Рыбы молчат по-испански - Надежда Беленькая

По случаю праздника Кирилл принес большой букет роз и протянул его Ксении. Букет был всего один, хотя женщин – он это отлично знал – было две.

– Во дает! И ведь подумай: он просто так, от обычной человеческой рассеянности ничего делать не станет, – потешалась Ксения на следующий день. – Если принес один букет, значит, так ему нужно. Очень в его духе: что-нибудь сотворит, а ты потом неделю голову ломаешь.

Войдя, Кирилл внимательно оглядел единственную Ксенину комнату, как будто попал туда впервые.

– Думаю, Ксения уже ввела вас в курс дела, – начал он, усевшись на диван перед журнальным столиком и придвинув к себе кофе.

Новую переводчицу он рассматривал пристально, чуть исподлобья. Под его взглядом Нина съежилась, словно перед ней сидел не человек, а вурдалак.

– Да, более-менее…

– Работа вам знакома?

– В общих чертах, – робко ответила Нина, чувствуя подвох.

– Вы работали с другими посредниками?

Вопрос прозвучал неожиданно.

– Нет, я вообще в усыновлениях никогда не работала.

– Не работали в независимых усыновлениях, вы это хотите сказать, – услужливо подсказал Кирилл. – Может, вы работали в агентствах?

– В агентствах тоже не работала.

– А известен ли вам человек по имени Вадим?

– Про Вадима не слышала ни разу.

– А про Эвелину?

– И с Эвелиной не знакома…

Допрос начал Нину утомлять.

– Сколько бы вы хотели получать в месяц? Я имею в виду сумму в евро.

Нина смущена. Она мычит что-то невразумительное, как студентка, которая на экзамене вытащила невыученный билет:

– М-м… Я как-то не задумывалась…

– Я получил о вас положительные отзывы, начали вы неплохо. Со временем ваши обязанности станут несколько шире. Ксения будет давать вам информацию, вы будете переводить и пересылать по электронной почте в Испанию. Или наоборот: переводить на русский и отдавать Ксении. За эту работу вам будут платить. Какая сумма вас устроит?

– Мне нужно с кем-нибудь посоветоваться… – бормочет Нина.

Кофе уже выпит, но она все равно машинально подносит ко рту пустую чашку. В рот набивается противная горькая гуща.

– Советоваться как раз ни с кем не нужно! Я предлагаю вам пятьсот евро в месяц. Работа очень простая: получаете данные, переводите, отправляете. Пятьсот – это только переговоры. Прибавьте сюда еще поездки в Рогожин, посольство, перевод документов…

Сумма кажется Нине астрономической.

– Да, я согласна, – бормочет она.

Затем Кирилл, словно забыв про Нину, переключился на Ксению. Некоторое время они неторопливо обсуждали рогожинских чиновников, называли незнакомые имена. Нина слушала рассеянно.

Внезапно Кирилл снова обратился к Нине, внимательно наблюдая за ее реакцией:

– Надеюсь, у вас с собой нет диктофона?

Нина обомлела. Сейчас этот странный человек попросит ее вывернуть карманы и вытряхнуть на стол содержимое сумки. А может, он шутит?

Но Кирилл и не думал шутить. Он был совершенно серьезен.

– Учтите, э-э-э… Нина. Теперь вы – наш сотрудник. Вы должны работать только с нами и подчиняться нашим требованиям и условиям.

– А какие это требования и условия?

– Прежде всего, запомните раз и навсегда: ничего из того, что вы увидите или услышите, не должно пересказываться третьим лицам. И второе: сотрудничать вы имеете право только с нами и больше ни с кем.

– Но я же работаю, – замечает Нина. – Преподаю студентам в университете. Этого тоже делать нельзя?

– Основная работа не в счет, – отзывается Кирилл. – Я имею в виду работу в международном усыновлении. Отныне вы не имеете права сотрудничать с другими посредниками, а также с агентствами.

– Не буду сотрудничать, – соглашается Нина. – Да мне и не с кем.

– Вот и отлично. Итак, сегодня мы с вами заключили устный договор. Устный, подчеркиваю, потому что мы принципиально ничего не фиксируем письменно. Все остается между нами, никаких записей…

– Да, и вот еще что, – добавил он, когда Нина уже надевала в прихожей пальто. Кирилл оставался у Ксении; после Нининого ухода им предстояло еще кое-что обсудить. – Никаких разговоров про деньги – ни по мобильному телефону, ни по домашнему. Никогда. Запомните, все прослушивается.

Выйдя от Ксении, Нина медленно дошла до конца улицы. Спускаться в метро не хотелось. Эмоциональное напряжение, возникшее во время неприятного разговора, не проходило, но она не могла толком объяснить себе, что именно так сильно ее встревожило. «Все нормально, – успокаивала она себя. – Все очень даже хорошо…» Но скверное предчувствие не покидало.

Потом Нина вспомнила, что так и не попробовала дорогой праздничный торт, который они с Ксенией вместе выбирали в кондитерской, и ей стало по-детски обидно.

Она брела мимо метро, коробок с мимозой и первых, на вид подмороженных тюльпанов, зашла в «Шоколадницу». Уселась за столик у окна и заказала самый дорогой десерт, какой нашла в меню. Теперь все это было доступно – и охлажденный кофе с ликером и толстой взбитой пенкой, и многоярусное мороженое с лесными ягодами в стеклянной вазочке. Потому что она личный агент Кирилла. С ног до головы, на все времена.

За окнами темнело. Шел легкий пушистый снежок. Был час пик, и машины на проспекте стояли, вытянувшись огненной рекой.

Зазвонил телефон: Макс.

– Приедешь?

– Обязательно! Сейчас дела все доделаю – и сразу к тебе.

– Что это у тебя там за дела?

– Да так, ерунда всякая, – смеется Нина.

Ей принесли счет. Сумма немалая, но у нее был аванс, который час назад заплатил Кирилл. Она достала несколько купюр и вложила в папку со счетом.

Обещанные Кириллом деньги принесли новые ощущения. Нина почувствовала тяжесть, словно к ее плечам прикоснулись и слегка надавили. Давление невидимых рук отозвалось в теле непривычным дискомфортом. Как странно, подумала она. Плечи ныли, словно на спине висел груженый рюкзак. Неужели деньги имеют вес?

Она вспомнила, как однажды на стажировке в Барселоне осталась совсем без денег. В то лето Нине и еще нескольким московским студентам заплатили стипендию на месяц вперед, но в последние дни, несмотря на строжайшую экономию, деньги подошли к концу. Накануне отъезда Нина отправилась гулять по городу. Она решила обойти весь центр, район за районом, это было ее прощание с Барселоной. И вдруг она почувствовала легкость. Ничего подобного она ни разу не испытывала в предыдущие четыре недели барселонской жизни и теперь бродила по городу так, словно ее подхватило тугое и теплое воздушное течение – из улицы в улицу, от площади к площади. Рамбла, как обычно, пахла подгнившими цветами, щебетали канарейки в клетках, шумел рынок Букерия, грело сентябрьское солнце – и казалось, что весь этот будничный городской шум, эта уличная жизнь никогда раньше не радовали ее так, как теперь. Ее увлекало все дальше и дальше вглубь старых районов, шелковая юбка летела по ветру, и Нина придерживала ее рукой. Где-то за домами кричали чайки и доносился запах моря… Отныне ей ничего не было нужно от этого мира, от этого города – она просто его любила и прощалась с ним…

«Значит, деньги… – размышляла Нина, выйдя из “Шоколадницы”. – Оказывается, я всю жизнь только и думаю о деньгах. Господи, неужели я на них зациклена? Я же, вроде бы, совсем другого хочу от жизни».

Но на самом деле Нина не знала, чего она хочет от жизни. Она не думала об этом подолгу и всерьез, как не думает большинство людей.

Она просто жила, и ей очень нравилось жить, вот и все.

И теперь она спрашивала себя так, будто заглядывала себе в душу.

Вместо ответа пришло воспоминание.

Послеполуденный зной, август, каникулы. Еще никто не вернулся в Москву, Нина первая. Красноватый крымский загар ровно покрывает все тело, кожа слегка шелушится, как будто Нина забыла смыть морскую соль, а волосы выгорели и стали совсем белые. Ее тело помнило покачивание моря и почти забыло город. Она вышла на улицу, чтобы пройтись – дома делать все равно было нечего. Она соскучилась и немного одичала за месяц у моря. Город, как в детстве, кажется ей другим, словно среди скал и сосен она подросла. А может, уменьшилась высушенная жарой Москва, и в ней стало тесно от пыльной листвы.

На улицах центра почти нет людей. Свет полуденного солнца падает отвесно, как белые стрелы. Пустые ясные небеса: в глубине лазури угадывается чернота. Летнее кафе, пластмассовые столики, между ними ходит грязная дворняга, очумевшая от жары. «Бедная, она хочет пить, – думает Нина, – надо бы дать ей воды». И проходит мимо: она не знает, где берут воду, и не может помочь.

Неожиданно ее охватывает острое, почти болезненное ощущение пустоты. Такое бывало и раньше, и всякий раз летом – вот почему Нина с детства не любила каникулы. Зимой жизнь заполнялась сама собой, почти не требуя волевых усилий. Нина просто жила, пропуская через себя поток впечатлений, как водопроводная труба – воду. Она читала то, что ей советовали читать, и думала то, что предлагали думать. Она жила так, как требовали от нее другие. И теперь, под этим беспощадным небом и горячим солнцем августа, ей нечем себя заполнить, и она готова бежать куда угодно, лишь бы спрятаться от пустоты. Мысленно она перебирает имена всех друзей и знакомых, кто не уезжал из Москвы или уже вернулся, кому можно позвонить, с кем встретиться в эти оставшиеся до сентября медленные солнечные дни, и с досадой понимает, что все эти люди и встречи нужны ей лишь для того, чтобы избавиться от пустоты – ей не так уж хочется срочно кого-то видеть.