Ее город - Чи Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Современная молодежь ничего не понимает. Они даже собственного происхождения не помнят и не знают чувства меры ни в словах, ни в делах! Прадед Сун Цзянтао был одним из акционеров первой в Ханькоу гидроэнергетической компании. Отец Сун Цзянтао задолго до освобождения руководил почтовым отделением на улице Цзянханьлу. Что это за почтовое отделение? Скромность не позволяет сказать, что оно — первое во всем Китае, но со всей уверенностью можно заявить: второго такого нет. В нем занимались не только обычными почтовыми пересылками. В этом отделении открыли прилавок, с которого торговали популярными журналами, газетами и книгами. Здесь были представлены самые крупные издательства и самые именитые писатели того времени — например, Шэнь Цзюньжу, Ли Гунпу, Цзоу Таофэнь, Цюй Цюбай и даже восходящая звезда Мао Цзэдун[18]. Причина, по которой Ханькоу стал Ханькоу и водонапорная башня выросла буквально из озера, заключалась в том, что предки сестрицы Ми и ее супруга, как и многие другие жители, вложили капиталы, накопленные их семьями в течение нескольких поколений, в запуск электрических станций и маслобойных компаний, в строительство водонапорных башен, а также отдали на возведение кварталов типа Ляньбаоли, Юнканли, Юншоули, Гэнсиньли, формируя тем самым инфраструктуру города. Именно они создавали самую продвинутую городскую культуру. И тем самым заслужили глубокое доверие жителей — от первого поколения, основавшего город.
Неоднократные войны, революции, переделы и перестройки травмировали город, а потом оставили его гнить, и теперь центр приходит в упадок. Упадок чувствуется во всем — в каждой разрушенной стене, в каждой покосившейся и облупившейся ограде, в сточных водах и в черной копоти. Но ничего не поделать — цветы всегда опадают[19]. Однако люди — это не вещи! Люди будут и дальше жить тут, поколение за поколением; их чувствам и эмоциям нельзя положить конец. Пока остается хоть один закоулок на Шуйтацзе, пока стоит хотя бы последний столб в квартале Ляньбаоли, сохраняется и безоговорочное доверие среди местных, передающееся из поколения в поколение. Это чувство долга и взаимная честность. Если вы одолжите ложку поваренной соли, то вам придется вернуть миску соленых огурцов. Это духовный и эмоциональный союз между людьми. Благодаря ему в итоге восстановят здания и улицы. Страшно утратить подобное ощущение — ведь тогда соседи станут безответственными, прекратят сопереживать друг другу и забудут о принципах. Потому и сестрица Ми не могла безответственно вести себя здесь, на Шуйтацзе, в квартале Ляньбаоли, в городе, который строили многие поколения ее предков!
А вот Фэн Чунь этого не понимала. Она покладистая — такое редко сейчас встретишь среди молодежи. Но ей еще предстояло понять историю города, местные традиции и обычаи, и это тернистый путь. Разве могла Фэн Чунь узнать о них, пока училась в школе и университете, а затем бегала в своем зауженном костюмчике по офису, делала копии, отвечала на телефонные звонки, отправляла факсы и электронные письма? Поэтому сейчас сестрице Ми следовало проявить решимость и мужество, чтобы навести порядок. Сестрица Ми, сидевшая на лестнице, выпрямилась и авторитетно нависла над Фэн Чунь. Голос ее звучал тихо, как шепот, но слова оглушали. Она объявила Фэн Чунь:
— С завтрашнего дня на работу приходить не нужно!
Это было как гром среди ясного неба. Фэн Чунь ненадолго утратила дар речи.
— Почему?
— Потому что!
— Я ведь ничего не сделала!
— Когда сделаешь, поздно будет!
— В смысле?
— Все ты понимаешь!
— Нет!
— Достаточно того, что понимаешь главное: ты уволена!
— Сестрица Ми…
— Не упрашивай меня. Бесполезно. Последнее слово остается за мной, и я не передумаю! В любом случае твой спектакль не мог длиться слишком долго. Все, иди домой, пора спать. Отныне мы останемся добрыми соседками. Забегай в гости, просто так.
С этими словами сестрица Ми схватилась за перила. Она широко зевнула и потом хлопнула себя по губам, будто затыкала себе рот. Она действительно очень устала.
Фэн Чунь не ожидала от сестрицы Ми подобной бессердечности. Это невыносимо. Фэн Чунь протянула руку, чтобы загородить ей дорогу, и, дрожа от гнева, произнесла:
— Ты! Почему ты так говоришь?! Да, я сначала умоляла тебя взять меня на работу, но ведь я выполняю все, что ты требуешь. Ты относишься ко мне как к младшей сестре, твоя свекровь тоже обращается со мной как с родной, и я благодарна вам от всего сердца. Но что я сделала не так? В чем я тебя подвела? Я уважаю тебя, защищаю твои интересы, работаю наравне с другими девочками и даже лучше. Ты же знаешь, что клиенты возвращаются ко мне чаще, чем к другим. Сегодня ты разве потерпела убытки?! Нет! Наоборот, выгадала! Ты же сама только что говорила, что купюра невинна, будто младенец! И вдруг такое выкидываешь! Отвернулась от меня быстрее, чем страницу книги перелистнула. Почему ты мне сразу не сказала, чтобы я убиралась восвояси? А я вот что отвечу: никуда я не уберусь! Временных сотрудников тоже защищает трудовое законодательство!
Разумеется, сестрица Ми ожидала подобного выплеска. Пускай! Она устало опустила подбородок и холодно посмотрела на Фэн Чунь. Только что слова лились рекой, но внезапно иссякли. Кончились. На какой-то миг земля вдруг ушла из-под ног, мир вокруг закружился. Полумрак подернулся завесой тишины. Слышно было лишь, как из крана в раковине капает вода.
— Все? Закончила? — спросила сестрица Ми.
Фэн Чунь нечего было добавить. В груди клокотала обида.
Сестрица Ми продолжила:
— Ладно. Ты злишься. Твое право. Злись, если хочешь. Я все сказала. Иди домой и ложись спать! Ба-а-ай!
По щекам Фэн Чунь катились крупные слезы отчаяния, но она, не вытирая их, произнесла хриплым голосом:
— Ты можешь еще сильнее злиться, я не смирюсь! Завтра бери палку и выгоняй меня — я буду держаться за дверной косяк и никуда не уйду, пока ты не назовешь мне настоящую причину. Даже когда суд приговаривает подсудимого к смерти, тот понимает за что!
Услышав эти слова, сестрица Ми глубоко вздохнула. Похоже, у нее нет выбора, придется снова вытащить сигареты. Она подумала: «Вот уж правда, для врагов всякая дорога узка!» Она-то считала Фэн Чунь послушной девочкой и не ожидала, что та столь упряма — даже похлеще самой сестрицы Ми. Знай она раньше, разве приняла бы такую на работу?!
Выбора у сестрицы Ми не осталось, поэтому
