Современный болгарский детектив - Андрей Гуляшки

— Смотри-ка ты! — притворился я удивленным.

— Его скупердяйство было наследственным, товарищ, а за полученное по наследству человека не корят!

— А золото? — спросил я. — Что было «золотого» в его характере?

— Я тебе скажу, товарищ. Он был самым обыкновенным из всех обыкновенных людей этого дома, самым аккуратным.

— Об умершем не говорят плохо, но ты, тетя Мара, имей в виду, что властям говорят все — и хорошее, и плохое!

— Ты меня не учи, я человек бывалый! — выпалила она мне в лицо. — Ведь сам же видишь, я говорю одинаково и о хорошем, и о плохом! Никому не даю пощечину и ни с кем не сюсюкаю.

— Давай все же поговорим о «золоте», — настаивал я. — Что было хорошего в этом человеке?

— Что... Встретит, бывало, утром: «Доброе утро, тетя Мара!» Вечером: «Добрый вечер, тетя Мара!» И приподнимет шляпу. Оказывает мне уважение, точно какой-то знаменитости! Он всегда ходил в шляпе — и зимой, и летом.

— Дальше?

— Лампа у него в кабинете горела до полуночи и в будни, и в праздники. Работал — ну как раб. Против болезней находил лекарства человек, а против своего одиночества — не нашел ничего!..

— Подожди, тетя Мара! — прервал я ее. — Ты, пожалуй, увлекаешься. По-твоему получается, профессор жил отшельником. Ты вводишь нас в заблуждение, мы ведь отлично знаем, что у него была экономка по имени Дора Басмаджиева и что она была его любовницей. Отшельник! Дай бог всякому такое отшельничество. В его годы иметь тридцатишестилетнюю любовницу — и это ты называешь отшельничеством?

Тетя Мара нахмурилась, собираясь мне ответить, но ее опередил лейтенант Манчев.

— Если бы я не был женат, товарищ майор, я бы тоже обрек себя на такое отшельничество, ха-ха!

Оба сержанта опустили головы, а по моей спине словно поползло какое-то насекомое. Ужасным был этот неуместный смех.

— Эй, позорники, не черните память о человеке! — оборвала нас тетя Мара хриплым своим голосом.

— Кроме любовницы, — сказал я, — у профессора были дочь и зять. Извините, — продолжал я, — но это отнюдь не одиночество: любовница, дочь, зять.

— Эта компания, о которой ты упоминаешь, делала его одиночество еще более тяжким, товарищ. Кроме того, — сказала тетя Мара, прямо-таки вонзая взгляд в мой мозг, — у любовницы был свой любовник, доктор Беровский, а доктор Беровский был другом профессора. У дочери профессора Нади есть муж, Краси Кодов, и этот Краси тоже в компании и так же, как Дора и Беровский, с нетерпением ждал смерти доктора. Эту компанию, товарищ, я дополню и его сыночком Радоем, который добывает нефть в Ливии. Скольких я насчитала? Четыре лами[6]. Четыре лами, товарищ, и среди них он был одиноким и при этом больным — он инфаркт перенес. Вот что я вам скажу, а вы уж рассказывайте себе о компаниях, если у вас нет других дел!

Она была похожа на одичавшую голодную кошку, и, если бы ее желтые глаза имели когти, она бы своим взглядом всех нас изодрала до смерти.

— Не сердись, — сказал я ей. — Такая уж наша профессия — допрашивать. Допрашивая, человек дойдет не только до Стамбула, но и за Стамбул. Расскажи-ка нам, что тебе известно об этой квартире. Кто сильнее желал ее получить — Кодов или любовники Дора и Беровский? А кроме того, — продолжал я, — ты ведь знаешь, профессор имел виллу в Бояне и хороший дом в селе? Расскажи, кто на что точил зубы, и ты окажешь нам большую услугу.

— Локоть видите? — Она бесстыдно показывает нам свой остроконечный локоть. — Посмотрите на мой локоть и оставьте меня в покое. Буду я совать нос, куда не следует! — заключает эта ведьма.

Не сумев связаться по телефону с Беровским, Дора отправилась к нему на квартиру, взяла по дороге такси и чуть-чуть не ускользнула от взора Данчева. Но случай оказался благосклонным к моему помощнику — через несколько секунд появилось другое такси, и на нем Данчев успел Дору опередить. Хотя этот инспектор мне и не нравился (мне казалось, он скептически настроен по отношению ко мне и моим методам работы), я похвалил его за сообразительность — перед тем как выйти отсюда, он посмотрел в телефонную записную книжку профессора и на букву «Б» нашел адрес Беровского. Теперь я жалею о том, что я его похвалил. Вместо того чтобы быть довольным, Данчев пренебрежительно улыбнулся и... высокомерно промолчал. Да, эти «профессионалы» с трудом воспринимают выдвижение «теоретика» в «детективы»... Но ничего, проглотят, черт возьми, проглотят! В жизни происходит так же, как и во время футбольного матча: она идет то в одну, то в другую сторону, поворачивается то одной, то другой своей стороной, черт возьми!

Судя по портрету Астарджиева во весь рост, профессор был довольно высоким, крупным человеком и лишь в последние года два начал худеть и стал даже меньше ростом из-за тяжелого сердечного заболевания. Я представлял себе его любовницу женщиной «в соку», какими чаще всего бывают женщины в 36 лет, круглой, грудастой, с крутым, как у откормленной кобылки, задом. Вот почему я удивился и вздрогнул, когда появилась «женщина-розанчик», хрупкая и нежная, как фарфоровая статуэтка, с миловидным лицом и ясными небесно-голубыми глазами. (Эту маленькую мадонну привратница назвала проституткой. Ну и ну!) Женщина эта соответствовала понятию «экономка» так же, как борец сверхтяжелого веса соответствовал бы представлению, например, о лаборанте. Но, руководствуясь принципом «чего только не бывает на белом свете», я принял вещи такими, какими они были, и ничем не выдал своего удивления.

— Кто уведомил вас о трагической кончине профессора? — спросил я Дору Басмаджиеву.

— Надя, дочь профессора.

— В котором часу?

— Думаю, было около шести. Я только что встала с постели — и зазвонил телефон.

— В котором часу вы обычно встаете?

— Около шести.

— Как вы себе объясняете то, что именно вам она позвонила так рано?

— О, очень просто! — сказала Дора, и щеки ее слегка порозовели. — Она потребовала у меня ключ от квартиры. Теперь она чувствует себя законной хозяйкой и считает недопустимым, чтобы кто-либо еще имел ключ от входной двери.

— Что вы ей ответили?

— Ответила, что отдам ключ.

— Ключ, а не «тот ключ», не так ли?

— А имеет ли это значение?

— Отвечайте — я вас допрашиваю!

— Я сказала Наде, что я отдам ей «ключ», и вы совершенно точно поняли смысл, который я вкладываю в это слово.

— Вы отдадите Наде «ключ», а не «тот ключ». Вы чувствуете себя законной наследницей квартиры, по крайней мере такой же, как и дочь профессора. Не так ли?

Маленькая женщина нисколько не смутилась от моих слов. Она пожала плечами и спокойно ответила:

— В данный момент не могу вам сказать ничего определенного. По всей вероятности, профессор при жизни позаботился о том, чтобы выразить свою волю по этому вопросу.

— Почему вы не ночевали здесь, а уходили домой?

— Потому что я была экономкой профессора, а не его женой.

— Но, если вы были только экономкой, вряд ли вы можете иметь претензии на квартиру.

— Я не была женой профессора. А почему надеюсь, что имею права на квартиру, — мое личное дело.

— Вы, возможно, не были законной женой профессора, но фактической...

— Я была экономкой. Получала зарплату, с которой профсоюз удерживал взносы в пенсионный фонд. А была ли я фактической женой — это вопрос интимного характера, на который я вовсе не должна отвечать! Можете думать что угодно, меня это не интересует!

— Какое у вас образование?

— Изучала французскую филологию, но не закончила.

— С этим образованием вы могли бы работать в государственном или общественном секторе. Почему вы выбрали частный?

— Наше общество считает любую трудовую деятельность достойной уважения, товарищ!

— Ответьте, пожалуйста: работа экономки носит «частпромовский» характер или я ошибаюсь?

— Это зависит от обстоятельств. Если профессор не был полезным членом общества, моя работа у него была «частпромовская». Но профессор очень активно работал на общество, он был очень полезным человеком, а я помогала ему, чтобы у него не было забот бытового характера. Так что моя работа у него не носит вульгарного «частпромовского» характера.

В области социальных отношений я был королем, но она прижимала меня к стенке. Надо было изменить тактику. Я сказал ей:

— Скажите-ка, ваш покойный супруг и профессор были друзьями?

— Мой супруг был первым помощником профессора в его работе!

Тут инспектор Манчев многозначительно кашлянул.

— А вы с профессором не были друзьями?

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать: не были ли вы другом профессора до того, как умер ваш муж?

— Я и муж были друзьями профессора. Профессор был нашим другом.

— Дружба вашего мужа с профессором меня не интересует. Я проявляю интерес к ВАШЕЙ дружбе с профессором.

— Все, что нужно было сказать по этому вопросу, я уже сказала! — Дора отвернулась и рассеянно посмотрела в окно.