Реакция Вассермана и Латыпова на мифы, легенды и другие шутки истории - Анатолий Вассерман

То есть с точки зрения потребителя роль посредника прежде всего в том, чтобы каким-то образом структурировать рынок и дать потребителям удобный доступ ко всему спектру возможностей рынка.

Сходные же услуги посредник оказывает и производителям. Он может дать каждому производителю сведения о реальных потребностях.

Например, в большинстве поисковых систем ведётся разнообразная статистика обращений. Думаю, производителям эта статистика доступна на разумных условиях. Заглянув в неё, производители могут узнать, за товарами какого рода обращались чаще, какие именно характеристики чаще задаются в поисковых системах, а какие не так важны для тех, кто к ним обращается.

То есть потребитель благодаря посреднику узнаёт, что могут ему предложить производители, а производитель благодаря всё тому же посреднику узнаёт, чего в первую очередь хотят потребители. И таким образом можно наилучшим образом удовлетворить реальную потребность.

Заметьте: именно реальную. Сейчас в моде службы маркетинга — то есть работы с рынком. Но они, в сущности, не столько изучают потребности рынка, сколько искусственно создают их — навязывают потребителю представление о том, чего он якобы хочет. На самом деле эти представления исходят из удобства производителя. А вот поисковые посредники дают сведения о реальных потребностях, существующих в данный момент.

Из рассмотрения поисковых систем видно: посредник такого рода действительно выполняет функцию, очень важную для рынка в целом, но заведомо непосильную ни одному производителю и ни одному потребителю — просто потому, что каждый из них сосредоточен на своих желаниях и возможностях.

И эта полезная функция посредника — далеко не единственная.

Например, сейчас всевозможные издательские, звукозаписывающие и киносъёмочные компании стали объектом жестокой критики за попытки бороться с новыми способами распространения информации. Критика во многом справедлива: корпоративные интересы породили столь нелепые законы, что каждый из нас может быть признан преступником за самое естественное поведение — вроде прослушивания на улице законно купленной мелодии.

Но не следует забывать: издатели, продюсеры в значительной мере берут на себя многие виды рисков, связанных с продвижением в аудиторию не только новых авторов и исполнителей, но и новых жанров. Риск тут действительно велик: в лучшем случае одна из сотни новинок находит действительно массовую аудиторию, так что выручка от её распространения должна окупить сотню попыток, неудачных и в коммерческом, и зачастую в творческом отношении. Такая страховка чаще всего не под силу каждому конкретному творцу и требует объединения усилий. А ведь творчество — дело индивидуальное, и для объединения нужны люди, погружённые в рутинную работу.

Сейчас появились новые виды посредничества между творцами и слушателями — например, системы выкладывания материалов в Интернете, их поиска, цифровой оплаты. Они предоставляют и производителям, и потребителям больше удобств. Нынешние большие продюсерские компании скорее всего очень скоро уступят своё место на рынке этим новым системам. Но сама по себе функция согласования творческих порывов и вкусов аудитории никуда не денется. И всегда будут какие-нибудь способы организации их взаимодействия.

Посредник — не паразит. Посредник — это, так сказать, переходник между интерфейсами.

Потребностью в посредниках, как и любой потребностью, можно злоупотреблять. И некоторые посредники — вроде той же группы звукозаписывающих компаний — действительно злоупотребляют ею. Но самой нужды в посредниках это не отменяет. Может быть, и кто-нибудь из вас найдёт для себя какую-то возможность заняться этой необходимой — и поэтому выгодной — работой.

Взрыв по аутсорсингу

Несколько слов о необходимости надзора за соисполнителями.

Отдаёшь на сторону уже освоенную технологию — сохраняй за собой авторский надзор. Сторонние работники не могут знать всех нюансов, способных повлиять на процесс и результат. Поэтому могут строго блюсти совершенно несущественные мелочи — и в то же время из лучших побуждений менять что-нибудь принципиально важное.

В 1909 году Фриц Габер разработал метод синтеза аммиака из водорода и азота. В природе азотные соединения образуют только молнии при грозе да клубеньки с бактериями на корнях бобовых растений. До Габера вся остальная природа довольствовалась столь скудным азотным пайком. Теперь весь азот необъятной атмосферы стал доступен для усвоения — лишь бы хватало энергии на работу химзаводов. Первый завод открыла в 1913-м близ Оппау фирма BASF (Badische Anilin und Soda Fabrik).

Габер получил Нобелевскую премию. А ещё раньше его родная страна смогла четыре года воевать в экономической блокаде: и азотные удобрения, и азотная кислота — основа взрывчаток и порохов — ранее изготавливались только из селитры, а основной её источник — залежи птичьего помёта на скальном берегу Чили — был отрезан от Германии могучим британским флотом.

После войны взрывчатки нужно немного. Аммиачные заводы переключились на выпуск аммиачной селитры: в ней содержание азота наивысшее из всех дешёвых солей — лучшего удобрения не найти. Крестьяне изголодавшейся Германии расхватывали всё произведённое.

Сельское хозяйство — сезонное. Удобрения надо внести в почву за считанные осенние дни. Расчётливый крестьянин и закупит их незадолго до внесения: цена в сезон выше — но не омертвлять же капитал на многие месяцы! Заводы год работают на склад — а потом за несколько недель распродают запас.

Селитры хорошо растворимы. Поэтому легко слёживаются. Мелкие кристаллы частично растворяются даже во влаге, впитанной из воздуха. При подсыхании выпадают микрокристаллики, связывая между собой то, что не успело раствориться. Образуется монолит. Селитру лучше сразу после изготовления фасовать в плотные мешки.

В Оппау дешевизны ради склад — выработанный глиняный карьер около завода — заполняли навалом, а на продажу слежавшееся удобрение дробили. Отбойным молотком много не наколешь — надо взрывать. А это рискованно. Аммиачная селитра — в отличие от всех прочих — способна взрываться и в чистом виде: кислород и водород, прикреплённые к разным атомам азота, соединяются напрямую.

Заводские технологи отработали методику. В шпуры — длинные тонкие сверления — закладывали картонные трубки с чёрным порохом — смесью угля, калиевой селитры и серы. Энергия, нужная для активации химических реакций, передаётся в нём горением — в виде тепла, а не детонацией — ударной волной. Поэтому другие взрывчатки от него почти никогда не детонируют. Но давление выделяющихся газов достаточно, чтобы расколоть на куски приемлемого размера довольно обширный кусок селитряного монолита.

Взрывное хозяйство — склады пороха и фитилей, специальная охрана — достаточно громоздкое и накладное. Завод пригласил подрядчика — фирму, специализирующуюся на взрывных работах. Передали подробные — с немецкой скрупулёзностью расписанные — технологические карты. На первых порах контролировали подготовку каждого взрыва. Убедившись в точности соблюдения регламента, оставили подрядчика в покое. Пара десятков тысяч взрывов прошла без осложнений.

Увы, чёрный порох — взрывчатка не из дешёвых. И уж подавно далеко не самая мощная. На бурении шпуров и взрывах приходилось держать изрядный коллектив, и прибыль подрядчика оказалась куда меньше его надежд.

Подрядчик рассудил: отчего бы вместо безнадёжно устаревшего пороха не взять взрывчатку помощнее (да и подешевле)? Выбрал рекарок — смесь бертолетовой соли с бензином. Грозное название (wreck a rock — расколи скалу) она получила в 1885 году, когда 110 тонн бертолетовой соли с нитробензолом и пикриновой кислотой (и более 30 тонн динамита вокруг детонаторов) снесли подводные скалы Флед Рок, изрядно осложнявшие проход в нью-йоркскую гавань.

Пробные взрывы прошли идеально. Расходы меньше, объём дробления больше. Заводских технологов даже не известили об изменении.

Работа по новой методике поначалу шла благополучно. Но 21 сентября 1921 года в очередной взрыв оказалось вовлечено и содержимое склада.

В аммиачной селитре кислорода больше, чем нужно для реакции с её же водородом: в каждой молекуле — лишний атом. Поэтому взрывается она сравнительно слабо. Детонационная волна замедляется на неизбежных неоднородностях частично слежавшегося порошка, так что часть его, вероятно, вылетела из карьера, не успев прореагировать. Взрыв 12 тысяч тонн селитры оказался равен четырём-пяти тысячам тонн тротила.

В Оппау погибло всего полтысячи человек, да и значительную часть городских зданий удалось потом отремонтировать: карьер направил ударную волну в основном вверх. Но от первого в мире аммиачного завода остались в основном горькие воспоминания.