Варварские свадьбы - Ян Кеффелек

Однажды ночью Людо проснулся в холодном поту. Он видел своего отца. Человек, удалявшийся раскачивающимся шагом, обернулся, но хлеставший дождь в последний миг скрыл его лицо. Людо вышел в коридор, двигаясь ощупью в темноте. Ручка одной из дверей поддалась, и он вошел в комнату Николь и Мишо, выходившую во двор. Слышно было, как дождь хлещет по крыше, а отдельные капли гулко ударяют о ставни. Людо шел в полузабытьи, слегка обескураженный тем, что из кровати, поглощенной темнотой, не доносилось никакого дыхания. Кресло, казалось, плыло ему навстречу. Он узнал духи Николь и, вдыхая запах ее одежды, висевшей на спинке кресла, прикоснулся к ней щекой. Затем принялся ползать по комнате на четвереньках, тереться, как щенок, о край кровати, но напуганный внезапно раздавшимся храпом, вернулся в свою комнату и снова лег. С Татавом мы кровные братья… он сказал так принято у индейцев… порежь себе запястье и приложи к моему и так мы станем братьями и так Мишо станет как будто твоим отцом и так мы станем теперь одной крови… в семье должна быть одна кровь и я порезал себе запястье и приложил к его запястью и прочитал таблицу умножения… потом мы пошли за сестрами Габару… Татав спросил какую ты выбираешь мы возьмем их прокатиться на подводной лодке я больше не верю в подводную лодку сестры Габару оборачивались Татав спрашивал какую ты выбираешь мы промокли… они бросились бежать под дождем Татав сказал что это хорошо для улиток… Николь не стала их есть… ты порвал штаны… они с Мишо теперь пошли в парикмахерскую и Николь остригла волосы раньше ее шеи не было видно.

На следующий день вечером, во время ужина, Николь пожаловалась Мишо, что у нее пропал золотой браслет.

— Я думала, что ты его куда–то убрал…

Но он ничего не видел и ничего не убирал.

— Так что же. он сам улетучился?

— Ты могла его просто уронить, — предположил Мишо.

— Я всегда хорошо его застегиваю и прекрасно помню, что снимала вчера вечером.

— Так куда же ты его положила?

— Знала бы — не спрашивала бы!.. Но я его всюду искала.

— Дети, вы не видели браслета Николь?

— Нет, — отвечали Татав и Людо.

Прошла неделя, но поиски все продолжались. Людо помогал передвигать сундуки, нырял под большую двуспальную кровать, выползал из–под нее ни с чем, ощупывал ковры.

Прошло две недели. И вдруг в четверг, во время завтрака, изумленная Николь обнаружила свой браслет на подносе — он лежал на красивом блюдце между тартинками и кофе.

— Вот это да!.. Откуда он взялся?..

— Я нашел его, — сказал Людо. — Сам нашел.

Она держала браслет двумя пальцами на почтительном расстоянии от глаз, словно некий подозрительный предмет.

— Но где же ты его нашел? Мы ведь повсюду искали…

— Он, наверное, расстегнулся и упал. А я нашел.

— Ну так скажи мне, где?

Людо принял таинственный вид.

— Там, у входа, где ставят обувь. Я нашел его в ботинке.

Расстегнув рубашку, он достал из–за пазухи старый грязный башмак и протянул его матери.

— Убери эту гадость, там полно микробов! И не держи прямо над кофе, чертов идиот!.. Но как ты догадался посмотреть в ботинках?

— Когда искал. Я все перерыл. Я начал с первого этажа и сам нашел его.

Николь разглядывала браслет, и губы ее складывались в приветливую улыбку.

— Надо бы сначала промыть его в уксусе… Что–то я не очень понимаю, как ты все–таки его нашел. Но тем не менее спасибо. В сущности, ты, должно быть, хороший мальчик…

Она неловко расставила руки и замерла в замешательстве.

— Что бы ты хотел получить в награду?

Людо покраснел.

— Если бы ты могла сегодня вечером прийти в мою комнату и пожелать мне спокойной ночи.

Она рассмеялась.

— По крайней мере, это не трудно. Но берегись, если в комнате будет беспорядок! Ты ведь знаешь, что я этого не люблю. А теперь иди поиграй.

Он был уже в дверях, когда она вдруг окликнула его.

— Ах да, Людо, совсем забыла. Дай–ка мне сумку… Тебе пришло письмо… от Нанетт. Она в Париже.

Письмо пришло неделю назад, и Николь успела прочесть его уже несколько раз.

— Я сама его прочту.

Обиняками кузина объясняла мальчику, что ей придется задержаться на отдыхе и что она вернется позже, чем было предусмотрено. Она также рассказывала о Маленьком принце и беспокоилась, достаточно ли прилежно Людо учится. Умеет ли он уже читать и писать? К счастью, у него есть мама, которая поможет ему разобрать ее письмо… Покраснев, Николь опустила то место, где Нанетт писала Людо, что очень его любит и что ей не терпится обнять его.

— Ну вот… Ты сегодня утром хорошо вымыл руки?

— Да, — ответил Людо, показывая ей вычищенные ногти.

— Не очень–то верится. Жалко пачкать такое красивое письмо. Лучше я буду держать его у себя — для твоей же пользы.

Вечером за ужином Людо объявил во всеуслышанье, что убрался у себя в комнате, и, отправляясь спать, повторил это еще раз, ловя взгляд Николь или какой другой знак, которым она подтвердила бы, что сдержит обещание.

В два часа ночи, сидя на кровати, он все еще надеялся, что она придет, что вымытые окна, аккуратно сложенная в шкафу одежда и начищенный паркет сумеют заманить ее. как заманивает запоздалого гостя накрытый для него стол. Он прождал еще час. а потом учинил настоящий разгром: вывернул бак с игрушками на разобранную постель, разбросал белье по полу и улегся, глотая слезы, прямо на ботинки в глубине шкафа.

Людо решил наказать свою мать, относясь к ней с подчеркнутой холодностью. Он больше не взбивал по четвергам пенку в ее утреннем кофе, не прикладывался губами к ее чашке в том месте, где она касалась ее своими губами, затаивал дыхание, когда им случалось встречаться. Его уязвленная гордость требовала, чтобы отныне любой намек на близость был исключен из его действий, когда он ей прислуживал.

Николь делала вид, что ничего не замечает. Похоже, что недовольство сына отвечало ее стремлениям. Его холодность со временем могла превратиться лишь в боль, однако он продолжал терпеть и не переходил к враждебным действиям.

— Ты прав, — говорил ему Татав, — дура она, твоя мать. Я не хотел, чтобы отец на ней женился.

— Понятно, — отвечал Людо.

— Надо ее проучить, — заявил однажды Татав. — Она должна попросить прощения. Таков закон. — И он прыснул. — Мы подложим ей уховерток в одежду. Ну давай! Ты постоишь на шухере у лестницы, а я все сделаю.

Людо стал на страже.

— Больше она никогда не решится надеть свои штанишки, — ликовал Татав, выходя через несколько минут из спальни. — Я подсунул в них целую армию. Ну ладно, я пошел на подводную лодку.

Как только он ушел, Людо проскользнул в спальню и потихоньку убрал уховерток, кишевших в белье Николь.

— Хитрая бестия, твоя мамаша, — заметил наутро Татав по дороге в школу. — Так ничего и не сказала. Даже поцеловала меня на прощанье. Нужно подложить ей вонючек под простыни. Когда она ляжет спать, они лопнут. Ну и ночка будет у стариков!

Людо чуть не попался, когда разминировал постель, в которую Татав подложил свой пакостный сюрприз.

— Ничего не понимаю, — нервничал тот.

— Я тоже. — говорил Людо.

— Есть идея. Я встану сзади нее на четвереньки, а ты налетишь на нее спереди, она попятится и упадет на меня.

Сказано — сделано. Но в тот момент, когда Николь должна была споткнуться о Татава, Людо крикнул: «Берегись!», и проделка не удалась. Татаву пришлось сделать вид, что он завязывает шнурок ботинка, но после этого случая он стал поглядывать на Людо с подозрением. «Да ну, я испугался…»

Дни становились длиннее. С первой жарой в воздухе запахло смолой, медом и океаном, во всю мочь стрекотали цикады. Море мятежно–синего цвета с шумом накатывалось на берег. По вечерам летящие журавли прочерчивали в лазурном небе фиолетовые полоски. Татав и Людо купались в море. Татав хвастался, что плавает как рыба, хотя в действительности едва умел сучить под водой ногами; вначале это произвело впечатление на Людо, но вскоре его удивление померкло: он обнаружил, что способен делать то же самое. К тому же, он легко нырял в холодную воду. Татав же погружался с великой осторожностью, и, когда вода доходила до бедер, его молочного цвета кожа тут же покрывалась мурашками; стоило Людо отпустить какую–нибудь шутку — и тот вылезал на берег, изображая крайнюю обиду.

Долгими теплыми вечерами, когда воздух был напоен сладковатыми ароматами, мальчики до самой ночи играли в настольный футбол. Татав в пух и прах разбивал Людо, благодаря постоянному изменению правил, что позволяло ему переигрывать всякий раз, когда Людо вырывался вперед. Эти матчи сопровождали заунывные звуки фисгармонии. Ближе к полуночи Мишо предлагал выпить чаю. Татав кипятил воду, Людо раскладывал чайные пакетики по чашкам.