Речитатив - Анатолий Постолов

– К сожалению, слышит и на полном серьезе с ними общается. Современная медицина почти единогласна в определении природы такого явления. Голоса оттуда – это несомненный признак шизофрении. Говорить о нюансах я не берусь, но…

– Но ведь он не сумасшедший.

– Нет, конечно. До определенного момента. Все зависит от того, насколько глубоко он затянут в свои диалоги с духами. Карл Юнг тоже обладал такой способностью. Он слышал голоса и воспринимал их как нечто данное свыше, как божественный дар, благодаря чему он контактировал с миром коллективного бессознательного, что не могло не привести к глубоким разногласиям и в конечном счете к разрыву Юнга с Фрейдом, который всей этой метафизики боялся как огня, полагая, что она делает науку зависимой от религии. Но простого объяснения здесь нет. Голоса «оттуда» могут слышать либо люди гениальные, либо шизофреники. К какой категории отнести Варшавского – я пока не знаю…

Он обхватил ее талию, и его руки скользящими движениями стали спускаться к лобку, и ниже – в теплое волнующее море промежности… Виола застонала и положила свои ладони сверху, усиливая это мощное проникновение.

– Ты такая упругая, и ты так вкусно пахнешь, беби… – зашептал он ей на ухо. – Хоть тебя и назвали прекрасной дамой, но пахнешь ты гоночным автомобилем, у которого на виражах дымятся колеса…

– Это рецина! – расхохоталась Виола. – Я выпила целый стакан или даже полтора. Кстати, ты был очень невежлив по отношению к Варшавскому. Мог бы заранее купить нормальное вино… Каберне, например, и не дразнить пожилого человека.

– Какой же он пожилой? Ему на вид лет сорок пять, он мой ровесник, если не моложе меня.

– Волик уверял, что ему пятьдесят три года.

– Ты шутишь! Вот так номер. Это меняет всю картину. Мужчины после пятидесяти, как показывает практика, полностью теряют чувство стыда. Они понимают, что надо брать от жизни всё, что еще не добрали. То-то он расшаркался. В нем взыграла польская кровь: «Целуем ручки… Пьенкна пани…»

– Жюленыш! Ты ревнуешь…

– Ни на йоту не ревную.

– Врешь!

– Меня пан Варшавский просто раздражает своей позой. Властелин человеческих судеб. Война началась чуть ли не по его команде, а Нострадамус здесь вроде джокера в карточной колоде… Выпал Варшавскому джокер – вот и расклад меняется в зависимости от того, кем ты этого джокера назначишь: королем или шестеркой…

– А что если у него эта способность слышать голоса той же природы, что у Юнга.

– Не знаю… не знаю. И с чувством юмора у него тоже не очень… Играет роль библейского пророка…

Виола чуть наклонила голову, Юлиан нежно зарычал и, оскалив зубы, стал покусывать ее шею… В его рычание незаметно проникла знойная гармония африканского сафари, и он, подражая Армстронгу, хрипло пропел: «Let's do it, baby, let's fall in love…» [5] . Затем, не меняя тембра голоса, он хищно зашептал ей на ухо:

– Не отдам тебя льву из варшавского зоопарка. Идем трахаться в прерии. На свободу! – он начал расстегивать пуговички на ее блузке.

– Ты меня щекочешь. Иди ложись, я сейчас приду – только в душе сполоснусь.

– К черту душ. Хочу тебя взять такой вот, пахнущей жженой резиной и потом…

Треугольник

Юлиан взял с прикроватной тумбочки бутылку с водой, сделал несколько жадных глотков и протянул бутылку Виоле. Он ощущал в теле приятную пустоту сосуда, готового наполниться вновь горячей дрожью гормона. Предчувствие коитуса зарождается, как вибрация в рельсах, созданная мощной тягой локомотива за несколько секунд до его появления из черной дыры тоннеля. И внезапно рвущийся к небу рев в басовом регистре резко меняет окружающий пейзаж, поднимая в воздух стаи птиц с нотных станов провисших проводов.

– Интересно, догадывается ли мессир Варшавский, чем мы с тобой только что занимались? Если он настоящий провидец и сейчас сидит на коврике погруженный в очередную асану, то он должен понимать, что мы не юные пионеры, думающие как бы приспособить путаные мысли Нострадамуса к делу победы над классовым врагом. Мне кажется, он должен зубами скрипеть, увидев, как мы тремся друг о дружку. Да?

Он повернул голову в сторону Виолы, но лица ее не видел в темноте.

– Что-то ты никак от него освободиться не можешь, – сказала Виола. – Он тебе не друг, не враг. Вы поговорили всего пару часов, а ты ему никак не можешь простить его существование.

– Понимаешь, Ключик, у меня возникло странное ощущение, что он очень незаметно, но основательно проникает в нашу жизнь. Я представил себе это как необычный оперный треугольник: Дон Жуан, Донна Анна и Командор.

– Командор – это Варшавский?

– Да.

– Жюль, ты подумай, что говоришь. Командор – отец Анны. У тебя опять идет фрейдистский выверт.

– А разве он не муж? Я, честно говоря, не очень внимательно читал титры, а за итальянской речью, особенно в вокальном воспроизведении, не уследишь, тем более без знания языка.

– Нет-нет. Донна Анна – дочь Командора.

– Допустим. Хотя мне казалось, что у них супружеские отношения. Но даже в этом случае треугольник остается, если говорить о психологическом портрете. Я весь вечер наблюдал за ним… за Варшавским. Он хотел навязать тебе свою опеку учителя над учеником, и одновременно ты у него вызывала совсем другие эмоции, которые он безуспешно пытался скрыть под маской рассудительного гуру… То есть он хотел и одновременно боялся искушения. А как он сегодня смотрел на тебя! Вроде бы так же надменно, как на всех окружающих, но в глазах у него то и дело мелькала какая-то растерянность. Он ведь любит говорить о высокой морали, о нравственном долге… И вдруг эта башня из десяти заповедей начинает давать трещину под давлением неуловимых сил, которые я бы назвал рассеянными лучами женского очарования: мимолетно брошенный взгляд… милая ужимка… закушенная губа… Такие вот пустячки, а он уже ими заарканен… Понимаешь?

– В этом нет ничего странного. Он смотрел на меня так, как смотрят почти все мужчины. Ты ведь не с луны свалился, Жюльен. Меня многие хотят – разве ты не знал? И это для многих вроде назойливого мотива. Они его готовы насвистывать днем и ночью, в надежде, что на их призывный свист женщина обязательно откликнется. Это все типичный мужской шовинизм. Ты себя в этом треугольнике сделал Дон Жуаном, а Варшавского одновременно карающей силой и неутоленным обольстителем, потому что внутренне тебе приятен такой расклад. Ты и здесь все строишь по законам психоанализа. И еще мне кажется, ты боишься Варшавского, а мне это обидно, потому что ты – мой мужчина, слышишь? И меня никакие другие варианты не устраивают.

Она зажгла ночник и села на кровати, подтянув колени к подбородку.

– Посмотри на меня. Что ты видишь?

– Вижу молодую цветущую женщину, которая отдалась мне по полной программе и, если я не просчитался, кончила пять раз.

Виола расхохоталась.

– Ты считал? Обычно это делают бабы и бывают счастливы, когда сбиваются со счета. Ты, Жюлька, очень на себе сконцентрирован и очень при этом ревнив. Прямо Отелло какой-то. Запомни, ревность для психолога – это плохой советчик. А насчет молодой цветущей женщины – спасибо, но и ты мужичок в самом соку, я тебе это много раз говорила. Только ревнив не по делу…

– Да, я ревнив, черт меня дери! Я ревнив, но это происходит, потому что ты того стоишь. Ты архисексуальна. Любой твой жест приобретает окраску соблазна. Ты тряхнешь гривой, и уровень тестостерона в округе тут же подпрыгивает.

– Ах, бедняжка, будто тебе нечем тряхнуть.

– Чем я могу тряхнуть… разве что стариной.

– Дурак ты у меня, – сказала Виола, обнимая его и ложась на него сверху. И вот тебе совет: никогда не занимайся подсчетом своих побед и не спрашивай женщину, сколько раз она кончила и кончила ли вообще. Правду вряд ли узнаешь. На самом деле я кончила сегодня два раза, а еще несколько раз была очень близко, но немножко переигрывала, чтобы тебе потрафить. Понял?

Типун

В понедельник утром машина Виолы не завелась.

«Сглазил, черт!» – сквозь зубы выдавил Юлиан. Он срочно вызвал буксир, и машину отволокли к механику. Юлиану пришлось везти Виолу на работу на своем красном «мустанге». Пока они тащились в трафике по Пятому фривею, Юлиану мерещился Варшавский в белом хитоне, сидящий в позе лотоса и монотонно бубнящий одну и ту же сутру: «Проверьте приводной ремень и поменяйте аккумулятор». С облегчением он вздохнул только через пару часов, когда ему позвонил механик и сказал, что нарушился контакт аккумуляторной клеммы….

– А сам аккумулятор в порядке, менять не надо? – осторожно спросил Юлиан.

– Аккумулятор в норме, – ответил механик.

– А ремень ты проверил, не свистит?

– Уже не свистит, – успокоил механик. – Туда, видно, песочек попал, я побрызгал аэрозолем, мотор крутится как новенький.

– Первый прокол неуязвимого Козлевича, – с удовольствием объявил Юлиан Виоле в тот же вечер. – Аккумулятор в полном ажуре.