PR-проект «Пророк» - Павел Минайлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В той комнате, за стеклом, над каждым сидящим на стене висел номер. Они продолжали не замечать никого перед собой, и это выглядело неестественно. Шустер ощущал какую-то неловкость, будто его самого разыгрывают или рассматривают голого незнакомые люди. Вероятно, такие же чувства испытывали и другие, впервые попавшие в это помещение. Все несколько смущенно посматривали на сидящих за стеклом претендентов.
— Они считают, что будут играть роль Христа в телесериале, — прервал молчание Фимин.
— С какого перепугу? — удивился Антонович.
— Думаю, это лучше всего. Да и в какой-то мере соответствует действительности… А что бы вы хотели, чтобы я им сказал?
— М-да, может быть, вы и правы. Посмотрим… А если они не согласятся?
— Не согласятся? А куда они денутся?!
Все четверо молча начали прохаживаться вдоль стеклянной стены, разглядывая сидящих.
— Только прошу вас, ни в коем случае не прикасайтесь к зеркалу, иначе с другой стороны будет видно движение. Трое гостей, не сговариваясь, отступили от стекла. Так они молча ходили несколько минут, меняясь местами, останавливаясь напротив то одного, то другого претендента.
— Кто эти люди? — спросил Шустер.
— В основном актеры, — повторился Вернер. — Здесь у меня фотографии каждого в разных ракурсах.
— Дайте-ка.
Вслед за Шустером все подошли к журнальному столику. Вернер вытаскивал из папки фотографии, передавал Шустеру, комментировал их, тот передавал их Антоновичу, а тот — Фимину.
— У четвертого интересное лицо, — вслух размышлял Шустер. Его реплика осталась без ответа.
— Толя, каким ты видишь Пророка? — спросил Антонович Фимина.
— В первую очередь он должен быть воплощением мужской красоты. Эдакий красавец-мужчина. Он должен хорошо говорить. К тому же обладать яркими актерскими данными и интеллектом. То, что он говорит, он должен чувствовать… пропускать через себя. Он должен уметь зажигать людей.
— Странно… Разве таких людей мало в театральных училищах или среди актеров, неужели так трудно выбрать?
— В том-то и дело, — ответил Фимин. — И потом, я не думаю, что он должен быть актером. Тем более профессиональным. Во-первых, всех актеров где-то видели. Во-вторых, в Пророке не должно быть фальши. Жизнь — это не сцена.
— Тут я с вами не согласен, — вступил Вернер. — Ему придется выступать как раз со сцены.
Фимин внимательно посмотрел на него, но не ответил и продолжал свою мысль:
— И потом, это — работа на всю жизнь, даже не работа, а стиль жизни.
— Насколько я понимаю, он должен быть хорошим оратором, — сказал Шустер.
— Абсолютно верно, — подтвердил Антонович.
— Мы из рыбы сделаем оратора, — заверил Вернер.
Все посмотрели на него и промолчали.
— С кого начнем? — спросил режиссер.
— Давайте, с четвертого, — предложил Шустер.
— Да. Мне тоже нравится, — одобрил его выбор Антонович. — В нем есть что-то демоническое.
— Да вы поэт, — улыбнулся Анатолий.
— Истинный, — коротко ответил Лев Семенович.
— Так, четвертый… — Вернер посмотрел в свои бумаги. — Терещенко Илья Викторович. Это как раз новичок. Единственный непрофессионал. Не я его отбирал, так что сказать ничего не могу.
— А кто же его отбирал?
— Это мой вам сюрприз, — улыбнулся Фимин.
— Стоп, так это Терещенко… Родственник, что ли? — спросил Антонович.
— Сын, насколько я знаю, — выступил вперед Шустер.
— Это осложняет дело, — задумчиво произнес Антонович.
— Не думаю, — сказал Шустер. — Если пройдет Терещенко, то его отец у нас в кармане. И сын будет под контролем.
— Логично. В конце концов, нас же никто не заставляет…
Они увидели, как в соседнюю комнату вошла секретарша, что-то сказала, поднялся молодой человек под четвертым номером и вслед за секретаршей вышел из комнаты. Через две минуты открылась дверь.
Илья вошел в помещение с приглушенным светом, где стояли, глядя на него, четыре человека. За темным стеклом он с удивлением увидел своих недавних соседей.
— Добрый день, — сказал он разглядывающим его в упор людям.
— Добрый, добрый. Что вы имеете нам сказать? — без тени иронии произнес лысеющий и довольно полный пожилой человек.
— Простите?
— Два слова о себе и начнем просмотр, — вступил Вернер.
Его деловой тон помог Илье. «Так, теперь главное — кураж», — подумал он.
— Терещенко Илья Викторович, тридцать два года. Профессиональный фотохудожник. Работаю в журнале «Перфект».
— Покажите что-нибудь.
«Нырять так нырять», — Илья глубоко вдохнул и выдохнул: — Мне нужен ассистент.
Присутствующие переглянулись.
— Я готов быть вашим ассистентом, — сказал Вернер.
— Тогда присядьте.
Вернер сел на стул, боком к Илье. Илья подошел к нему, положил руку на плечо. Не двигаясь, он смотрел на профиль Вернера. Тот оторвал взгляд от стены и поднял на Илью глаза. Илья заговорил.
— И сказал он ей… — начал Илья почти шепотом, потом голос его возвысился, заполняя все пространство: — «Дщерь! — И в комнате зазвенела разбившаяся тишина. — Вера твоя спасла тебя. Иди в мир и будь здорова от болезни своей». — Последние слова опять были сказаны тихо, будто шли из самой глубины его существа. Они звучали так, как прощается врач с дорогим и недавно безнадежным пациентом, которого он излечил, или как прощается отец, отправляя сына в «большую жизнь». Илья замолчал, но глаза его продолжали блестеть… Потом он сделал шаг назад и улыбнулся зрителям.
— Впечатляюще, — после долгой паузы произнес лысоватый.
— Вы говорите, вы не профессионал? — спросил второй — мужчина лет сорока пяти с черными вьющимися волосами.
— Нет, — снова улыбнулся Илья.
Присутствующие переглянулись. Антонович посмотрел на Фимина, Фимин еле заметно кивнул, Антонович кивнул ему в ответ, оба посмотрели на Шустера, который следил за их реакцией и, закусив нижнюю губу, покачивал головой. Потом все трое посмотрели на Вернера.
— Что скажут высокие профессионалы? — спросил Антонович Вернера.
— Очень недурно… Для новичка.
Тот повернулся к Илье:
— Будьте добры, пройдите к секретарю, скажите, чтобы она проводила вас в мой кабинет.
Илья вышел.
— Должен обратить ваше внимание вот еще на что, — сказал Шустер, обведя лукавым взглядом присутствующих. — Этот сын пишет половину отцовских выступлений.
— Не понял, — сказал Антонович.
— Терещенко-младший пишет тексты выступлений для нашего московского секретаря, — выразительно повторил Шустер.
— Неожиданное сообщение, — произнес Фимин.
— Зато решающее, — наконец пришел в себя Антонович.
В комнату, где ждал Илья, вошел один Антонович:
— Илья Викторович, если не ошибаюсь?
— Да. — Илья привстал.
— Меня зовут Лев Семенович.
— Очень приятно.
Антонович ответил кивком головы.
— Вот моя визитка. — Антонович достал из кармана золотой футлярчик для визиток и протянул карточку. — Позвоните мне завтра в три.
— Зачем?
— Можете считать, что вы прошли первый этап конкурса. Завтра я хотел бы с вами поговорить обстоятельнее.
В конце следующего дня Илья был уже в особняке Антоновича. Ему понравилось, как говорил с ним этот интеллигентный пожилой человек. Прощаясь, Антонович попросил Илью никому, даже отцу, не рассказывать ни о встрече, ни, тем более, о содержании их беседы. И пообещал, что через полгода Илья станет самым знаменитым человеком в России.
— А пока, — сказал он, — не думайте ни о чем, ходите на работу, как всегда. Мы вам позвоним, когда будет надо.
IX. Предыстория любви (октябрь)
В октябре в соседнем с редакцией офисе появились новые интересные люди. Это были две девушки лет двадцати — двадцати пяти. Обычно соседями в редакции никто не интересовался — своих людей было достаточно. Кроме того, все редакционные сотрудники видели в себе людей творческих, причастных к чему-то исключительному, встречая каждый месяц новый номер журнала в киосках или на книжных развалах. Поэтому к другому бизнесу — за редким исключением — относились чуть свысока.
Новые соседи выглядели не совсем обычно: они были похожи на фотомоделей или манекенщиц. В недавнем прошлом уж точно. Население редакции сначала решило, что они — чьи-то любовницы или жены каких-то богатеев, от скуки решившие побаловаться бизнесом на деньги своих любимых или не очень любимых супругов. Через некоторое время к ним зачастили другие девушки модельной или почти модельной внешности. И это уже всерьез заинтересовало редакционный коллектив.
Илья впервые зашел к соседкам, твердо веря, что им движет исключительно профессиональный интерес. Одну из них — стройную высокую девушку с короткими светлыми волосами — звали Марина. Кроме того, что у нее было более приятное, чем у подруги, лицо, она была еще и обладательницей роскошного бюста, что замечательно сочеталось с идеальной фигурой. Впрочем, и фигура, и длинные ноги отличали и вторую девушку, которую звали Катя.