о моем шахматном унижении.

– Теперь нужно решить, кто займется выносом тела, – продолжал Валерий. – Бросим жребий?

– Не надо. Я вынесу, – сказал я.

– И я с тобой, – сказала Жанка и побежала накинуть шубку.

Мы вышли во двор к мусорным бакам. Я выбрал бак, заполненный до половины, и вытряс из сумки упакованного кота. С глухим стуком шмякнувшись о стенку бака, сверток исчез в груде мусора. Я поставил сумку на снег и достал спички. Я бросал в бак зажженные спички, пока в мусоре не загорелась бумага. Потом, отойдя на несколько шагов, перекрестил бак.

Мы вернулись в подъезд и зашли в лифт. Я нажал кнопку, и кабина поползла на последний, шестой этаж. Шуба на Жанке была расстегнута, и с футболки на меня смотрели белые буквы трафарета «LOVE», любовь.

– Ну, – сказала Жанка, – поцелуй меня сам!

И как-то мгновенно, не раздумывая, я шагнул к ней и поцеловал в губы. Я приник ртом к прохладному, гладкому яблоку, а кабина тащила нас высоко вверх.

– Хватит! – взмолилось яблоко. – Мне страшно!

Кабина стояла на шестом этаже. Я открыл дверь лифта и, сунув Жанке в руки пустую сумку, сказал, что к ним сейчас не пойду. Пусть передаст Лоре, что я поехал домой.

Я вышел из подъезда. Из мусорного бака валил медленный серый дым, зловонный, как всегда, когда горит помойка.

Приехав домой, я обнаружил в почтовом ящике записку от моего друга Сэшеа.

«Я ВСЕ-ТАКИ УШЕЛ ОТ ЖЕНЫ, И НА ЭТОТ РАЗ ОКОНЧАТЕЛЬНО, – писал он. – НЕ НУЖНО РЖАТЬ! Я НЕ ТАКОЕ НИЧТОЖЕСТВО, КАК ТЫ ДУМАЕШЬ. НЕ ЖЕЛАЮ ПРЯТАТЬСЯ НИ ПОД КАКОЙ МАСКОЙ, НЕ ТО, ЧТО НЕКОТОРЫЕ.

Я ТЕБЯ ИСКАЛ. ЗВОНИЛ В СОКОЛЬНИКИ. ЖАНКА СКАЗАЛА, ЧТО ТЫ УЕХАЛ С ДРУГОМ. С КОМОМ? (КСТАТИ, ОН ЗВОНИЛ НА РАБОТУ, КОГДА ТЫ СЛИНЯЛ. Я ДАЛ ЕМУ ТЕЛЕФОН ТВОЙ И СОКОЛЬНИКОВ.)

ЖАНКА СКАЗАЛА, ЧТО ТЫ ЕЕ ВОСПИТЫВАЛ (???) КАК ДРУГА ПРОШУ, БОЛЬШЕ НЕ СМЕЙ! У МЕНЯ НАСЧЕТ НЕЕ БОЛЬШИЕ ПЛАНЫ, ТЫ ЗНАЕШЬ.

Р.S. БЫЛ В 22.10 С БУТЫЛКОЙ ВОДКИ. ЧАСТЬ ВЫПИЛ.

Я».

Потом позвонила Лора и предупредила, что останется ночевать в Сокольниках. Я поблагодарил за предупреждение. У меня тут же возникла мысль перезвонить проверить, действительно ли она там. Но вместо этого я пошел в ванную и пустил воду.

Я сидел на краю ванны, рассматривая себя в зеркале, когда телефон зазвонил снова. Я улыбнулся, подумав, что теперь, возможно, Лора проверяет меня, и решил не брать трубку. Я залез в ванну. Звонки прекратились. В замкнутом пространстве кафеля и зеркал плеск воды походил на хруст фольги.

– Са-са-сардинел-ла! – сказал я гундосо, как в банку.

Через полчаса, сонный, я выволок из ванны свое налившееся тяжестью тело, обтерся широким, как простыня, полотенцем и рухнул в постель. Телефон зазвонил в третий раз, и я снял трубку.

– Спокойной ночи! – прошептала Жанка, и в трубке раздались короткие гудки.

Засыпая, я был уверен, что завтра увижу ее вновь.