Поющие люди - Александр Образцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальше воевали женщины-солдаты. Их было необычно много в действующей армии. И необычно много их погибло.
Необычно много погибло евреев. Очень многие из погибших евреев были политруками и младшими командирами. Необычно много погибло мордвы. Очень многие из погибших мордвинов были рядовыми. Необычно много погибало и всех остальных. Молодые испанцы гибли за свою новую родину. Немцы, четверо, стали Героями Советского Союза.
Это была война поэтов, композиторов, художников. «И выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую», – писал фронтовой поэт. А неизвестный поэт написал в плену самые, может быть, сильные строки во всей русской литературе:
Я еще вернусь к тебе, Россия,Чтоб услышать шум твоих лесов,Чтоб увидеть реки голубые,Чтоб идти тропой моих отцов.
Такое поэтическое, мягкое восприятие невиданной в истории бойни также было необъяснимым, и именно оно позволяло выжить. Невозможно избавиться от мысли, даже от физического ощущения присутствия здесь, среди нас, образов покинувших землю людей. И если пристально, тихо вслушаться в себя самого, то можно явственно различить по отношению к ним прежде всего чувство долга. Оно не имеет рациональных объяснений. Но имеет вполне ощутимое опять-таки чисто физически чувство удовлетворения, просветления, когда долг памяти бывает исполнен. По отношению к умершим родственникам долг исполняется почти на уровне инстинкта. А общество доказывает право на свое существование именно осознанной необходимостью исполнения своих обязательств перед погибшими за Отечество. Здесь нет, и не может быть никаких исключений – ни национальных, ни идеологических. Поэтому любые, самые малые и непосредственные движения души сообща со всеми создают для страны неоценимые богатства.
Наш город в центре и в старых районах почти не изменился в этом столетии. И наши улицы, набережные, дома помнят всех тех, кто жил здесь, смеялся, пел песни. Еще совсем недавно триста двадцать тысяч молодых людей ходили Невским, на трамваях проносились Охтой, засыпали в белые ночи с окнами, открытыми на Фонтанку. Потом в несколько дней они пришли на призывные пункты, получили обмундирование и оружие, сели на поезда и уехали из города, чтобы никогда сюда не вернуться. Все они погибли. Все. До одного.
Сегодня они собрались вместе, впервые. При жизни они и представить себе не могли, что их может объединить.
Их объединила гибель на поле боя за Родину.
Принято думать, что погибших чтут и помнят их дети. Но если они есть, дети. А если нет? Кому передали свой опыт жертвенной гибели ребята 1923 года рождения, которых осталось в живых после войны только три процента?
Как ни печально, именно «молодые, необученные», призванные в первые месяцы и брошенные в громадные дыры разрывов стратегической обороны на почти поголовную гибель – именно они своею безымянностью и ребяческим непониманием близкой смерти дают памяти о войне самую высокую и чистую крепость спирта. Именно их, не целованных и в жизни ни с кем не дравшихся мамкиных сынков, выискивает глаз из списка погибших и смаргивает внезапно подступившие слезы – кто их вспомнит?..
Может быть, книга памяти – это возможность для погибших в войну все-таки выжить? Может быть, чей-то взгляд на строчки коротенькой жизни – это рука, выхватывающая человека из небытия? А иначе: зачем людям литература, красивые здания, фотографии, женские улыбки на полустанках, поляны одуванчиков, муравьиные процессии на дне окопа, песня «Ночь коротка, спят облака…», далекий гул танковых моторов, от которого останавливается кровь и последнее письмо из дома в нагрудном кармане?..
Ночь памяти светла.
«Я иду искать…»
Лучшие мозги – в ВПК,
чистые руки – в КГБ,
самые тупые – в Политбюро или в Думе,
самые лживые – в церкви и литературе,
самые некрасивые – в кино,
самые преступные – в МВД,
самые слабые – в армии,
самые слепые – на таможне,
самые глухие – в местных органах власти,
самые вороватые – в банках,
самые несчастные – дети,
самые нищие – старики,
самые богатые – неизвестно кто,
самые терпеливые – жертвы стихийных бедствий,
самые честные – невинно осужденные,
самые мрачные – юмористы,
самые авторитетные – дикторы,
самые смешные – покинутые,
самые отзывчивые – проститутки,
самые родные – собаки,
самые загадочные – в правительстве,
самые работящие – рэкетиры,
самые безвестные – изобретатели,
самые скучные – праведники,
но весь народ един в своей непоколебимой вере в одного человека, который за одну минуту все это аккуратно перевернет с головы на ноги.
Ключ
Ветер имеет право дуть, вода – течь, я – думать.
1. Мысли вдруг
Труднее всего доказать что-то самому себе.
Надо искать доказательства, не требующие доказательств.
Если человечество – единый организм, то Соединённые Штаты – голова, Германия и Япония – две руки, Англия – слух, Италия – голос, Испания – осанка, Китай – спина, Африка – пол, Франция – сердце, Россия – душа, Турция – воинственность, Египет – живот (женский), Индия – грудь (женская), Польша – глаза, Скандинавия – ноги, Украина – тембр, Канада – кожа, Бразилия – спина и ниже (всё – женское), Греция – родина, Персия – нега, Тибет – дыхание, Израиль – юмор. И т. д.
Нетерпимость – тот же джинн. Загнать его обратно в бутылку можно только обманом.
Когда человек смешон, он не страшен.
В России всё или покупается за копейку или не покупается вообще, ни за какие деньги.
Почему-то порядочность воспринимается сама собой разумеющейся, а бесчестность поражает. Хотя сама жизнь даёт иные уроки. Но они не усваиваются.
Старость – это когда нужные волосы выпадают, а ненужные – растут. Когда появляется лишняя кожа, но худшего качества. Когда кажется, что ты жив, и похоже, что ничего не болит.
Если вас стошнит, не обессудьте – в городе сегодня мор.
Народы, живущие у моря, почище. А те, что в горах, в лесах да в степях – те воняют.
Только глупец мечтает завоевать пространства. Умный человек вжимается в точку, в ничто. Ибо только так можно быть всем и везде.
Большая голова мозгам покоя не дает.
С нижней ступеньки невысоко падать.
Трудно быть очаровательной женщиной. Даже в носу неприлично поковыряться.
Величина писателя определяется тем, насколько далеко он может отвязаться от традиции и морали, сохранив центральное место.
Человек, продолжающий расти после 30, 40, 50 и даже 60, 70 лет может достичь громадных, немыслимых очертаний.
От семьи не останется и следа, если сын вообще никуда не пойдет.
Семья останется на прежнем месте, если сын пойдет путем отца.
Семья двинется вперед, если сын начнет в середине пути отца.
Семья помчится вперед, если сын начнет там, где отец остановился.
Семья взлетит в небеса, если сын убьет отца.
В одном болоте живут лягушки и цапли, щуки и селезни. Такова Россия. Но вот хозяевами болота становятся все-таки жабы.
У литературы есть одно преимущество перед прочими продуктами цивилизации – иногда она не портится, не снашивается, не ржавеет.
Воспоминание или удачная мысль встряхивают чисто физиологически, меняют давление, температуру, пульс. Значит, есть центр оценки мыслей. Где он? Кто он? Зачем он? И когда?
Самцы, теряя привлекательность, необъяснимо теряют и потенцию. Природа, как ловкий хозяин, отсекает лишние способности.
В двадцатом веке женщину рассекретили, выставили на обозрение. Она взбесилась. Было много крови.
У писателя, который не расписался, есть как бы тромб. Когда он рассасывается, писатель становится похож на бога.
Современный человек живет беззаботно, надеясь на загробную жизнь, в которую не верит.
У человека есть только один враг – в нем самом. Это лживое, сластолюбивое, мелочное, завистливое, злобное существо. Оно так и ждет, что человек бросится на кого-то во вне, чтобы подчинить его себе. Сатана – внутри нас. Как и Бог.
Азиатская черта – воодушевление. Против этого на Западе нет оружия. С первыми лучами солнца – вперед, на Запад! И ведь, в сущности, никакой мистики: физика, география, биология и только.