Ретт Батлер. Вычеркнутые годы - Татьяна Осипцова

– Тогда идите, – разрешила Кэт. – Я останусь с Бэтси и буду спать.

Лицо Скарлетт озарила гордая улыбка.

– Я говорила тебе, что она особенная? Ты видишь, она может настоять на своем, но и интересы других соблюдает.

– Потрясающий ребенок! – подтвердил Ретт.

В этот вечер в Опере давали «Кармен». Скарлетт наряжалась с особой тщательностью, ведь они с Реттом шли в самый знаменитый театр Европы. Платье из серебристого шелка только сегодня привезли от Ворта. Оно сидело безукоризненно, жемчужный гарнитур украшал точеную шею, веер из страусиных перьев дополнял наряд. Любуясь на себя в зеркало, Скарлетт подозвала Ретта и взяла его под руку. Он встал рядом – высокий, статный. Приталенный фрак подчеркивал мощь широких плеч. Удовлетворенно улыбнувшись, Скарлетт констатировала:

– Мы будем самой красивой парой в театре.

Они оказались на авеню Опера за четверть часа до начала спектакля. Скарлетт не раз проезжала мимо прекрасного здания – истинной жемчужины французской архитектуры. Ретт заметил, что смотрел здесь несколько спектаклей и считает Оперу самым красивым театром в мире.

– Я бывал и в прежней Опере, на Лё Пёлетье, давно, еще во времена, когда Конфедерация боролась за Наше Правое Дело. Должен сказать, то здание ни в какое сравнение с этим дворцом не идет, ни масштабом, ни изысканностью.

– Мне Дублинский театр казался большим, но этот… – опершись на протянутую Реттом руку, Скарлетт сошла с коляски и оглядела обильно украшенный лепниной и скульптурами фасад.

Они вошли под своды блистающего вестибюля. Освещенная сотнями светильников широкая беломраморная лестница раздваивалась, ведя к фойе и ложам театрального зала. Стены и колонны вестибюля переливались мрамором четырех благородных оттенков. Скарлетт так и тянуло повертеть головой и в подробностях рассмотреть окружающее великолепие, но она гордо вскинула подбородок и пока поднималась по лестнице, смотрела лишь прямо перед собой, изредка косясь вниз, чтобы не наступить на шлейф дамы, чей турнюр колыхался в трех футах от нее.

– Откуда у французов деньги на такие огромные театры? – вполголоса поинтересовалась она. – Мрамор, позолота, хрусталь… Интересно, во сколько миллионов он обошелся?

Ретт не смог удержаться от сарказма:

– Ты по-прежнему любишь считать деньги в чужом кошельке. Кажется, газеты упоминали сумму в тридцать миллионов франков золотом.

– О-о! – только и могла выдохнуть Скарлетт.

Вскоре после того, как они разместились в своей ложе, свет в зале стал меркнуть.

Музыка Бизе захватила Скарлетт с первых нот увертюры. Конечно, она не поняла почти ни слова и заставила Ретта в антракте пересказать либретто с программки. Они прогуливались под покрытыми золотистой мозаикой сводами просторного светлого фойе, из окон которого открывался вид на Лувр. Вокруг фланировала нарядная публика. Ловя собственное отражение в многочисленных зеркалах и сравнивая себя с записными парижскими модницами, Скарлетт отметила с некоторым тщеславием, что если она и выделяется в их ряду, то только в лучшую сторону. Атлетическая фигура смуглого седеющего мужчины и миниатюрная, едва ему по плечо, черноволосая красавица явно привлекали внимание в этой толпе.

На обратном пути в гостиницу Скарлетт расспрашивала Ретта о подробностях сюжета, ей хотелось понять все до мелочей.

– За что Кармен арестовали? Она все-таки воровка? Тогда правильно. Не больно-то эта певица похожа на красавицу, ради которой стоит рушить карьеру. А эта ария: ляля-ля-ля, ля-ля-ля-ля… ля-ля… – напела Скарлетт. – Что-то там любовь, ребенок… а потом я не разобрала…

– Любовь – дитя свободы… В том смысле, что любовь свободна, и никакие законы ей не указ. Затем она утверждает, что любит его так сильно, что ему придется сдаться.

– А-а… Так на самом деле она любила его или только притворялась?

– Не понял, – пожал плечами Ретт. – Надо почитать роман. Книжку написал какой-то Проспер Мериме.

– Интересно, есть ли английский перевод?

– Здесь, в Париже, вряд ли. Неужели ты на самом деле заинтересовалась литературой?

– Не так уж мало я прочла. В Баллихаре была большая библиотека, а зимними вечерами что еще делать? Я начала читать, когда болела. Ведь я почти два месяца провела в постели после родов, со скуки умирала. Посмотрев «Травиату» в Дублине, я невольно сравнила первоисточник с оперой. Мы много говорили об этом с Шарлоттой Монтагю. Она начитанная женщина и прослушала кучу опер. Она говорила, что многие романы переиначивают так, что и не узнать. Конечно, в «Травиате» только основные сцены из романа, но главный смысл сохранен, а великолепная музыка усиливает восприятие. А ты как думаешь?

– Согласен, в данном случае опера даже лучше. Не знаю, как с Кармен, но музыка очень хороша. Меня удивляет, что публика была довольно равнодушна, – Ретт обернулся к Скарлетт и заметил с улыбкой: – У тебя появился музыкальный вкус! Помнится, прежде ты любила незатейливые веселые мотивчики. Как насчет похода в заведение, где поют и танцуют под задорную музыку? Это театр совсем другого пошиба.

Спустя два дня вечером Ретт повез ее в варьете Фоли-Бержер на Монмартре.

Скарлетт удивили столики в партере и то, что публика непринужденно болтает, подзывает официантов, выпивает – в то время как на сцене выступают певцы и певицы, танцовщицы и даже фокусники. Пришедшие на представление вели себя совершенно непринужденно, в зале раздавался хохот, а порой и женский визг.

– Кошечка, отчего у тебя такое кислое лицо? – поинтересовался Ретт, с усмешкой наблюдая, как она брезгливо окидывает взглядом зал.

– Эта толпа похожа на «саквояжников», твоих друзей.

– Если мне не изменяет память, – вкрадчиво и ехидно напомнил он, – ты с ними подружилась даже больше меня. Конечно, среди здешней публики вряд ли сыщется хоть один лорд – это не прием в Дублинском замке, – Скарлетт метнула на него сердитый взгляд, и он улыбнулся: – Расслабься и веди себя непринужденно. Хочешь попробовать абсента? Того напитка, что пьет дама за соседним столиком?

Скарлетт обернулась в ту сторону, куда кивнул Ретт. Там сидели мужчина лет тридцати фатоватой внешности и молодая женщина в платье цвета спелой малины с низким вырезом. Слушая своего кавалера, она то и дело отпивала из бокала.

Скарлетт удивленно вскинула брови:

– Разве бывает вино такого цвета?

– Это не вино, а более крепкая штука. Крепче виски.

Она колебалась. Вид напитка не внушал доверия.

– Не бойся, дорогая, помногу его не пьют, и ты не свалишься под стол.

Ретт щелкнул пальцами, подзывая одного из сновавших меж столиками официантов.

– Бутылку самого дорогого вина и абсент, – заказал он.

– Рюмку для дамы? – поинтересовался гарсон.

Ретт кивнул.

Через пару минут им принесли две бутылки: «Шато Брийон» и «Перно Фий». Батлер приказал начать с абсента. Откупорив «Перно», официант налил в большие рюмки понемногу зеленовато-голубой жидкости, поставил на край одной из них ложку-ситечко с кусочком сахара и начал медленно доливать напиток водой. Жидкость помутнела и стала напоминать цветом морскую воду в бурю. Те же манипуляции он проделал со второй рюмкой. Скарлетт с интересом наблюдала.

– Зачем он это делает?

– Чтобы снять горечь и разбавить. Так принято. После я обязательно дам тебе хлебнуть чистого абсента. Ну что, попробуем?

Она сделала осторожный глоток.

– Привкус какой-то травы.

– Первоначально это было лечебной настойкой, снимающей слабость и повышающей аппетит, но потом ее распробовали любители повеселиться. Эффект от абсента совсем иной, чем от прочего спиртного.

Ретт допил свой абсент, откинулся на стуле и достал сигару.

– А теперь взгляни на сцену, кажется, начинается канкан.

Под бравурное вступление выбежали восемь танцовщиц в пышных коротких юбках.

Вначале Скарлетт смотрела с изумлением, но вскоре глаза ее загорелись, и она невольно стала отбивать ногой такт.

Танцорки взмахивали юбками, подолгу прыгали на одной ноге, вскидывая вторую и выставляя на всеобщее обозрение короткие панталоны и подвязки. Неестественным образом задрав ноги, они кружились, сцепившись парами, а то разом наклонялись и задирали юбки, повернувшись к публике задом. Две девицы прошлись колесом по краю сцены и бухнулись на пол так, что, по мнению Скарлетт, должны были получить вывих бедра, но тут же вскочили и продолжали танцевать. Танец был вульгарным, но до чего живым и задорным! Периодически девицы на сцене повизгивали, и разгоряченные напитками зрители вторили им из зала.

По окончании номера публика заревела и зааплодировала. Ретт тоже похлопал, искоса поглядывая на Скарлетт. Она старалась держаться невозмутимо, но в зеленых глазах отражался живейший интерес.

На смену танцоркам на сцену вышел вертлявый мужчина во фраке. Он быстро затараторил, подкрепляя свою речь мимикой и жестами. Публика то и дело прерывала монолог взрывами хохота. Перекинувшись через спинку стула, Ретт немного послушал и вновь обернулся к Скарлетт.